144445.fb2 Волшебник в мире (Волшебник-Бродяга - 4) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

Волшебник в мире (Волшебник-Бродяга - 4) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

***

Майлз, не покладая рук, трудился в дворцовом кабинете - гостиной своих покоев, но отчеты все прибывали и прибывали, и об отдыхе не приходилось и думать. Но вдруг тишину нарушил зычный голос; - Восславьте героя-победителя! Оторвав взгляд от бумаг, Майлз увидел на пороге Жюля, крайне гордого собой. Майлз улыбнулся, вскочил из-за стола и поспешил навстречу другу. - Славлю тебя, герой! Но что за подвиг ты совершил? - Сопроводил Гильду на свидание с Орогору. Поверь, он был очень рад видеть нас. Он там изголодался по вестям из Фиништауна. - Но у него все хорошо? - Хорошо? Да он просто весь исстрадался! Но теперь ему гораздо лучше! - Это что же, новости из дома ему так помогли? - усмехнувшись, спросил Майлз. - И новости из дома, и Гильда. Ты спроси меня, где она сейчас, Майлз. Майлз перестал улыбаться. - Где она? - Осталась у Орогору! Они заговорили о былых временах и снова влюбились друг в дружку по уши! Через месяц собираются сыграть свадьбу! Жюль нахмурился. - Что это у тебя с лицом, парень? Ты что, не понял? Они помолвлены! - Да нет, я все понял! - Странная смесь чувств владела Майлзом. Он радовался тому, что Орогору ему больше не соперник, но его ужасно пугала мысль о том, как эта новость подействует на Килету. - Ни за что на свете ничего не говори ей! - воскликнул он. - Ей? Кому - "ей"? Гильде? Подозреваю, она в курсе. - Да нет! Килете! - Не говорить Килете? Но почему? - Да-да, почему не говорить Килете? В гостиную вошла женщина стройная и такая легкая, воздушная, будто ее принес ветерок. - Этот остолоп считает, что я не должен рассказывать тебе о помолвке Орогору и Гильды, - объявил Жюль, обернувшись к ней. Он недовольно нахмурился. Надо же - его чудесная новость почему-то вызвала драматическую реакцию. Нет, хуже того: Килета, похоже, вообще осталась к этой новости равнодушна. - Правда? - произнесла она с вежливой улыбкой. - Ну, вот и славно! Она подошла к столу Майлза и положила несколько листков бумаги поверх тех, которыми был завален стол. - Отчеты из Четвероранга, Майлз. Дирк сказал, что они тебе нужны. Жюль проворчал: - Похоже, любовь здесь уже никого не интересует. Ладно. Прошу прощения, я устал с дороги и взмок. Пойду к себе. Хотя бы кран с горячей водой ко мне будет благосклоннее. - Большое тебе спасибо за новости, Жюль, - поспешно проговорил Майлз. - Ты просто не представляешь, насколько они важны. - Я-то представляю и очень рад, что это наконец дошло и до тебя. С этими словами бывший король развернулся и вышел из комнаты, уязвленный до глубины души. Майлз обернулся к Килете и взволнованно посмотрел на нее, - Со мной все хорошо, Майлз, - заверила она его. - Всякий, кто знал эту пару, должен был понимать, что рано или поздно это случится. - Но.., но это.., не огорчает тебя? - Огорчает? Нет. - Она изумленно посмотрела на него. - Как же только можно быть таким слепым? Я разлюбила Орогору два года назад! Она впервые призналась, что любила его. - Значит, тебе действительно все равно? - Ну, почему же "все равно"? Я рада за старого друга. Надеюсь, они будут счастливы. Но вдруг ее глаза подернулись слезами. Майлз в один миг оказался рядом с ней и заключил ее в объятия. Она прижалась к его груди и проговорила сквозь всхлипывания: - Сама на знаю.., почему.., я плачу.., мне все равно... Он меня больше.., не интересует... - Она подняла заплаканные глаза, глянула на Майлза. - Наверное, я оплакиваю прошлое и то хорошее, что в нем было. Мгновение Майлз печально смотрел на нее, а потом отбросил раздумья и прильнул к ее губам. Поцелуй поначалу был легок и короток, но потом стал глубже и длился удивительно долго. Оторвавшись в конце концов от губ Майлза, потрясенная и обрадованная, Килета облегченно вздохнула и прошептала: - А я думала, что ты никогда этого не сделаешь! - До сегодняшнего дня я не мог осмелиться, - отозвался Майлз. Он гладил ее волосы, устремив взгляд поверх ее головы и чувствуя, как им овладевает сладчайшее из чувств. - Я бы предложил тебе сердце, но ты и так уже владеешь им. - И ты моим, давным-давно, глупышка! Неужели ты не видел, что я разлюбила Орогору и полюбила тебя? - Я слепой, - прошептал он. - Ну, тогда попробуй понять, что это правда, на ощупь, - проговорила Килета и подставила губы для нового поцелуя. Дверь запереть они забыли. Чуть позже мимо проходил Жюль, вымывшийся и переодевшийся. Он остановился у двери, посмотрел на влюбленных, покачал головой и пробормотал что-то невнятное на предмет того, что, видимо, что-то такое носится в воздухе.

***

- Вы хотите, чтобы я занялся.., чем? - вытаращил глаза Майлз. - Руководством работы подполья, - спокойно повторил Гар. - Ты должен следить за всем, что происходит, за тем, кто чем занимается, а если кто-то совершает ошибку, ты должен посылать к нему кого-то, кто эту ошибку исправит. - Мы просим тебя стать главным мятежником, Майлз, - с улыбкой уточнил Дирк. - Мы просим тебя возглавить революцию. Майлз плюхнулся на стул, изумленно глядя на двоих друзей. Хорошо еще, что стул поблизости оказался. Наверное, Гар и Дирк не зря пришли в его кабинет и заговорили с ним неподалеку от письменного стола. Майлз обвел кабинет невидящим взглядом, не замечая ни бархатных штор, ни ковра, ни позолоченных ручек, ни камина, ни изящной, обитой шелком мебели. - Главным мятежником? - онемевшими губами переспросил он. - Да, - подтвердил Гар. - А ты как думаешь, ради чего мы усадили тебя за бумаги? Ради чего ты читаешь отчеты, рассылаешь людей по разным местам, а потом, когда они возвращаются, опрашиваешь их? - Вы меня научили этой работе! - И научили успешно, - отметил Дирк. - Ты готов к этой работе, Майлз, а мы готовы отправиться на поиски других правителей-тиранов, которых надо бы свергнуть. А здесь ты и сам управишься за ближайшие четыре года. - Ты только в обморок не падай, - успокоил Майлза Гар. - Когда дойдет до дела - до настоящей революции - мы вернемся. Майлз задумался, задержал взгляд на одной из бумаг. - Не удивительное ли это совпадение? Тот простой крестьянин, которого вы выбрали себе в проводники, стал тем человеком, которого вы хотите поставить во главе революции? - Никаких совпадений, - фыркнул Дирк. - А ты-то сам как думаешь, почему из всех беглых крестьян на этой планете мы выбрали именно тебя? Как ты думаешь, почему мы тебя не бросили и всюду таскали за собой? - Ты обладаешь умом, необходимым для такой работы, и силой воли, которая поможет тебе удержаться на своем посту, - добавил Гар. - Кроме того, ты достаточно сообразителен для того, чтобы в случае чего принять срочное решение. - Мы научили тебя всему, чему могли, - сказал Дирк. - Ты можешь справиться с работой - и ты действительно единственный человек на этой планете, кто на такое способен. - Я? Безграмотный крестьянин? Чтобы я выступил против Защитника и целого войска? - Ты, - не отступал Дирк, - и еще тысяча подсадных магистратов, не говоря о тех солдатах, которых наши агенты агитируют по двадцать человек в день. Пусть им неведомо слово "революция", пусть они не знают, что мы намереваемся свергнуть Защитника, но они не станут сражаться против тебя. - Только помни о том, что настоящих магистратов надо держать взаперти до победного окончания революции, - предупредил Майлза Гар. - Они большие льстецы и лицемеры, они сумеют убедить тебя в том, что верны вашему делу, но как только очутятся на свободе, тут же предадут вас, вернутся с целым войском и растопчут вас. - И тот магистрат, кому это удастся, на следующий день проснется министром, - добавил Дирк. Майлз кивнул: - Я об этом не забуду. - Тряхнув головой, он воскликнул: - Погодите! Но я ведь даже не сказал еще, что согласен! - Ну, и? - вопросил Дирк, держа руки на бедрах. - Так согласен или нет? - поторопил Майлза Гар. Взгляд Майлза растерянно блуждал. - Сначала мне нужно поговорить с Килетой. Он ругал себя за откровенность, но наверняка Гар и Дирк знали гораздо больше, чем он думал (да и когда бывало иначе?), потому что Дирк только кивнул, а Гар сказал: - Безусловно, обязательно переговори с ней. Килету он встретил, когда она прогуливалась в парке. Неутомимые будущие чиновники, засучив рукава, потрудились на расчистке территории около дворца от лиан и колючих кустов, а затем за дело принялись роботы-садовники, так что теперь возле дворца раскинулся образцово ухоженный парк. Теперь Майлз с Килетой встречались здесь каждый вечер, хотя по целым дням просиживали рядом за письменными столами, - для того чтобы подышать чистым, прохладным воздухом, полюбоваться прудами и клумбами. - Ты что-то тих сегодня, мой милый, - отметила Килета. - Да... У меня.., очень важные новости, Килета, - отозвался Майлз. Он умолк. Килета еле слышно вздохнула и сказала: - Продолжай. - Меня хотят сделать главным мятежником. Они хотят, чтобы я возглавил революцию. - Главным мятежником! О, как это чудесно, Майлз! Килета радостно расцеловала его. Майлз в изумлении обнял ее, поддавшись чувству. Внезапно Килета прервала поцелуй и отстранилась, широко распахнув глаза. - Майлз! Это ведь так опасно! Если тебя поймают, тебя станут пытать, чтобы вытрясти из тебя имена всех остальных! А когда ты проговоришься, тебя четвертуют! При мысли о жутких медленных пытках Майлз содрогнулся, но тут же решительно запретил себе думать об этом. - Я все понимаю, Килета. Я не могу пойти на такой риск, не посоветовавшись с тобой. Понимаешь, я настолько глуп, что думаю: ты беспокоишься за мою жизнь, наши жизни отныне связаны. - Глуп! О нет, дурачок, нет! Ты теперь и есть моя жизнь! - Испуг словно испарился, и улыбка ее стала подобна утренней заре. - Ну, успокойся. Мы с тобой знали, что рискуем жизнью. Не только мы - все остальные тоже. Если нас схватят шпионы Защитника, нас всех будут пытать и повесят, но назад дороги нет. Майлз нахмурился, впервые задумавшись об этом. - Нет. Это точно. Даже если бы я вернулся в родную деревню и сказал магистрату, что ты - моя невеста, он бы все равно назначил мне жестокую порку и каторжные работы и не дал бы нам пожениться, дабы показать, что никто не имеет права противиться воле Защитника. - Майлз поежился. - Нет, уж лучше настоящая смерть, чем смерть при жизни. - И для меня тоже, - тихо проговорила Килета. - А убить нас можно только однажды. - Вот это верно! - И Майлз улыбнулся любимой, в который раз убедившись в том, какая она неповторимая, единственная. - Но гораздо больше, чем за себя, я боюсь за тебя, Килета. В конце концов, ведь это я тебя втянул в эту заварушку. - Я сама в эту заварушку втянулась, - уверенно возразила Килета. Или вернее было бы сказать - наткнулась на нее, когда той жуткой ночью встретилась с тобой, Гаром и Дирком. Но я предпочла остаться. И теперь тоже предпочитаю остаться. - Что ж, я рад, - сказал Майлз. - Но ведь ты бы не сделала этого, если бы не было меня. - А я думала, ты этого никогда не поймешь, - прошептала она и еще крепче прижалась к нему. Майлз мгновение не мог сообразить, в чем дело, но потом смысл последних слов Килеты стал ему ясен, и он обнял ее и поцеловал. Когда они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться, он прошептал: - Я люблю тебя, Килета. - Ты мне это уже говорил, - отозвалась она. - Но теперь ты наконец веришь, что я тоже люблю тебя? Майлз улыбнулся. Радость охватила его. - Я мог только надеяться на это, - сказал он, - но никогда не верил. - Так поверь же! - воскликнула она, прильнула к его груди и закрыла глаза. - Как же мне заставить тебя поверить в это? Майлз вновь поцеловал ее и, улыбаясь, оторвался от ее губ. - Выходи за меня замуж, и тогда я поверю, что ты любишь меня. Килета притворно тяжко вздохнула. - Как же далеко я должна зайти, чтобы ты увидел то, что у тебя перед глазами! Что ж, если я должна выйти за тебя для того, чтобы ты мне поверил, я согласна. Майлз радостно вскрикнул и снова поцеловал Килету. Отстранившись, он проговорил: - Но я не попросил твоей руки, как полагается. - Опустившись на одно колено, он спросил: - Ты согласна стать моей женой, Килета? Она шутливо потрепала его за ухо. - Да, дурачок! - И добавила нежно: - Да, мой прекрасный, самый красивый мужчина на свете, я согласна стать твоей женой. И они снова слились в поцелуе, но вдруг Килета оттолкнула Майлза, неожиданно став серьезной. - Но не раньше того дня, когда мы либо выиграем, либо проиграем, Майлз. Было бы ужасно родить детей, чтобы потом увидеть, как их пережевывают железные клыки власти Защитника. - Она нахмурилась и озабоченно спросила: - Ты ведь не против того, чтобы у нас были дети? - Совсем не против, - выдохнул Майлз. На этот раз их поцелуй был еще дольше. Но когда Майлз поднял голову, тень тревоги легла на его лицо. - Я не сказал Дирку и Гару о том, что я - не единственный, кому известно местонахождение всех мятежников и их имена. Я очень боюсь за тебя, любовь моя. - Что ж. - Килета обняла его и положила голову ему на плечо. - Если так, то тебе придется изо всех сил заботиться обо мне. - О, конечно, - улыбнулся Майлз и приподнял пальцем ее подбородок. Я с тебя глаз не спущу, любимая. - Согласна, - сказала она. - По крайней мере - по ночам не спускай с меня глаз.

***

Неделю спустя Килета стояла рядом с Майлзом на вершине холма в предрассветных сумерках, гадая, чего ждут Дирк и Гар. Однако вежливость не позволяла ей спросить у них об этом. - Как вы ведете записи? - еще раз поинтересовался Гар. - Чернилами, которые исчезают, если их смочить водой, - терпеливо ответила Килета. - На всякий случай мы держим поблизости чан с водой, чтобы побросать туда все бумаги, если наши дозорные донесут нам, что приближается вражеское войско. - Постарайтесь внедриться и в ряды тайной полиции, если получится, в десятый раз напомнил Дирк. - Постараемся, если мы найдем этих шпионов, - пообещал Майлз, с трудом сдерживая волнение. - Вы просто не представляете себе, как мне жаль прощаться с вами и как я буду рад, когда вы вернетесь! - Спасибо, - тепло улыбнулся Гар. - Но если честно, мы вам больше не нужны. Теперь революция пойдет как бы сама по себе. Это похоже на камень, который столкнули с вершины горы. Если его никто не остановит, то он разрушит замок, стоящий у подножия. - Да, камень, катящийся так быстро, остановить будет ой как трудно, подхватил Дирк. - Особенно если учесть, что на Пути к подножию он вырастает. - Прощайте. - Гар склонился и обнял Майлза, потом - Килету. Когда он выпрямился, глаза его были чуть-чуть печальны. - До свидания, - поправила его Килета. - До встречи, до того дня, когда вы к нам вернетесь! - Будем живы - вернемся, - пообещал Дирк. - А мы помирать не собираемся. А теперь ступайте, а мы подождем нашу.., повозку. - Ступайте, - эхом повторил Гар и улыбнулся. Майлз взял Килету за руку. Они повернулись и пошли вниз по склону холма. Они ничего не видели и не слышали, но когда спустились к подножию, что-то заставило их обернуться. И они увидели громадный золотой диск, парящий над вершиной холма. Дирк и Гар поднялись к нему по наклонному помосту и вскоре исчезли внутри. Помост втянулся в прорезь на краю диска, диск взлетел. Майлз и Килета провожали его взглядами, пока он не скрылся из глаз. - Теперь я верю, что наши предки прилетели с другой звезды, прошептал Майлз. Килета поежилась и отвернулась. - Пойдем, любимый. Нам нужно свергнуть Защитника.

Глава 17

Она помнила, что была леди Риджорой, и во снах до сих пор была ею, но при свете дня становилась простушкой Бесс. Самой настоящей простушкой! Вместо красоты, которую ей показывало зеркало леди Риджоры - дивный овал лица, большие голубые глаза, длинные ресницы, белая кожа, грива золотистых кудрей, - теперь она видела круглую мордашку, близко посаженные карие глазки, прыщавые щеки, прямые жидкие каштановые волосы. Жирок, правда, сошел после занятий по рукопашному бою под руководством Дирка и вследствие диеты, назначенной Хранителем. Бесс сохранила горделивую осанку и легкую походку. Она по-прежнему владела речью благородной дамы, руки не забыли изящных жестов, которыми следовало сопровождать беседы, помнила она и как пользоваться всевозможными столовыми приборами во время пиршественных торжеств. Более того: она помнила и как строить глазки, как смотреть искоса, как склонять голову и изображать трепет ресниц - помнила настолько хорошо, что ей даже не приходилось обо всем этом задумываться. Однако существовали вещи и менее явные, которые следовало скрывать, знания из области литературы, почерпнутые от Хранителя во времена после выздоровления, уроки Гара и Дирка - история, юриспруденция, социология, психология. Эти знания следовало таить, однако ими можно было изредка пользоваться, чтобы время от времени задавать вопросы, оживлявшие беседу, и Бесс узнавала гораздо больше и быстрее именно благодаря таким вопросам. Женщины-горожанки поглядывали на нее подозрительно, когда она вышагивала по главной улице с корзинкой в руке. Она не раз слышала шепоток: - Кем она, интересно знать, себя возомнила, что так нос задирает? Ответ был готов сорваться с ее губ: "Я - леди Риджора, презренная крестьянка! Ты забываешься!" Однако она вовремя прикусывала язык, только еще выше запрокидывала голову в ответ и получала новую порцию сварливого шептания вслед. "По крайней мере я привлекаю внимание", - думала она, но сердце ее при этом уходило в пятки. О да, она стремилась привлечь к себе внимание, но что же она станет делать, когда это произойдет? Мужчина в военной форме с жезлом стражника остановился рядом с ней, лицо его хранило нарочитое равнодушие. - Добрый день, девушка. - Добрый день, стражник, - отвечала она, и сердце ее забилось так часто, что казалось, сейчас выскочит из груди. - Покажи-ка мне свой пропуск. Стражник протянул руку. - Сейчас-сейчас. - Она сунула руку в корзинку и вынула бумагу. Сердце ее бешено колотилось, хотя она изо всех сил старалась спокойно улыбаться. Первое испытание - выдержат ли проверку ее фальшивые документы. Правда, их изготовил сам Хранитель и выдал через прорезь в стене. Он заверил Бесс, что бумаги списаны с самых настоящих, взятых у одного странника пять лет назад, но ведь за пять лет многое могло измениться! Да и сама она тоже! Но бумаги, похоже, выдержали проверку. Стражник с минуту читал их и удовлетворенно кивал. - Стало быть, ты - Бесс из деревни Милорга и пришла навестить своих родственников. - Оторвав взгляд от бумаг, он нахмурился. - Но твой магистрат не пишет, зачем ты их ищешь. Ты хочешь жить вместе с ними? От Бесс не укрылся опасный блеск глаз стражника. Ведь в его обязанности входило выслеживать холостых мужчин и незамужних женщин, которым по возрасту полагалось вступить в брак. А она и сама имела те же самые намерения, вот только в качестве будущего спутника жизни представляла совсем не того человека, о котором, похоже, думал стражник. - Нет, господин стражник. Просто моя бабушка только в этом месяце узнала, что ее сын жив и, быть может, женился после того, как отслужил в войске Защитника. Стражник напрягся. Солдаты войска Защитника, даже демобилизованные, пользовались большим почтением. - Бабуся стара и немощна, - продолжала Бесс, - и мечтает повидать внучат, если они у нее есть. Мамочка осталась ухаживать за старушкой, а меня послали разыскивать родню. - Доброе дело, - с уважением проговорил стражник. - Но зачем ты отправилась сюда, к нам, в Гристер? - Моя бабушка помнила, что этот городок был последним местом службы моего дяди, - пояснила Бесс. - И она надеется, что его семейство и сейчас живет здесь. Но если я тут никого не найду, может, хоть спрошу у кого-нибудь, куда они переехали. - Так ты говоришь, он служил здесь... - Стражник выпятил нижнюю губу и задумался. - Стало быть, он был приписан к гвардии шерифа? - Да, господин, но его шериф послал его командовать стражей магистрата этого городка. - А-а-а, такое часто бывает, когда магистрат новенький и только-только приступил к службе на новом посту, - кивнул стражник. - Вот и сейчас нами командует как раз такой офицер, посланный шерифом, потому как наш новый магистрат - молодой совсем, недавно к нам прибыл. Как он ни старался, в голосе его прозвучала снисходительность. Сердце у Бесс екнуло. Она очень хорошо знала, что магистрат здешний самый что ни на есть новоиспеченный, что он очень молод - ему лет двадцать пять. На самом деле именно поэтому Майлз и послал ее сюда. - А как звать твоего двоюродного деда? - поинтересовался стражник. К этому вопросу Бесс была готова - она была готова к любому вопросу относительно ее семейства. - Реймонд, господин. Из Милорги. Стражник покачал головой и сдвинул брови. - Это имя мне незнакомо, а я тут всю жизнь прожил. Можно поспрашивать, но сильно сомневаюсь, чтобы его тут помнили. Думаю, девушка, лучше тебе пойти в суд. Может, молодой магистрат Керрен согласится порыться в книгах, да, глядишь, найдет какую запись. - Спасибо вам, господин, - сказала Бесс и вздохнула. - Если честно, я и не ждала, что найду здесь свою родню. Но, быть может, все-таки узнаю, где они теперь. - Наверное, искать тебе придется долго, много деревень обойдешь, - с сочувствием проговорил стражник. - Пойдем, девушка. Я отведу тебя к магистрату. Бесс охотно пошла с ним - на самом деле очень охотно. Она не была обязана выходить замуж за молодого магистрата - Майлз ясно сказал, что этого не вправе требовать ни от кого из женщин. Но если у него не слишком отталкивающая внешность, если она сможет заставить себя выйти замуж без любви, она могла бы многим помочь общему делу. Майлз не забыл напомнить Бесс и о том, что ее брак должен длиться ровно столько, сколько положено браку магистрата, а Хранитель и Дирк преподали всем женщинам уроки того, как не забеременеть, если этого не хочешь. Если не хочешь. Но Бесс очень хотела. Чего ей еще было ждать от жизни теперь, когда Волшебник пробудил ее от сладчайшего сна? Только миг она гневалась на него за то, что он вырвал ее из объятий прекрасного безумия, но гнев унялся. Бесс поняла, что если будет злиться, пестовать собственную обиду, этим добьется только того, что разрушит себя. Она вернулась к реальной жизни и должна была постараться сделать эту жизнь как можно лучше. К тому же не она первая выходила замуж не по любви. Она не была девственницей - романы и любовные игры среди мнимых придворных были самыми настоящими, и она охотно пускалась в приключения. Между тем мысль о предстоящем замужестве волновала ее, но и пугала. Помимо всего прочего магистрат был молод. Она должна была стать его первой женой, а если революция победит - быть может, и единственной. Если он ей понравится.

***

Вновь пришла весна. Деревья вокруг ратуши в Гринторпе буйно цвели, а в открытые ворота толпами валили празднично наряженные жители городка, затем выстраиваясь по обе стороны от дверей. Играли музыканты, звучали виолы, гамбы и лютни. Флейта, гобой и фагот придавали мелодии более глубокое звучание. Бейлиф и самые богатые купцы в дорогих нарядах стояли по левую руку от дверей ратуши. По правую руку разместились главы гильдий ремесленников. Одеты они были более скромно, однако из-за того, что на груди их сверкали цепи - символы высокого положения, выглядели они ничуть не менее величественно, чем купцы. Оркестр ненадолго смолк, а потом заиграл громче. Зазвучал торжественный марш, и в дверях появился Орогору в праздничной бархатной мантии. Сверкавшая на его груди цепь власти затмевала своим блеском все остальные. Толпа взволнованно загомонила. Марш становился все более ритмичным, а его мелодия - все более веселой и живой. Толпа у ворот расступилась, и на дорожке появились шестеро девушек-горожанок в легких светлых платьях. В волосы их были вплетены цветы. За ними шла Гильда в белом подвенечном платье и фате с цветочным венком. Подружки невесты расступились. Гильда пошла между ними. Если и звучал то тут, то там приглушенный завистливый шепоток, жительниц городка можно было простить. В конце концов, любая женщина в возрасте от пятнадцати до пятидесяти лет втайне мечтала выйти замуж за нового магистрата, а вышло так, что его заполучила явившаяся невесть откуда незнакомка. Естественно, Гильде завидовали. Орогору шагнул ей навстречу, протянул руку, и Гильда шагнула на ступень широкого крыльца и встала рядом с ним. Прозвучал торжественный финальный аккорд. Вперед вышел бейлиф, прокашлялся и стукнул жезлом о камень, требуя тишины. - Друзья и соседи! - возгласил он. - Смотрите и слушайте! Совершение обряда бракосочетания - это дело магистрата, но когда в брак вступает сам магистрат, честь проведения церемонии принадлежит бейлифу - и я беру на себя эту честь! Он повернулся к Орогору и Гильде и принялся задавать им бесчисленные вопросы, целью которых было выяснить, действительно ли брачующаяся пара понимает, что ждет ее впереди, и что новобрачные готовы к самому худшему, надеясь при этом на лучшее. Никто не ведал, будет ли брак счастливым, никто не мог этого обещать, ничто не мешало новобрачным просто-напросто зазубрить правильные ответы на вопросы и отвечать, не задумываясь об их смысле, и все же эти вопросы могли заставить призадуматься даже самые горячие головы. Конечно, те церемонии, которые в подобных случаях возглавлял сам магистрат, были намного короче. Наконец все вопросы отзвучали, и бейлиф провозгласил: - Отныне объявляю вас мужем и женой! Орогору приподнял фату Гильды и поцеловал ее. Толпа радостно взревела. Пусть среди горожан затесался какой-то нищий бродяга с лютней, заброшенной за спину, - что ж, одним радостным воплем стало больше, и тем счастливее должен был стать новоиспеченный брачный союз. Оркестр грянул торжественный свадебный марш. Магистрат и его супруга повернулись к толпе горожан, помахали руками и пошли по дорожке к воротам, а оттуда - к расставленным под открытым небом столам, ломившимся от всевозможных угощений и кувшинов с вином и пивом. Всем гостям новобрачные пожимали руки, а стало быть, руки пожать им пришлось всем горожанам до единого, да еще и семействам зажиточных крестьян, обитавших в окрестностях Гринторпа. Когда очередь дошла до бродяги, кто-то из горожан, наиболее зоркий и внимательный, наверное, заметил, что Гильда торопливо чмокнула его в щеку, а магистрат, пожимая ему руку, наклонился и прошептал ему на ухо: - Спасибо, что пришел, Майлз! Как я рад тебя видеть! - Я пришел, чтобы пожелать тебе счастья, Орогору, - отозвался тайный предводитель мятежников. - Что и делаю - от всего сердца! Он крепче пожал руку Орогору и отошел в сторонку. Магистрат, глядя ему вслед, улыбнулся. - Что случилось, муж мой? - негромко спросила Гильда и покраснела. - Думаю, Килета теперь стала намного ближе нашему другу Майлзу, чем мы полагали, - прошептал в ответ Орогору и повернулся, чтобы пожать руку очередному гостю, а Гильда с нескрываемой теплотой проводила взглядом удаляющегося Майлза, Маленький оркестрик заиграл танцевальные мелодии. А когда музыканты выдохлись, за дело принялся волынщик. Пиршество продолжалось до заката, и никто не жалел для пришлого бродяги глотка вина или кусочка угощения, тем более что когда устал и волынщик, бродяга заиграл на лютне. А когда музыканты отдохнули и снова принялись играть, бродяга плясал с городскими девушками, а на то, что в круг вышла какая-то незнакомая женщина и тоже сплясала с бродягой, и вообще никто внимания не обратил. Похоже, это удивило только самого бродягу. Вот так Орогору и Гильда поженились, а Майлз с Киле-той танцевали на их свадьбе. Революции предстояло пройти еще долгий путь, но и той и другой парочке, похоже, предстояло приятное и радостное ожидание окончания этого пути.

***

Попрощавшись с последним из тех, кто жаждал пожелать молодым счастья, Орогору закрыл дверь спальни, обнял Гильду и поцеловал. А потом, отступив на шаг, он сказал: - Помни, мы не обязаны предаваться плотским утехам, если ты не хочешь этого. - Конечно, хочу, - сказала она. - Только потому, что ты - это ты. Но если тебе нужна и еще какая-то причина, не забудь о том, что, не имея от тебя детей, я не буду иметь права на протекцию Защитника после того, как тебя переведут на другое место службы. Хуже того - меня сочтут бесплодной и отправят на пограничные фермы. Хотя, правду говоря, я уже была готова к безбрачию - до того, как приехала в Гринторп. Орогору смущенно проговорил: - Но ведь мы намереваемся сломать всю эту систему и тогда сможем остаться неразлучными всю жизнь! "Или погибнуть в борьбе за это", - подумал он, но вслух этого не сказал, Гильда радостно улыбнулась ему. - Я знаю, - сказала она. Орогору смотрел на нее, пока не понял, что она просто-напросто играет свою роль до конца, а когда понял, то снова улыбнулся. А Гильда рассмеялась и проговорила: - Ну вот, похоже, ты понял правила игры. А теперь поцелуй меня, прекрасный принц. Орогору собирался потратить еще несколько недель на то, чтобы соблазнить ее, но у Гильды планы были гораздо более срочные. Магистрат, с которым познакомилась Дилана, был старше, намного старше, - но и сама Дилана была далеко не девочкой. Из величественной герцогини иллюзорного мирка она превратилась в солидную, хотя и худощавую и угловатую вдову крестьянина, погибшего от рук разбойников вместе с двумя сыновьями - по крайней мере таковой историю Диланы знал магистрат. Они сидели в его кабинете. За окнами пышно зеленел сад и радовал глаз цветами всевозможных оттенков. На фоне окна прекрасно смотрелся богатый письменный стол и деревянные панели. Казалось, бархатная обивка стульев и шторы были изготовлены из этих самых цветов. На миг Дилана задумалась о том, как это удивительно, что в каждой ратуше по всей стране комнаты обставлены одинаково до мелочей. Зачем так делалось, было понятно: это делалось для того, чтобы магистраты повсюду чувствовали себя как дома, переезжая из города в город. И все же знакомая обстановка только приглушала тоску по дому, никогда не позволяя избавиться от нее окончательно. Магистрат просматривал ее бумаги, то кивая, то хмурясь. Дилану ожидала новая жизнь, далекая от перенесенных утрат и от воспоминаний о былых радостях. Он отложил бумаги и вздохнул. - О да, почтенная Дилана. Добро пожаловать к нам. Уверен, тут найдется много людей, которые будут рады воспользоваться твоими познаниями в лечении травами. Дилана прекрасно понимала, что негоже опускать ресницы и искоса поглядывать на магистрата - подобные проявления кокетства совершенно не шли женщине ее возраста. Она опустила голову и уставилась на свои руки, сложенные на коленях. - Магистрат Проксум был очень добр, если написал такое про меня. - Думаю, он воздал тебе по заслугам, - возразил магистрат Горлин. - Я с этим Проксумом лично не знаком, но любой магистрат знает, что хорошо, что дурно. О ком это он, интересно, говорил? О мифическом Проксуме или о себе самом? Дилана понадеялась на лучшее и пролепетала: - Магистрат Проксум еще совсем молодой, господин. - А, так, значит, он еще не способен судить верно до конца? усмехнулся Горлин. - И все же исцеленные люди - это исцеленные люди, досточтимая Дилана. Тут и двадцатилетний не ошибется. - Мое искусство не помогло исцелить моего мужа, - грустно вздохнула Дилана. - И моих сыновей тоже. - Но ты же не смогла поспеть к ним вовремя, - возразил магистрат, склонился и сочувственно коснулся ее руки. - Потери рано или поздно настигают всех нас, досточтимая. Мне, правда, не довелось пережить смерти супруги и детей, однако трое жен и шестеро детишек покинули мою жизнь, ушли из нее столь же неотвратимо, как если бы их забрала могила. Ты ведь знаешь, что нам, магистратам, не позволено даже писать писем бывшим женам? - Знаю, господин, - тихонько пробормотала Дилана и сама удивилась тому, что на глаза набежали слезы. : - Быть может, есть слабое утешение в том, чтобы знать, что они живы и здоровы, но я вижу, что утешение это воистину слабое. Говоря, она старалась вложить в слова все сострадание, на которое только была способна. - И вправду, слабое. - Горлин вздохнул и откинулся на спинку стула. Но мы обязаны жить, почтенная, мы должны трудиться. Слишком многие нуждаются в помощи, которую мы им можем оказать, слишком многим мы можем сделать жизнь лучше, и потому негоже нам страдать в одиночестве, предаваясь тоске по утраченному. - Да, мы должны жить дальше. - Дилана осмелилась поднять глаза. У нее на самом деле сердце заныло от жалости к несчастному магистрату, так страдавшему из-за потери близких. Она дерзнула робко протянуть руку и коснуться его руки. - Вам ли не знать, что жизнь должна продолжаться, когда вы прошли через такое уже трижды? - Я знаю и продолжаю жить, - сказал Горлин, мягко улыбнулся и сжал руку Диланы. - Когда я покинул мою первую супругу, я погрузился в такую тоску, что весь мир вокруг меня помрачнел. Но я предался трудам на новом месте, утешаясь одной лишь верой в то, что людям нужен магистрат. - Конечно, нужен, - негромко проговорила Дилана, трепеща от его прикосновения, от нежности, звучавшей в его голосе. - Ведь есть люди, которых вы защитили от разбойников, есть слабые, которых вы не дали в обиду более сильным и жестоким. Горлин тяжело вздохнул. - Как отрадно поговорить по душам с человеком, который пережил то же, что и ты, и знает об этом по собственному опыту. Дилана зарделась, вновь потупилась и отняла руку. - Есть добродетели, которыми можно обзавестись только на жизненном опыте, магистрат Горлин. - О да, такие добродетели, как понимание и сострадание, - кивнул Горлин и снова взял ее за руку. - Я очень рад тому, что теперь вы будете жить в нашей деревне, почтенная Дилана. - Вы льстите мне, магистрат Горлин. - Что ж, это правда. - Печаль магистрата уступила место улыбке. Именно этого я и хотел. Зовите меня Вильямом, почтенная Дилана. - О, благодарю вас, магис... Вильям, - пролепетала Дилана и изумленно посмотрела на магистрата. На сей раз ресницы ее затрепетали. - Но я не могу назвать вам другого имени. Я просто Дилана. - В таком случае я и буду звать вас просто Диланой, - решил Горлин и погладил ее руку.

***

Ратуша выглядела в точности как та, что стояла в родной деревне Бесс, и это придало ей уверенности и нисколько не удивило. Всякий знал, как должна выглядеть ратуша: большое, квадратное здание, выстроенное из желтого кирпича, с четырехскатной черепичной крышей, а не с соломенной, с настоящими стеклами в больших прямоугольных окнах. Бесс не знала другого: по всей стране в каждом городке, в любой деревушке стояли точно такие же ратуши, и из-за этого казалось, что сила власти присутствует повсюду, что она неуязвима. Стражник провел Бесс в большие двустворчатые двери, и они оказались в просторной прихожей размером пятнадцать на десять футов. Затем стражник повернул направо и вывел девушку через двери поменьше прямо в зал суда. Магистрат восседал за столом на возвышении. Он действительно казался чересчур молодым для работы на таком важном посту. Наверное, атмосфера зала могла бы принизить его, если бы он не хмурил так сурово брови, глядя на каждого из просителей. У Бесс екнуло сердце, но она поняла, что магистрат просто напускает на себя суровость, дабы не показать, как робеет. Стражник указал Бесс на скамью у стены и шепнул: - Боюсь, девушка, тебе придется подождать. Сначала он должен выслушать других просителей. - О, конечно, - прошептала в ответ Бесс и уселась на скамью с уверенным видом. Пусть она теперь просто Бесс, однако она так долго пробыла в обличье благородной дамы, что уверенность в себе не покидала ее, невзирая на то что на ней были блузка, лиф и юбка из домотканого холста, а не аристократический наряд. Стражник вытянулся по струнке и отсалютовал магистрату. Бесс была немного близорука, щуриться ей не хотелось, поэтому она не могла хорошо разглядеть черты лица магистрата, но он показался ей не таким уж уродливым. С третьей попытки стражнику удалось привлечь к себе взгляд магистрата. Тот едва заметно кивнул, но не прервал просителя, излагавшего свое дело, - бородатого мужчину средних лет, который умолял отсрочить ему выплату податей, с которой он задолжал. Похоже, дело было в том, что лето выдалось тяжелое, урожай оказался хуже, чем ожидалось, и мужчина рассказывал об этом, пускаясь во все более мелкие подробности. Бесс вздохнула и решила набраться терпения. Своей очереди ожидали еще несколько просителей. Всего в зале находилось восемь человек, но, заметив, как они переглядываются друг с дружкой, Бесс поняла, что дел всего пять. Но если предстояли споры, ожидание могло затянуться. Бородатый мужчина говорил довольно долго. Наконец он умолк, чтобы отдышаться, и молодой магистрат устало проговорил: - Да, фермер, лето и вправду было тяжелое. Твоя дань будет снижена до двенадцати бушелей пшеницы и одного бычка. Фермер, не веря своим ушам, в изумлении уставился на магистрата, но через пару мгновений заулыбался от радости. - Но на следующий год, если погода будет благоприятствовать сбору хорошего урожая, тебе придется покрыть недостачу или по крайней мере часть ее, а остальную часть - на будущий год. Улыбка покинула лицо фермера. - Писарь, запиши то, что я сказал, - распорядился магистрат. Писарь, который был вдвое старше магистрата и наверняка помогавший ему освоиться с работой в течение первых лет, кивнул и принялся быстро водить пером по бумаге. Фермер кашлянул и поклонился. - Спасибо вам, ваша честь, - сказал он и отошел к столу писаря, на ходу напялив шляпу. Ожидавшие просители поспешно пересели поближе к столу магистрата. Магистрат сдвинул брови и сказал: - Стражник Гоуд желает сказать мне о молодой девице, которую он привел. Следующей я выслушаю ее, дабы стражник мог продолжить свой обход. Просители недовольно зароптали, а Бесс перебралась поближе к возвышению, удивленная и взволнованная. - Ну, иди же, девушка, он тебя не укусит, - добродушно пошутил стражник, весело сверкнув глазами. - Давай подойдем к нему поближе, ну? И он проводил Бесс к столу магистрата, не отступая от нее ни на шаг по крайней мере ей казалось, что он идет за ней по пятам, хотя она и не оборачивалась. Они остановились на положенном расстоянии от стола магистрата - в четырех футах, и Бесс в изумлении подумала: "О, да он красив! Или.., почти красив". А магистрат и вправду был довольно хорош собой: темные волосы выбивались из-под судейской шапочки, нос у него был прямой, подбородок сильный, волевой, глаза большие - ну, то есть большие для мужчины. Пожалуй, он был на год или на два моложе Бесс. Она же была несколько старше того возраста, когда по закону полагалось вступать в брак, но Бесс надеялась, что магистрат этого не заметит, хотя все остальное, похоже, он очень даже хорошо замечал. Он смерил ее взглядом с ног до головы, более внимательно рассмотрел лицо, затем изучил глазами ее руки и корзинку. Похоже, что-то его едва заметно удивило. - Добрый тебе день, девица. - День добрый, ваша честь, - отвечала Бесс. Под ложечкой у нее засосало от волнения. - Зачем она явилась, стражник? - Она только что пришла в наш город, ваша честь, - объяснил стражник Гоуд. - Говорит, что ищет родственников, которые, как она совсем недавно узнала, могут жить здесь. - Совсем недавно? - Молодой магистрат в упор уставился на Бесс, и она поразилась тому, насколько пытлив его взгляд. С нелегким сердцем Бесс вынуждена была признаться себе в том, что магистрат - далеко не дурак и что обмануть его будет гораздо труднее, чем она рассчитывала. Магистрат задумался и поджал губы. - И как же это вышло, что ты только что узнала о месте проживания своих родственников, девица? Хороший вопрос - в стране, где каждый был обязан получать пропуска. Бесс приступила к объяснениям. - Я Элизабет из деревни Милорга, ваша честь, но родные зовут меня просто Бесс. - "Просто"? А я бы так не сказал, - глубокомысленно изрек магистрат, и сердце Бесс часто забилось. - У моей бабушки были сын и дочь, ваша честь, - продолжала она. Дочь осталась в Милорге и вышла замуж за моего отца, а сын поступил на службу в войско шерифа, и вскоре его послали в город Защитника. Несколько лет он присылал домой письма, но потом они стали приходить все реже, а потом он и вовсе перестал писать. Бабушка боялась, что он умер, но мои мать с отцом уверяли ее, что, случись такая беда, шериф бы ей про это написал. Словом, много лет мы жили, не зная, жив он или нет, но этой зимой, в день солнцестояния, к нам в деревню пришел разносчик, и когда мы спросили его про дядю Реймонда, как всегда спрашиваем, он сказал, что Реймонд из Милорги арестовал его несколько лет назад здесь, в Гристере. - Арестовал? - нахмурился магистрат. - И за что же? - Одна женщина обвинила этого разносчика в том, что он продал ей три ярда красной ленты, ваша честь, вместо пяти, и таки оказалось три ярда, когда писарь магистрата измерил, но дядя Реймонд заметил, что ее старая шляпка украшена красными бантами, и сказал про это магистрату. - Вот как? - Магистрат удивленно улыбнулся. Эта история его явно позабавила. - Ну, и что же магистрат? Развязал банты и измерил, сколько ленты на них ушло? - Да это не понадобилось - так сказал разносчик. Всякому было ясно, что в этих бантах не меньше шести футов ленты, если не все восемь. - Уж это, наверное, были банты так банты! - Ой, я же помню этот случай! - вдруг воскликнул стражник Гоуд. Почтенная Пру... Ну, точно! Так оно и было! Эта женщина потом еще несколько недель возмущалась. Так что твоему дядюшке, пожалуй что, повезло, девица, что шериф отправил его обратно в войско на следующей неделе. Словом, тут, у нас, он всего-то с пару недель и пробыл. - Правда? - заинтересовался магистрат. - И почему же его так срочно отозвали? - Не могу знать, ваша честь. Мы про такое никогда не спрашиваем. Приказ Защитника - это приказ Защитника, и все тут. Магистрат еле заметно кивнул. - Да, это понятно. - Он обернулся к Бесс. - Так ты полагаешь, что это был твой дядя? - Только по его имени и месту, откуда он родом, ваша честь, но ведь, сами посудите, много ли может быть на свете мужчин такого возраста родом из Милорги. Деревня, спору нет, не маленькая, но все равно там у нас все друг дружку знают. - Стало быть, на ту пору он был единственным Реймондом, которому исполнилось сорок пять лет? - Нет, ваша честь, таких было трое, но двое по сей день живут в Милорге и никуда оттуда не уезжали, - ответила Бесс. Ей трудно было смотреть в глаза магистрата - зоркие, теплые карие глаза. В их взгляде было столько сочувствия, доброты, что девушка ощутила невольный трепет. И все же она встретилась взглядом с магистратом, расправила плечи и спину и подняла голову. - Стражник Гоуд был так добр.., он сказал мне, что вы могли бы заглянуть в ваши книги и узнать, куда перевели моего дядю. - Это можно было бы устроить, - медленно проговорил магистрат. - Но я не могу прервать заседание ради тебя. Сегодня у меня свободного времени мало, но если ты не против того, чтобы я поговорил с тобой за ужином, я, пожалуй, смог бы выкроить несколько минут. Сердце Бесс забилось еще чаще, а другие просители недовольно зашушукались - мол, магистрат пригласил поужинать с ним простую крестьянку, такую же, как они, да притом еще какую-то выскочку, явившуюся невесть откуда! Правда, никаких оскорблений по своему адресу Бесс не услышала - вот какие преимущества таило пребывание в обличье простой крестьянки-дурнушки. - О, спасибо! - воскликнула она. - Вы так добры, ваша честь! Магистрат быстро, но ослепительно улыбнулся ей. - Жду тебя на закате в моих покоях. - С этими словами он обернулся к писарю и распорядился: - Эбен Кларк, будь так добр, принеси книгу записей за тот год, когда в городе служил Реймонд из Милорги. - Слушаюсь, ваша честь, - отвечал писарь. Взгляд магистрата он встретил прямо и открыто, но хотя лицо его осталось бесстрастным, в глазах сверкнули искорки понимания. Бесс с часто бьющимся сердцем отвернулась от стола. Судьба дарила ей удачу, на которую она так надеялась, и притом гораздо скорее и легче, чем она рассчитывала, и Бесс твердо решила, что своего не упустит. Простушка или нет, по любви или нет, но она выйдет замуж за магистрата Керрена! Однако она надеялась если не на любовь, то хотя бы на дружбу.

***

Бесс вернулась в ратушу на закате. Сердце ее бешено колотилось. Она несколько раз подряд глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. В отчаянии она напоминала себе, что брак не должен длиться больше пяти лет. Конечно, в течение этих пяти лет она должна была стать настолько верной спутницей жизни, настолько бесценной и незаменимой, чтобы магистрат Керрен начал доверять ей, отнесся к ее взглядам всерьез и в конце концов сменил собственные воззрения на то, какой надлежало быть власти в стране. Его воззрения должны были совпасть с убеждениями Бесс. Такое много раз случалось в истории, - напоминала себе Бесс, - даже в Библии, той книге, о которой повествовал Хранитель и которая объясняла множество загадок в терранской литературе, - так вот, даже в Библии упоминалось о том, что мужчины частенько перенимали убеждения тех женщин, которых любили. Это ее роль в революции: привить идеалы свободы и справедливости, прав человека народу своей страны, прав для всех и каждого, даже для женщин. Это то, что в ее силах, то, что она должна сделать ради того, чтобы мир стал лучше. А потом наконец Волшебник вернет ее в чудесный мир мечты, в мир благородства и роскоши... Стражник постучал в дверь. Отворил дворецкий и коротко кивнул девушке. - Девица Бесс. Тебя ждут. Иди за мной. Он развернулся, а она послушно пошла за ним, стараясь скрыть обиду на его холодность и даже грубость - ни единого "пожалуйста" или "прошу". Широкий коридор был отделан натертыми до блеска деревянными панелями, потолок поддерживали деревянные стропила. С потолка свисала люстра. Плафоны из резного стекла отбрасывали блики пламени свеч на стены и пол. Бесс широко раскрытыми глазами смотрела по сторонам, не скрывая восхищения. Ей и не нужно было его скрывать - разве могла простая деревенская девушка не восхищаться таким великолепием? Мало кому удавалось побывать в покоях магистрата. Двустворчатые двери в конце коридора были распахнуты, и Бесс увидела стол - длинный-предлинный, за которым свободно могли бы разместиться человек двадцать. Сердце Бесс разочарованно заныло. Неужели ей придется ужинать с магистратом в этой громадной пещере? Но нет. Дворецкий провел ее по парадной столовой, после чего вошел в небольшую дверь в боковой стене. Бесс последовала за ним и оказалась в комнате гораздо более скромных размеров, площадью всего в двенадцать футов. Здесь стоял стол, за которым могли бы усесться только четыре человека. Широкие окна справа выходили на образцово ухоженный сад, золотившийся в лучах закатного солнца. На других стенах висели большие живописные пейзажи в золоченых рамах, прекрасно рифмовавшиеся с видом на сад. После грандиозной столовой тут было уютнее, но все равно слишком просторно. Магистрат Керрен сидел за столом лицом к окнам и покачивал в пальцах бокал с вином. Услышав шаги, он оторвал взгляд от окна и приподнялся со стула. Дворецкий возгласил: - Девица Элизабет из Милорги, ваша честь.

Глава 18

- Спасибо, Грэхем. - Магистрат улыбнулся и обратился к Бесс: - Не выпьешь ли со мной вина, девушка? - Выпью с удовольствием, ваша честь, - отвечала Бесс, с трудом удерживаясь от улыбки: мать предупреждала ее о том, как опасно пить вино с незнакомыми мужчинами. Мать не ошибалась, но разве могла она предположить, что ее дочь будет охмурять магистрата? - Бургундского, будь добр, Грэхем, - распорядился магистрат и указал Бесс на стул, стоявший напротив того, на котором сидел он: - Садись, девушка, пожалуйста. - Спасибо, ваша честь. - Бесс села, думая о том, что господин гораздо учтивее слуги. Наверное, Грэхем прочел в ее глазах немой укор, поскольку бокал вина оказался на столе перед Бесс в то же мгновение, как только она опустилась на стул. - Спасибо, - поблагодарила она, потупившись, и по тому, как тепло прозвучал голос магистрата, поняла, что не ошиблась. - Спасибо, Грэхем. Теперь оставь нас, - сказал магистрат. Дворецкий поклонился и вышел. Бесс выпрямилась, подняла бокал, вдохнула чудесный аромат вина. Она позволила себе радостный вздох - в ее жизни за последние два года случаев выпить вина было так мало. Благоухание вина так чудесно сочеталось с красотой сада за окнами, что Бесс, как ни трудна была стоящая перед ней задача, помимо воли немного расслабилась. Она пригубила вино, покачала на языке и сглотнула, наслаждаясь вкусом минувшего солнечного лета. Встретившись взглядом с магистратом, она увидела, что тот пристально смотрит на нее. Бесс побледнела, смущенно опустила глаза. Как она сердилась на себя за то, что потеряла контроль над собой! Но оказалось, что забывчивость ей только на руку. Магистрат отметил: - Ты пробовала вино и прежде, девушка, и знаешь, как смаковать его. - О да, ваша честь, - ответила Бесс и поспешно сымпровизировала: - Мой отец был виноделом, и он учил меня тому, что пить вино залпом это чуть ли не преступление. Магистрат быстрым взглядом смерил ее с головы до ног и сказал: - Это возможно, но твоя осанка и манера держаться говорят о хорошем воспитании. Как тебе удалось освоить манеры поведения дамы из богатой семьи? "Я смотрела видеозаписи, в которых были показаны аристократки", подумала Бесс, но сказать об этом она, естественно, не могла, потому снова сымпровизировала: - Когда я вступила в пору совершеннолетия, ваша честь, никто не сделал мне предложения, и я отправилась с еще несколькими девушками в большой город, где нашла работу служанки в семье богатого купца. Я стала во всем подражать его жене и дочерям, а сам хозяин учил меня правильным манерам, чтобы я могла прислуживать за столом, когда у него собирались важные гости. Я так хорошо выучилась всему этому, что, когда как-то раз у купца гостили шериф с супругой и я прислуживала им, на следующий день они велели мне переехать к ним Магистрат слушал рассказ Бесс со все возрастающим участием. Он склонился к столу и заботливо спросил: - Они хорошо с тобой обходились? - О.., да, ваша честь, - запнувшись, проговорила Бесс. Она вдруг поняла, что так встревожило магистрата: он испугался, не соблазнил ли девушку кто-то из хозяев, не вынуждена ли она была делить ложе с купцом или шерифом. - И жена купца, и супруга шерифа были обходительны и заботливы. Мужей их я видела редко, а их дети были.., дети - как дети. - То разбойники, то ангелы, - заключил магистрат и, кивнув, откинулся на спинку стула. - Отрадно слышать, что жизнь обошлась с тобой столь милосердно. Но ты не нашла для себя супруга и потому вернулась в родную деревню? - Да, ваша честь, когда моя мать занемогла и нужно было кому-то за ней ухаживать. Я - ее единственное дитя, поэтому ухаживать за ней пришлось мне. Но потом она почти поправилась. - Не сомневаюсь, причиной ее хвори было только лишь одиночество, пробормотал магистрат Керрен и нахмурился. - Но как же она будет теперь, когда ты вновь покинула ее? - Думаю, с ней все будет хорошо, потому что я скоро к ней вернусь. Если удастся отыскать дядю Реймонда, я смогу отправиться домой и сказать маме, куда ему написать. Удалось ли вам разыскать какие-нибудь его следы, ваша честь? - Да, Эбен Кларк нашел запись в книге, - кивнул магистрат, взял со стола лист бумаги и подал девушке. - Его снова вызвали в город Защитника, и нисколько не сомневаюсь, там он сразу же получил новое назначение. - Не дав Бесс задать вопрос, магистрат продолжал: - Эбен Кларк уже отправил письмо офицеру, в котором просит ответить, куда затем отправили твоего дядю. Письмо уйдет с завтрашней утренней почтой, однако тебе нужно запастись терпением, девица. Ответа придется ждать недели три, а то - и два месяца. - Я не ждала, что получится скорее, - отозвалась Бесс и чуть-чуть наклонилась к столу. - О, как я вам благодарна, ваша честь! Как благодарна! Вы так стараетесь ради меня, бедной крестьянки! - Я очень рад, что сумел тебе помочь, - отвечал Керрен с теплой улыбкой, но тут же погрустнел. - Ты была бы изумлена, узнав, как редко нам выпадает случай помочь кому-либо из граждан с таким прошением. Бесс все больше нравился магистрат. Этот человек действительно заботился о людях, его явно интересовала не только власть. - Прошу вас, скажите мне, как бы я могла вас отблагодарить? - Что ж, могла бы, - снова заулыбался Керрен, и их взгляды встретились. - Поужинай со мной, поведай мне о своих радостях и печалях и скрась хоть ненадолго мое одиночество. - О.., с радостью, ваша честь. - Бесс смущенно потупилась. - Но только.., жизнь у меня самая обычная, и я не знаю, будет ли вам интересно. - Я уже успел убедиться в том, что в жизни любого человека бывают случаи, которые способны заинтересовать любого, - возразил Керрен, взял со стола маленький серебряный колокольчик и позвонил в него. Вошел дворецкий. - Ваша честь? - Можешь подавать ужин, - сказал магистрат. - Слушаюсь, ваша честь. Дворецкий поклонился, вышел и, вернувшись с подносом, поставил перед магистратом и девушкой тарелки с супом. Взяв ложку, Керрен попросил: - Начни со своего семейства. О матери ты уже говорила. Счастливым ли было твое детство? - О, очень счастливым, ваша честь! - воскликнула Бесс и мысленно возблагодарила фиништаунскую разведку, а именно лорда Короля - в миру Корина. Корин составил подробнейшее описание населения Милорги, не забыл и о Реймонде, который ушел на службу в войско Защитника, и о его овдовевшей матери, о больной сестре. Гар заслал человека в Милоргу, дабы тот проведал, что там изменилось с тех пор, как Корин стал жить в Затерянном Городе. Кто бы ни был этот человек, это был не сам Корин, а вопросы он задавал такие, на какие мог ответить любой житель деревни: "Живет ли вдова по-прежнему в своей хибарке?", "Вернулся ли Реймонд домой?" Вернувшись в Фиништаун, лазутчик (или лазутчица) доставили следующие сведения: вдова все так же жила в Милорге, а ее внучка недавно ушла из дому. Куда - никто не знал, но поговаривали, что ушла она поздно ночью в лес, вот и все. Судьба Реймонда была неизвестна, однако другой агент каким-то образом разузнал, что его в числе других воинов отправили для подавления мятежа, зачинщиком которого стал какой-то пастух, объявивший, что жизнью людей правят сверхъестественные существа. Пастуху, на удивление, удалось убедить в этом множество людей, которые решили, что этим объясняется их жалкое существование. Кроме того, убеждения пастуха предполагали, что жизнь может стать лучше. Когда магистрат предпринял попытку схватить пастуха-мятежника, его приверженцы оказали яростное сопротивление и убили посланных стражников. Магистрат обратился за помощью к шерифу, но мятежники отбили посланных им солдат, и тогда магистрат запросил помощи у Защитника. Защитник выслал на подмогу всех людей, каких только можно было собрать на сто миль в округе. Одним из этих солдат был Реймонд из Милорги. Он погиб на поле боя, но поскольку командиры плохо знали своих подчиненных, собранных в спешке, никто из них не написал письма с выражением соболезнований матери погибшего в Милоргу. Бесс прочла этот рассказ и поплакала, жалея несчастную мать и все ее семейство. Она могла понять, каково им было - одиноким, покинутым. Теперь она со спокойной совестью пересказывала эту историю магистрату, понимая, что если он и пошлет кого-то в Милоргу, дабы проверить, все ли так на самом деле, как она ему рассказывает, то в этой деревне действительно найдут бедную старушку-вдову и выслушают рассказ о ее пропавшей без вести внучке. А если у местного магистрата не обнаружится записи на сей счет что ж, и в этом не было бы ничего удивительного: забывчивый писарь не удосужился занести запись об этом происшествии в книгу, а по горло занятый магистрат просто-напросто упустил такую мелочь. В любом случае ему бы не захотелось признаваться в том, что кто-то из жителей деревни ушел без пропуска и не был пойман. Что же до Реймонда, то если бы Керрен узнал, какова была на самом деле его судьба, то это ни в коей мере не разошлось бы с рассказом Бесс. Бесс продолжала рассказывать. Она поведала Керрену о своем детстве, пересыпая повествование упоминаниями о забавных эпизодах, причем некоторые из них действительно имели место. Девушка старалась, как могла, употребить все красноречие и юмор, которыми всегда искрились беседы за пиршественным столом в Затерянном Городе. Керрен смеялся, задавал вопросы, высказывал свои суждения, и Бесс видела, как напряженность с каждой минутой покидает его. За супом последовало блюдо из рыбы, а за ним - мясное блюдо. Мало-помалу настала очередь Бесс задавать вопросы, и Керрен чем дальше, тем более пространно отвечал на них. Бесс время от времени позволяла себе вставить словечко типа: - Но ведь не может быть, чтобы у Защитника было бессчетное число магистратов, ваша честь? - Нет, нас всего тысяча пятьдесят три, - ответил Керрен, удивившись вопросу - большинство крестьян искренне верило в то, что слуг Защитника не счесть. - Но существует еще двести двенадцать шерифов, перед которыми отвечают магистраты. Беседа затрагивала то политику, то историю, то литературу. Время от времени они касались даже искусства. Каждый новый ответ Бесс, казалось, все более и более изумлял Керрена. - Но где ты выучилась грамоте, девица? - О, это писарь магистрата был так добр ко мне и выучил меня чтению и письму, ваша честь, чтобы я могла читать моей бабушке, когда она стала совсем плоха. За несколько лет я прочитала ей все книги, какие только нашлись у писаря, - кроме, конечно, книжек про законы. - Понятно, - задумчиво проговорил магистрат и покачал головой. Он был рад, но все же изумлен. Отужинав, Керрен и Бесс выпили еще немного вина и повели более отвлеченный разговор о том, каким следовало бы быть миру, о том, откуда взялись люди, о том, есть ли зерно истины в древних преданиях, утверждающих, что предки явились с далеких звезд. А когда за окнами стемнело, и они оба устали от беседы, вошел дворецкий и сообщил: - Комната для девицы готова, ваша честь. - Комната для меня? - воскликнула Бесс и встревоженно широко раскрыла глаза, хотя втайне порадовалась. - Ваша честь, я не имею права злоупотреблять вашим гостеприимством! - Но где же еще ты могла бы остановиться, сама посуди? - урезонил ее Керрен. - Родни у тебя здесь нет, а пробыть тут тебе придется два месяца, так что на гостиницу денег не хватит. - Я могла бы подыскать работу... - Этого я тебе не стану запрещать, однако не думаю, что сейчас у тебя это получится. Как бы то ни было, в здании суда имеются комнаты для гостей, и ты можешь считать себя моей гостьей. - О.., если я вас правда не стесню и не введу в расходы... - На такие случаи деньги выделяет Защитник. - Но я должна что-то делать, дабы отработать мое пребывание здесь... - Ну, что ж. - Молодой магистрат улыбнулся и взял Бесс за руку. - Ты будешь ужинать со мной каждый вечер. Бесс робко улыбнулась и, зардевшись, потупила взор. - Почту за честь, господин магистрат. - А мне будет очень приятно твое общество, - сказал магистрат Керрен и отпустил ее руку. - Правда, разговоры могут нам наскучить... Как ты думаешь, не наскучим мы друг другу за два месяца? Два месяца? Этого было более чем достаточно для осуществления замысла Бесс.

***

Дилана с огромным вниманием слушала рассказ магистрата Горлина о деле, которое ему пришлось разбирать нынче утром. Рассказывая, Горлин смотрел не на нее, а в окно, нахмурив брови. Дилана сочувствовала ему всем сердцем - такая боль звучала в его голосе. Время от времени она сострадательно вздыхала и не могла не признаться себе в том, как мил стал ей профиль Горлина за последние несколько месяцев. Он определенно не был красив, хотя в молодости, наверное, был хорош собой. А сейчас.., лицо его пополнело, обрюзгло, подбородок из-за этого казался слишком маленьким, а нос - слишком крупным, губы - слишком пухлыми. Но они были чувственными - его губы, они отражали малейшее проявление боли, ощущаемой Горлином. Дилана следила за их движениями и в ее душе просыпались знакомые чувства, и она радовалась тому, что еще способна их испытывать. Из разговоров - а разговаривали они почти ежедневно - Дилана узнала о том, как глубока забота магистрата о людях, которыми ему поручено было управлять, как он делил с ними и большие беды, и маленькие радости. Он был одинок и, похоже, решил хранить одиночество из боязни перед расставанием, которое, как он знал, грозит ему через несколько лет. Пока он не заключил нового брака, однако шесть месяцев, отпущенные ему на поиски супруги, неумолимо приближались к концу, и по их истечении он обязан был жениться на ком-нибудь - на ком угодно. Дилана уже знала ответ на вопрос о том, почему магистрату Горлину не был предложен пост шерифа, знала и о том, что он лишь однажды подавал соответствующее прошение. Быть может, из боязни перед отказом он не предпринимал новых попыток, однако Дилане более вероятным представлялось другое: скорее магистрату больше по душе было трудиться на благо народа в небольшом городке, чем распоряжаться еще пятьюдесятью магистратами и видеть перед собой страждущих людей только тогда, когда они бы обратились к нему с прошением. Горлин нравился Дилане все больше и больше. Почему же он этого не замечал? - Так вот... Эти две сестрицы были готовы друг дружку на куски разорвать из-за единственной коровы, которую им оставил в наследство отец - той единственной вещи, которую он по завещанию не передал ни той ни другой из дочерей! - Магистрат сокрушенно покачал головой, будучи близок к тоске. - Поэтому я рад тому, что магистраты не являются единоличными владельцами домов или мебели, да и вообще ничего, кроме своей одежды и заработанных денег. - Думаю, их отец такого не хотел, - согласилась Дилана. - Конечно, быть может, он был из тех жестоких людей, которые наслаждаются, подстрекая других к склокам, из тех немногих, кто уходит из жизни, довольно усмехаясь и предвкушая, как родня будет драться за их имущество. Горлин покачал головой: - Судя по тому, что я слышал о нем, он был человеком мягкосердечным, гордившимся тем, что неплохо обеспечивал жену и детей. И как они могли так ополчиться друг против друга? - Я поняла, - медленно и печально проговорила Дилана, - что, когда ссоры достигают такой высоты, их корни следует искать глубоко в прошлом. Горлин изумленно взглянул на нее. - Какая мудрость! Но что же это могут быть за корни? - Ревность, - отвечала Дилана, - и зависть. - Она вспомнила о своем детстве и поежилась. - Быть может, он выделял одну дочь, а другую это обижало, поэтому первая выросла заносчивой и ревностно оберегала отцовскую приязнь, не желала ею делиться ни с кем, а сердце другой дочери все сильнее грыз червь зависти. Про себя она знала, что этот червь вызвал у нее убежденность в том, что она - не дочь своего отца, а подкидыш, которого родителям подбросил какой-то принц из дальней страны. Горлин кивнул, глаза его сверкнули. - О, конечно, этим может объясняться их злобность! Первая старается зацапать все оставшееся после отца, что только может, считая это имущество знаком отцовской любви, а другая отчаянно пытается ухватить хоть что-нибудь из того, что осталось! Дилана добавила: - Если при его жизни она не могла получить его любви, то теперь, когда он мертв, она старается заполучить хотя бы его вещи. - Да, если на то пошло, он действительно завещал большую часть нажитого младшей дочери, а старшей - совсем малость! - подхватил магистрат. - Какой же я глупец! Я-то думал: все из-за того, что муж старшей сестры богаче мужа младшей! - воскликнул он, но тут же нахмурился. - Да, но все равно - как же мне их рассудить? Не могу же я разделить одну корову между двумя женщинами? Я уже предложил им продать корову и поделить пополам вырученные деньги, но они только пуще раскричались. - Конечно, раскричались, - негромко проговорила Дилана, - ведь деньги для них - не главное. - Да, несомненно, - согласился Горлин, усмехнулся и довольно ударил по подлокотнику кресла. - Мы сделаем так, что они обе получат что-то от отца! Младшей он оставил быка, так я велю случить его с коровой, а когда она отелится, пусть старшая сестра забирает себе корову, а младшая теленка, вот и получится, что у каждой останется по корове! - Ни одна ни другая не будут довольны, - предупредила магистрата Дилана. - Каждая всю жизнь хотела, чтобы отец принадлежал только ей, а если его уже нет - чтобы только ей принадлежало его имущество. - В таком случае я объявлю, что теленок принадлежит отцу, так как родился от его коровы и быка, и сестры либо согласятся с моим вердиктом, либо пускай отправляются с прошением к шерифу! - Горлин довольно крякнул. - Не удивлюсь, если они обе станут требовать теленка и каждая будет кричать: пусть корову или быка забирает другая. - Точно так и выйдет! - изумленно вскричала Дилана. - И тогда ни одна из них не сможет обидеться, если вы отдадите корову другой! - Верно, они не смогут пожаловаться! - воскликнул магистрат и, повернувшись к Дилане, устремил на нее взор, полный восхищения. - Ты - истинное сокровище! Как тебе удалось так легко заглянуть в их сердца? Дилана покраснела и опустила глаза. - Просто я помню о том, что случалось видеть в жизни, ваша честь. - В таком случае я должен постоянно прибегать к твоей памяти, иначе я вновь и вновь буду выносить ошибочные вердикты! Горлин встал с кресла, подошел к Дилане, наклонился и протянул ей руку. Дилана подняла глаза к нему и с готовностью дала взять себя за руку. Сердце ее часто билось. Горлин опустился на одно колено и произнес хрипловатым от волнения голосом: - Я знал, что мне придется вновь просить об этом, но никогда не думал, что мне так этого захочется - и все же мне хочется этого, хочется больше, чем когда-либо! О, прекрасная госпожа, согласны ли вы стать моей женой? - О да, ваша честь, - отвечала Дилана тихо, а потом, когда его губы приблизились к ее губам, добавила еле слышно: - Да, Вильям, да...

***

Одного за другим настоящих магистратов выкрадывали и увозили в Затерянный Город, где они попадали на попечение Бейда, Хранителя и его гвардии железных "скелетов". Первый следил за тем, чтобы они не могли удрать из заключения, а остальные помогали ему в этом и разъясняли чиновникам, почему так необходимо подержать их какое-то время в плену. Между тем узники имели право свободно передвигаться внутри стен города, пусть это и создавало определенные сложности, и многие из них в принципе нисколько не возражали против длительного отпуска. Жаловаться им было особенно не на что: они были окружены невиданной роскошью, питались деликатесами, пили тонкие вина, и потому испытываемое ими на первых порах возмущение быстро проходило. За все время имели место только пара-тройка попыток к бегству. Некоторые проявляли неподдельный интерес к новой системе управления страной, которую задумали мятежники, и размышляли о том, как можно было бы ею воспользоваться в собственных целях. А занявшие их места подсадные магистраты, засучив рукава, со всем тщанием изучали юриспруденцию и приступали к исполнению обязанностей на новом для них поприще управления. Мало-помалу они прививали приставленным к ним стражникам идеалы равноправия и свободы личности. Год за годом все большее число магистратов и шерифов составляли излеченные безумцы. Конечно, их не хватало для того, чтобы занять все посты в государстве, поэтому вылечившиеся женщины тоже не теряли время даром и увлекали своими чарами настоящих магистратов - как Бесс и Дилана. В Фиништауне они научились у Хранителя искусству ведения бесед и манерам женщин из высшего общества, освоили речь благовоспитанных особ, приобрели горделивую осанку и изящную поступь. А после исцеления они с помощью Хранителя изучали историю, политику, литературу, искусство и прочие науки. Пусть они родились в простых семьях, но обладали огромными преимуществами перед деревенскими девушками и женщинами в плане привлечения внимания образованных мужчин. Большая часть этих женщин становилась женами магистратов и шерифов, только что переведенных на новое место. Другие поступали служанками к женатым чиновникам и получали возможность близко познакомиться со своими хозяевами. Получив новое назначение, магистрат не мог увезти с собой жену и детей, однако по закону имел право взять женщину из прислуги, которая хорошо себя зарекомендовала. А оказавшись один на новом месте, магистрат чаще всего останавливал свой выбор на той женщине, которая уже была ему хорошо знакома, чье общество его радовало, и делал ей предложение. Труднее обстояло дело с инспекторами - по вполне очевидной причине: их никто не знал. И все же догадаться было можно. По стране рыскали отряды мятежников - следили за путешествующими, присоединялись к купеческим караванам, и инспекторы один за другим, пусть и не в таком количестве, как магистраты, отправлялись в Затерянный Город. Бейд и Хранитель обнаружили, что инспекторы - крепкие орешки и мириться с тем, что их держат в плену, не желают, а также и что им вовсе не по нраву идеалы и идеи Нового Порядка. В конце концов, они многое отдали ради того, чтобы заслужить свое положение при Старом Порядке, и положение это было очень высокое: каждый из инспекторов вполне реально метил на пост Защитника или, на худой конец, - министра. Эти люди всю жизнь трудились ради того, чтобы стать теми, кем стали, и потому вовсе не желали свергать Защитника и созданную им систему, при которой они обладали такой значительной властью. Майлз посоветовался с Хранителем, и в конце концов инспекторов перевели в отдельный разрушенный город, который еще строже охранялся компьютером и роботами. Их заключение было самым настоящим - пусть роскошным, но все же настоящим, Правда, к ним допускались женщины - не красавицы, но умевшие пользоваться косметикой так, чтобы скрыть природные недостатки, обладавшие грациозной походкой и грамотной речью, знакомые с искусством и науками, способные говорить с узниками инспекторами об истории и политике. Мало-помалу даже эти закоренелые приверженцы Старого Порядка стали приходить к выводу о том, что в Новом Порядке что-то есть.

***

- Ваша честь, пойдемте скорее! - На пороге появился запыхавшийся и напуганный дворецкий. - Едет магистрат Плюрибл! Он выслал вперед скорохода! Он всего в миле от нас! Магистрат Лтеллен - бывший лорд Левеллин - оторвал глаза от разложенных на столе бумаг и мертвенно побледнел. Как правило, магистраты, собиравшиеся навестить своих коллег, загодя извещали оных о предстоящем визите, и тогда было время подготовиться, но приезд Плюрибла застал его врасплох и не на шутку испугал. В отчаянии он решил прибегнуть к приему, которым уже пользовался раньше. - Вели бейлифу Гаррику и стражнику Порри прийти ко мне в кабинет, да поскорее! Попроси госпожу Пейзен быстренько приготовить чай! А я поспешу переодеться в мантию! - Но я должен помочь вам, ваша честь! - Времени нет! Ступай! Займись приготовлениями! - И Ателлен вскочил и выбежал из-за письменного стола. В складках парадной мантии были припрятаны нож и дубинка. Ателлена успокаивала мысль о том, что на всякий случай оружие у него под рукой. Он быстро побрился, поспешно вернулся в пустой кабинет, выставил на стол чайные чашки и выбежал из ратуши за пять минут до того, как из-за поворота показалась карета. Лошади остановились, кучер спрыгнул с облучка и, подбежав к дверце, распахнул ее. Магистрат Плюрибл вышел из кареты и зашагал к Ателлену, раскинув руки, с приветственной улыбкой, которая, правда, сначала как бы заледенела, а потом и вовсе исчезла, когда он увидел, кто ожидает его на крыльце. Сбылись самые худшие опасения Ателлена, но он помнил наставления Майлза на тот случай, если произойдет нечто подобное. В конце концов, рано или поздно некоторым из подсадных магистратов грозила встреча с людьми, которые были знакомы с теми, кого они подменили. Просто Ателлену не повезло, и с ним это несчастье приключилось довольно скоро. Он шагнул навстречу гостю, широко, сердечно улыбаясь. - Магистрат Плюрибл! Вы оказали мне высокую честь своим приездом! - А затем, подойдя поближе, чтобы гость расслышал его шепот, Ателлен еле слышно проговорил: - Да-да, я понимаю, я - не тот, кого вы ожидали увидеть, но для этого есть вполне объяснимая причина, однако об этом никто не должен знать! - А вслух Ателлен громко добавил: - Прошу вас ко мне в кабинет, отдохнуть и перекусить с дороги! Лицо Плюрибла отразило неподдельную тревогу и испуг, но он быстро справился с собой и изобразил показное спокойствие. - Как прикажете, инспектор. Ателлен развернулся, взял Плюрибла под руку, всеми силами стараясь скрыть радость удачи. Заезжий магистрат принял его за инспектора, играющего роль магистрата, и какова бы ни была причина для такой подмены, она должна была быть ужасна. И ее следовало хранить в тайне. Они вошли в кабинет. - Прошу садиться, ваша честь! Ателлен знаком указал гостю на стул, а сам обошел письменный стол и уселся напротив. - Позвольте представить вам моего верного бейлифа Гаррика и стражника Порри! Бейлиф и стражник поклонились. Плюрибл ответил им кивком и возвратился взглядом к Ателлену. - Что все это значит, инспектор? Я понимаю, что всего вы мне не расскажете, но.., намекните хотя бы. Неужели с моим старым другом Ателленом случилась беда? - Мне бы не хотелось это так называть, - уклончиво отвечал Ателлен и позвонил в маленький колокольчик. Открылась боковая дверь, и дворецкий впустил горничную, которая внесла и поставила на стол поднос с чайником. - Подождем с объяснениями, а пока выпейте чаю! - предложил Ателлен. Вы наверняка ехали все утро, надо же подкрепиться! - Я не против, - не слишком охотно проговорил Плюрибл. Безусловно, ему больше хотелось сначала узнать новости, но он не дерзнул настаивать на этом. Взяв чашку, он отпил немного чаю. - Итак, господин? - Да, итак... - Ателлен отпил глоток побольше, дабы потянуть время, затем откинулся на спинку стула и задумчиво изрек: - Не то чтобы попал в беду... Нет. Но вашему старому другу Ателлену, увы, потребовался.., отдых. Плюрибл в тревоге вытянулся, как по струнке. - Удар? - Скорее я бы назвал это истощением, - уточнил подсадной Ателлен. Но если бы об этом узнали местные жители, это могло бы дурно сказаться на их морали, поэтому, когда пришла пора сменить Ателлена и перевести в другое место, мы отправили его в уединенное убежище, а его место занял я. - Хвала небесам за то, что удалось все так ловко обстряпать! вздохнул Плюрибл. - Надеюсь, он поправляется? - Я также на это надеюсь, но не имею никаких вестей. - Ну да, ну да, конечно, это понятно, - пробормотал Плюрибл и снова прихлебнул чаю. Ателлен на взгляд оценил настроение гостя. По всей вероятности, Плюрибл размышлял о том, как это вышло, что инспектор занял место чиновника средней руки. Инспекторы имели в своем распоряжении записи о каждом человеке в стране, надзирали за работой всех шерифов до единого. Эти люди были всегда готовы свалиться как снег на голову любому чиновнику и причинить массу неприятностей. Никто не знал наверняка, существуют ли они на самом деле, и тем не менее никто не сомневался в их существовании. Плюрибл в глубокой задумчивости отпил еще глоток чая и поинтересовался: - Но что же вы скажете местным жителям, когда он поправится? - О, мы устроим что-нибудь вроде временной замены, объясним народу, что где-нибудь в другом городке или деревушке внезапно умер магистрат, заверил гостя Ателлен. - Безусловно, не исключено, что доктора будут настаивать на том, чтобы бедняга Ателлен пролечился все пять лет. Я слыхал - и такое бывает. - Да... Будет.., писать.., в-в-воспо-о-оминания о лю-ю-дях.., ко-о-оторыми у-управлял... - Плюрибл выпил еще немного чаю и недоуменно захлопал слипавшимися глазами. - О, похоже, вас совсем разморило с дороги, - с искренним сочувствием заметил Ателлен. - Пожалуй, вам стоит прилечь и поспать до обеда. - Да-а-а не-ет! - зевнул во весь рот Плюрибл. - Спа-а-ть днем? Нико-о-о... Ник-о-о-г... Но тут глаза его закрылись, он покачнулся и чуть не сполз со стула на пол. Порри успел подхватить его и выхватить из его пальцев чашку. - Сколько порошка вы ему подсыпали, ваша честь? - Достаточно, - ответил Ателлен и встал. - Уложите его в постель и проследите за ним. А потом, Порри, отправляйся в лес и... - Потом я должен крикнуть совой, мне ответит лесничий, а ему скажу, что нам нужна подмена, - кивнул Порри. - Все помню, ваша честь, все исполню в лучшем виде. - Прекрасно, - похвалил его Ателлен, проводил взглядом двоих помощников, которые унесли крепко уснувшего Плюрибла из кабинета, и снова позвонил. Вошел дворецкий. - Ваша честь? - Удобно ли мои стражники устроили людей магистрата Плюрибла? - Очень даже удобно, ваша честь, куда удобнее, - отвечал дворецкий и брезгливо скривился: - Они уже пьяны в стельку. Ателлен довольно кивнул: - Скажи стражникам, пусть продолжают в том же духе, а людям Плюрибла скажи, что их господину вдруг стало дурно и что его уложили в постель в гостевой комнате. У них весь день до вечера на отдых, но ни в коем случае нельзя давать им отлучаться от здания суда. Скорее всего они тут и заночуют, так что передай бейлифу: пусть и для них приготовят постели. - Слушаюсь, ваша честь, - покорно отвечал Саттер. По его тону чувствовалось, как он относится к происходящему, но он все же поклонился и отправился исполнять приказ. Ателлен со вздохом опустился на стул. Кризис миновал - вернее говоря, первый его этап. Тем не менее он не сомневался, что те люди, которых вышлет Хранитель, без лишнего шума увезут Плюрибла и его изрядно подвыпивших стражников, а на их месте оставят подсадного Плюрибла с подсадной свитой. И еще Ателлен всем сердцем надеялся, что ему больше не суждены встречи с теми, кто знал настоящего Ателлена.

Глава 19

Дилана оторвала взгляд от рукоделия и украдкой глянула на мужа. Была зима, но он сидел у окна и задумчиво смотрел на занесенный снегом сад. Сад и теперь был красив - вернее, был бы красив в солнечный день, но сегодня погода стояла пасмурная, хмурым было и лицо Вильяма. Учитывая, какое дело он обдумывал, это было неудивительно. Дилана отложила вышитую салфетку и сказала: - А разве это было бы так уж скверно, если бы юный Чариг стал столяром? Вильям вздрогнул и обернулся, улыбнулся, коснулся руки жены. - А как ты догадалась, что я об этом думаю? Она ответила ему улыбкой и сжала его руку. - Вчера за обедом ты говорил о том, как тебя это тревожит, и с тех пор не находишь себе места. Догадаться нетрудно. Ну же, супруг мой, подумай: что дурного случится, если мальчик станет подмастерьем старика Виззигруфа? Ведь он так мечтает об этом! - Дурно то, что это огорчило бы его отца. - Но только на время. В конце концов, он ведь боится только того, что его сын как бы сделает шаг назад. Но когда Тоби Чариг станет главой гильдии, думаю, отец станет гордиться им. - Если он станет главой гильдии, - уточнил Вильям. Дилана пожала плечами. - У юноши талант, как мы смогли убедиться. Какой красивой резьбой он покрыл деревяшки, какие чудные безделушки выточил для матери! А люлька, которую он вырезал для старшей сестры в подарок на свадьбу - это же просто произведение искусства! Но даже если он не станет главой гильдии, разве мальчик не имеет права на счастье? - Нет, если это принесет горе его отцу. - Но если старик Чариг на самом деле любит сына, счастье мальчика и его должно сделать счастливым, - не отступалась Дилана. - А если мальчику не по душе карьера купца, это опечалит и его отца, это будет его злить. Они станут ссориться, дело и до драки может дойти. Нет-нет, безусловно, мальчик имеет право стать счастливым. - Счастье - это не то, о чем можно говорить, что кто-то имеет на него право, - проворчал Вильям. - Счастье - не хорошо и не дурно. Это просто удача. - Если так, то мне и в самом деле очень повезло, - улыбнулась Дилана и, сжав руку супруга, отпустила ее. А он заглянул ей в глаза и улыбнулся. - Мне тоже, - сказал он тихо. - Я понимаю, о чем ты говоришь, и это великое благо. - Если так, то каждый из нас имеет право на счастье. - Имеет право? - нахмурился Вильям. - Странно звучит. Дилана напряглась. Разговор принимал опасный оборот, а она и не заметила, как это произошло. Она повернула голову к окну, вгляделась в заснеженный сад и сказала, старательно подбирая слова и искусно меняя их значение: - Если рассуждать о том, что право, что не право, то наш союз, конечно же, дело правое, супруг. А если рассуждать о правах.., то некоторые из них принадлежат нам только потому, что мы рождены на свет. К примеру, каждый имеет право на жизнь, право защищаться от воров и убийц. - Да, это верно, с этим я спорить не стану, - медленно, осторожно проговорил Вильям. - Но жизнь - это нечто такое, что происходит с нами независимо от того, хотим мы этого или нет, любимая, хотя, вероятно, у наших родителей в этом смысле имеется некоторый выбор. Его рука вновь легла на ее руку, ее взгляд встретился с его теплым взглядом, она ответила ему сияющей улыбкой. - Но вот счастьем люди не наделяются с первым вдохом, - продолжал развивать свою мысль Вильям. - Счастье либо приходит, либо нет. Даже те, кто сам избирает для себя супругов, частенько совершают ошибки. Можно из кожи вон лезть ради счастья, а потом обнаружить, что тебя гложет тоска. Ведь это не назовешь правом. - Нет, не назовешь, - медленно проговорила Дилана, не отводя глаз от мужа. - Но можно попытаться быть счастливым. Хотя бы это можно назвать правом. Взгляд Вильяма стал задумчивым. - Да, пожалуй, - сказал он негромко и отвернулся к окну. - Пожалуй... Следя за выражением лица супруга, Дилана неслышно облегченно вздохнула. Миновал крайне напряженный момент, но, похоже, она неплохо справилась. Да, Вильям снова погрузился в раздумья, но хотя бы ей удалось отвлечь его от раздумий более тяжких. Однако при этом она ухитрилась отвлечь супруга от разговора на более интимную тему, из которого могла бы проистечь ночь, полная любви. Дилана вновь вздохнула и напомнила себе о том, что все они обязаны идти на жертвы ради общего дела. Однако ночь опровергла ее ожидания, а на следующий день... На следующий день Вильям вынес вердикт: юного Чарига следовало отдать в подмастерья к деревенскому столяру. После судебного заседания магистрат позвал старика Чарига к тебе в кабинет, где долго разговаривал с ним. Из кабинета купец вышел хмурым, но не злым, а главное - задумчивым.

***

Позднее, весной, Дилана удивила и Вильяма и себя тем, что забеременела. Ей уже было под сорок, однако она сравнительно легко родила своего первенца, и Вильям на диво обрадовался появлению ребенка, хотя родилась девочка, а не мальчик. Миновало три года, и магистрат подолгу "разговаривал" с дочуркой - усаживал ее на колени и слушал ее лепетанье. Время от времени Дилана касалась в беседах того, какие права малышка Луиза приобрела, появившись на свет в результате решения супругов иметь ребенка. Вильям заверял жену в том, что он целиком и полностью осознает свою ответственность перед дочерью, а затем, мало-помалу, начал соглашаться с тем, что права женщины следует столь же настойчиво охранять, как и права мужчины. Вот примерно так те небезнадежные магистраты, которые остались на своих постах, говорили о правах человека со своими новыми женами. Медленно, постепенно они начинали задумываться о необходимости кое-каких перемен в системе правления - перемен, проистекавших из идеи о правах человека. И Майлз начал понимать, что ему нет нужды подменять всех магистратов до единого подсадными и мучиться из-за того, что подсадных не хватает.

***

- Не думаешь же ты, что вы сможете удержать нас здесь, если мы на самом деле пожелаем уйти? - с сердитой усмешкой вопросил магистрат Флаунд. - О да, - отвечал Бейд голосом мягким, словно бархат. - Да, я думаю, что мы удержим вас здесь, невзирая на то, как отчаянно вам хотелось бы бежать. - Вы? Но вас всего пятеро! - ухмыльнулся Флаунд. - А нас пять сотен. - Нас пятеро, а еще Хранитель и тысяча роботов. - На самом деле роботов было всего сто, но они сновали повсюду с такой скоростью, что Бейд не сомневался: никому из магистратов было бы не под силу сосчитать их. Они могли бы надежно держать вас здесь даже без нас, пятерых тюремщиков. На самом деле мы здесь присутствуем только для того, чтобы следить за тем, чтобы не упустить досадных мелочей, которые могут ускользнуть от пристального внимания Хранителя. Сомневаться не приходилось - главный компьютер прежде никогда не выступал в роли тюремного надзирателя. Безумцам и в голову не приходило бежать из Фиништауна. Все они до единого хотели навсегда остаться здесь. Хотел остаться здесь и Бейд, но не ради того, чтобы, как прежде, купаться в волнах иллюзий. Ненависть распаляла его добела, он с радостью оставался в Фиништауне и был бы рад своими глазами увидеть, как кто-то из плененных магистратов взбунтуется. Он никогда не смог бы забыть о том, как гневно кричал его отец на Ладо - магистрата их деревушки - за то, что тот отобрал у отца деньги, а Бейда выгнал из школы за плохие успехи в учебе. (Но то, что он выучил, он выучил крепко-накрепко!) Он никогда не забудет жуткого зрелища: отец в колодках, а соседи швыряют в него гнилые овощи и потешаются над ним, и по щекам отца стекает зловонная жижа. Он никогда не забудет слез матери, их ссор с отцом, когда мать кричала на отца и говорила, чтобы он перестал мучать мальчика. Но отец не мучил Бейда. Он только пытался дать ему возможность учиться - ведь Бейд так любил учение. Здесь, в Затерянном Городе, он обрел эту возможность. Каждый день он проводил по несколько часов в учебной кабинке, где Хранитель показывал ему на экране картинки и слова, и всякий раз, когда Бейд чего-нибудь не понимал, Хранитель прерывал показ и объяснял, объяснял... Бейд и здесь учился медленно, с натугой, но все же не так медленно, как в деревне, где учитель кричал на учеников и нещадно колотил за не правильные ответы. Теперь же Хранитель говорил Бейду о том, что он знает столько, сколько положено знать магистрату, вот только, увы, в делах этой страны Хранитель отстал от жизни на несколько сотен лет. Но теперь положение изменилось: Орогору и другие магистраты-самозванцы присылали в Фиништаун книги по юриспруденции, писали о своих личных впечатлениях, делились накопленным опытом. Мало-помалу Бейд нагонял своих товарищей. Он ответил Флаунду усмешкой на усмешку и сказал: - Пожелать вырваться из этого города сильнее, чем вы уже желаете, вам не под силу. Среди вас нет ни одного, кто бы не пылал жаждой мести, кто бы не грезил о перспективах, которые откроются перед ним, когда он поведает первому попавшемуся шерифу о мятежниках, когда позволит шпионам Защитника выведать все о наших агентах по всей стране. Флаунд перестал улыбаться и устремил на Бейда взгляд, полный ненависти. Мстительное чувство Бейда было удовлетворено - немного, совсем немного. Он откинулся на спинку стула, забросил ногу на ногу. - Да-да, Флаунд, Хранитель слышит все ваши разговорчики, слово в слово. Глаза магистрата сверкали от ярости. Как он ненавидел этого зазнавшегося простолюдина, который имел дерзость обращаться к нему, не упоминая его титул! - Слово в слово, - негромко повторил Бейд. - И вы не сумеете замыслить побег без того, чтобы Хранитель об этом не узнал. А как только об этом узнает Хранитель, узнаю и я. Тут он, конечно, погрешил против истины. Звукоулавливающие устройства действительно были установлены во всех жилых комнатах, немало их было и за пределами зданий, но стояли они уж никак не повсюду. Запросто можно было отыскать потаенную нишу, закуток в аллее, где компьютер не смог бы засечь беседу заговорщиков, но уж лучше пусть Флаунд и его собратья свято верят в то, что машина видит, слышит и знает абсолютно все. - Как, интересно, на ваш взгляд, Хранитель узнал о том, что на прошлой неделе вы пытались под покровом ночи перелезть через стену, и послал робота, чтобы тот отогнал вас? - язвительно поинтересовался Бейд. Флаунд взглядом метал молнии, а Бейд только усмехался в ответ. Он понимал, что у магистрата мерзко сосет под ложечкой при мысли о том, что компьютер и в самом деле подслушал его заговорщицкие беседы с десятком соратников. На самом деле робот, отогнавший Флаунда от стены, всего-навсего совершал патрульный обход по заданному маршруту, - но Флаунда просвещать на сей счет было вовсе не обязательно. Из кабинета Бейда пленный магистрат ушел, злобно скалясь и ворча, а Бейд проводил его взглядом, полным триумфа победителя.

***

Здание стояло не дальше и не ближе от стены, чем любое другое. Вдоль наружного края стены по всему ее периметру тянулась пустая мостовая шириной в тридцать футов. Тридцать футов - это почти устраивало Флаунда. Конечно, здание было выстроено из камня, как и все остальные, сохранившиеся в полуразрушенном городе, - из очень странного, рыжеватого, теплого на ощупь, но все же камня - ведь чем еще быть этому материалу, как не камнем, когда он был настолько прочен? Этим же камнем были выложены и полы, плоские, цельные, и Флаунд поражался тому, каким образом древние строители могли высекать такие громадные куски камня. Может быть, древние предания не лгали, может быть, древние строители действительно владели некими секретами зодчества, волшебными инструментами, ныне утраченными приемами? Дом имел внутренний двор, а внутренний двор был вымощен булыжником. Сначала Флаунд видел только густую траву, но когда раскопал корни и расчистил небольшой участок от дерна, обнаружил булыжники - самые настоящие, хотя они были вырезаны в форме различных красивых фигур и подогнаны друг к дружке, как кусочки головоломки, и все же это были отдельные камни и между ними проросла трава. А раз так, значит, под булыжниками - земля! Никто не возражал против того, чтобы он перебрался сюда и завладел этим домом, - ни Бейд, ни Хранитель, ни один из его "роботов", как называл их Бейд, - этих странных гладких страшноватых скелетов с головами, похожими на яйца, и глазами, напоминавшими драгоценные камни. Флаунд знал, что эти глаза способны метать световые копья, и эти копья жгли и кололи не хуже мечей. Он заверял себя в том, что не боится этих страшилищ, но был очень рад, когда они не стали противиться тому, чтобы он стал единоличным владельцем дома, и тому, чтобы к нему ежедневно заглядывало с десяток друзей, с которыми он выпивал и вел пространные беседы. Вернее говоря - выпивали и разговаривали шестеро, а другие шестеро в это время вели подкоп под мостовой, прокладывали подземный ход под двором к стене. Потом шестеро землекопов возвращались и отмывались под удивительными струями воды, которые стекали из неиссякаемых источников за стенами в большую ванну, стоило только прикоснуться к стене. Тогда к подкопу приступали другие шестеро заговорщиков. Копали по очереди. Пока один копал, другие передавали из рук в руки корзины, наполненные землей. У стены, окружавшей внутренний двор, вырастала гора земли, но кто мог заметить ее, кроме Флаунда и его друзей? Магистрат мысленно нахваливал себя за находчивость. Подкоп продолжался.

***

- Наверняка Флаунд и его друзья понимают, что всякий город, окруженный стеной, предусматривает наблюдение за возможными попытками подкопа! - возразил Хранитель. - Не исключено, что они об этом подумали, - согласился Бейд. - Но они себе представляют единственную разновидность наблюдения: людей с длинными палками, которые ходят вдоль стены и тыкают ими в землю. А поскольку они не видят, чтобы твои роботы разгуливали вдоль стены с палками, они и думают, что ты за ними не наблюдаешь. - Я все время забываю о том, что такие образованные люди ничего не знают о сонаре, - вздохнул Хранитель. - Ты уверен, что мне нельзя ознакомить их с принципом действия этого прибора, Бейд? - Нельзя, до тех пор, пока революция не завершится нашей победой, иронично отозвался Бейд. - Пока численное преимущество - на их стороне. Так что давай не будем дарить им никаких преимуществ. - Ну, если надо, значит надо, - не слишком довольно согласился компьютер. - Но это противоречит двенадцатой установке моей базовой программы, Бейд. - Противоречит, о учитель, полагающийся на интуицию наравне с опытом. - Тут Бейд улыбнулся искренне, без издевки. - Мне-то точно жаловаться не на что, ведь я столько знаний почерпнул под твоим руководством. Однако у тебя есть установки более приоритетные. Хранитель, и одна из них заключается в том, чтобы держать этих людей в плену ради блага движения за восстановление свободы, которую ты запрограммирован защищать и охранять. - По всей вероятности, в один прекрасный день кто-то слишком вольно и широко истолковал понятие порядка в обществе, когда люди потеряли контакт со мной, - пожаловался компьютер. - И все же ты прав, Бейд. Их надо держать в плену. Тем не менее мы могли бы просветить их на тот счет, что выкопанный ими ход будет перекрыт до того, как они сумеют им воспользоваться. - Нет-нет, пусть думают, что им сопутствует удача, - жестоко усмехнулся Бейд. - Тем горше будет потом их разочарование, тем меньше вероятность того, что они дерзнут пытать судьбу еще раз. Мы должны убедить их в том, что ты неуязвим, Хранитель. Если они прекратят попытки спастись бегством, можно считать, что мы одержали победу. - Вынужден признаться, что недостаточно хорошо понимаю ход мыслей людей для того, чтобы выразить несогласие с тобой, Бейд, - проговорил компьютер. - Однако из того немногого, что мне об этом известно, я должен сделать вывод: ход твоих мыслей довольно жесток. - Ты не ошибаешься, - кивнул Бейд. - Но те страдания, которые наши узники причинили бы другим людям, удайся их побег, были бы гораздо более жестоки. Это было неплохое оправдание, но всего-навсего оправдание, не более этого, - это Бейд прекрасно понимал. А истина состояла в том, что ему доставило бы глубочайшее наслаждение увидеть обиду и разочарование, которые ожидали пленных магистратов, когда те обнаружат, что все их труды пошли прахом. Спору нет, отомстить одному магистрату было приятно, но куда приятнее - всем сразу.

***

Подкоп пришлось углубить: наверняка стена глубоко уходила в землю. Оставался последний, решающий этап: подрыться под стену шириной в шесть футов и вывести ход наверх. Дождались безлунной ночи, а весь день провели в доме - смеялись, шутили, чокались бокалами. Словом, елико возможно, старались создать впечатление развеселой пирушки. А когда стемнело, зажгли свет, еще с час продолжали вечеринку, а потом мало-помалу стали затихать, начали гасить одну лампу за другой, и в конце концов все как бы уснули, напившись и наевшись до отвала и не имея сил вернуться и разойтись по домам, что в общем-то было правдой: ведь своих домов тут ни у кого из них не было. А потом, ближе к полуночи, отправились заканчивать подкоп. Флаунд самолично прокопал последние несколько футов до поверхности. Он работал с радостью, злорадно ухмыляясь, и наполнял корзину за корзиной вырытой землей. Его товарищи передавали наполненные корзины друг другу, а последний в цепочке вываливал землю во двор. И вот наконец лопата прошла насквозь, не встретив сопротивления. Флаунд издал победный вопль, расширил дыру, утрамбовал ее края, примял траву черенком лопаты... ...и замер: от края дыры вверх уходили две длинные, тонкие, блестящие ноги. В ужасе Флаунд поднял взгляд выше, увидел перекрестье - бедра, плоский цилиндр - туловище, тоненькие ручки, кисти, как у скелета, и напоследок - красноглазое яйцо - голову. - Сожалею, но сюда вам нельзя, магистрат Флаунд, - проговорил робот. Флаунд от изумления и страха не мог вымолвить ни слова. Друзья сгрудились позади, спрашивая: - В чем дело? Почему ты остановился? А потом двое, просунув головы к дыре, увидели то же самое, что повергло Флаунда в отчаяние, и застонали. - Отку.., откуда ты узнал? - А мы слышали, как вы копали, Флаунд, - ответил Бейд, выйдя из-за спины робота. - Прозвучало чрезвычайно упрощенное описание принципа действия сонара, - констатировал робот. Флаунд был готов взглядом испепелить Бейда. А тюремщик ответил ему едва заметной улыбкой. Но на самом деле его просто распирало от злорадного восторга.

***

Несколько часов спустя, когда город засеребрился в предрассветных сумерках, Бейд взобрался на стену. Он думал о том, что Флаунд не сможет смириться с поражением. Он наверняка предпримет новую попытку побега. Теперь это будет не просто попытка. Теперь это будет состязание между Флаундом и Бейдом. Гордыня заставит Флаунда придумать нечто более изощренное. А если нет - ну, значит, Бейд плохо знал своих узников. Все они были неглупы, а большинство из них отличалось агрессивностью и инициативностью. Острый ум в них сочетался с беспокойством и горечью поражения. Они никогда не смирятся с пленом - ведь они не какие-нибудь трусливые безмозглые овцы. Следующая попытка побега будет массовой и яростной, и кое-кто из магистратов может при этом погибнуть. Какая-то частичка Бейда предвкушала этот вариант развития событий с мрачной радостью, но другая часть испытывала стыд из-за того, что он плохо справлялся с порученной ему работой. Ведь его назначили надзирателем, а не палачом. Гар усиленно настаивал на том, чтобы магистратов ни в коем случае не мучили. Он говорил о том, что для успеха революции крайне необходимо, чтобы мятежники не выглядели злодеями - наоборот, они должны были производить впечатление спасителей, а потому все узники должны были выйти на свободу живыми, целыми и невредимыми. Бейд обязан был найти какой-то способ, сделать так, чтобы плененные магистраты стали довольны своим заключением. Но как этого добиться? Бейд ломал голову над этой задачей, размышляя по обыкновению медленно, но методично. Ближе к вечеру он ушел из кабинета, не дождавшись робота, который должен был принести ему ужин. Он не был голоден - раздумья отвлекли его от мыслей о еде. Ему отчаянно хотелось поскорее разобраться в головоломке. Конечно, он мог бы обратиться с этим вопросом к Хранителю, но он начал догадываться, что и у этой умной машины есть пределы. Одним из таких пределов была способность заглянуть в сердце человека и понять, что он чувствует. Бейд расхаживал по стене до темноты. Вышла луна. Бейд спрашивал себя: а он почему счастлив здесь, почему рад тому, что его работа - охранять непокорных, враждебно настроенных людей? Да, конечно, он им в некотором роде мстил, но мести самой по себе было бы мало. Нет, тут было что-то еще, что-то большее, и если быть честным с самим собой до конца, то следовало признаться... Бейда озарило. Он резко остановился, уставился в темноту и поздравил себя с тем, что нашел ответ. Ему доставило такое наслаждение разгадывание этой головоломки, - но ведь подобные раздумья ему всегда приносили радость! Он не просто хотел - он жаждал остаться здесь и стать надзирателем, потому что получал неописуемое удовольствие от непрерывного состязания умов, от постоянной необходимости быть на шаг впереди ненавистных магистратов. Но если его удерживала здесь радость состязания, может быть, она же удержит и магистратов? Конечно, в нынешних обстоятельствах вызов, брошенный магистратам Бейдом, вынуждал их сидеть взаперти. Какой же еще вызов он мог бросить им - такой, чтобы им расхотелось вырваться из плена? Учебу. Учиться они все любили - или по крайней мере им приходилось увеличивать багаж собственных знаний ради того, чтобы добиться поставленной цели. А Бейд мог впустить их в настоящий необъятный девственный лес знаний и выдать каждому охотничью лицензию. Но сначала он должен был одарить их достаточно веской причиной, руководствуясь которой они бы отправились на охоту, показать им добычу, за которой они бы бросились в погоню. А чего могла страстно пожелать эта орда бюрократов, что заставило бы их, засучив рукава, с головой уйти в изучение фактов, дотоле неведомых? Ответ полыхнул в сознании Бейда словно загоревшийся в непроглядном мраке светильник.

***

Купец сидел рядом с возницей, потемнев от злости. Фургон въехал в город. Возница помалкивал и опасливо поглядывал на купца. - Останови здесь, - буркнул купец, и возница придержал лошадей прямо перед ратушей. Горожане, спешившие куда-то по своим делам, останавливались и глазели на фургон. Выбежал стражник, закричал: - Эй, вы! Проезжайте! Посреди дороги встали - это не положено! - Встанешь там, где он тебе скажет, - распорядился купец, спрыгнул с облучка и размашисто зашагал к ратуше. Каждый шаг его был полон гнева. Стражник, перед которым предстали одновременно два нарушения закона, на минуту растерялся. Взгляд его метался между купцом и возницей. Возница сочувственно смотрел на него. Стражник возмущенно запрокинул голову. - Жди здесь! - выкрикнул он и, развернувшись, бросился следом за купцом. Но, увы, он опоздал: тот уже вошел в двери, а к тому времени, когда стражник догнал его, купец уже успел рявкнуть бейлифу: - Скажи магистрату, что я желаю его видеть! - Да что вы говорите? - Бейлиф театрально кивнул и знаком отослал стражника. - И как же мне доложить магистрату Ловелу? Что за важная особа требует приема у него без предварительного уговору? - Брэнсток, торговец одеждой и тканями! Да поторопись, а не то опоздаешь, а их и след простынет! Бейлиф резко посерьезнел. - Чей след? - Тех разбойников, что меня ограбили, вот чей! Если бы их так не позабавила моя злость, они бы меня убили и возницу моего тоже! Ты над такими делами смеяться намерен? - Нет-нет, господин, какой уж тут смех! Эй, Бривис! - Бейлиф махнул рукой, и из зала суда торопливой походкой вышел мужчина с заляпанными чернилами пальцами. - Это Бривис Кларк, писарь магистрата Ловела, объяснил бейлиф купцу. - Кларк, это торговец Брэнсток, у него вести для его чести, которые не терпят отлагательства. Будь добр, отведи господина к магистрату. - А Брэнстоку бейлиф сказал: - Прошу прощения, торговец. Но я должен поспешить - пущу моих людей по следу этих негодяев. Пока вы будете с магистратом беседовать, я переговорю с вашим возницей. До свидания! - С этими словами бейлиф отвесил торговцу торопливый поклон и быстро вышел на улицу. - Ну, хоть так, и то дело, - проворчал Брэнсток. Видно было, что оперативность бейлифа пришлась ему по сердцу. - Уверяю вас, господин, мы тут к разбою строги, - поспешил заверить торговца писарь. - Прошу вас, следуйте за мной. - И он повел Брэнстока к кабинету магистрата. - Подождите, - попросил он, постучал в дверь, приоткрыл ее и возвестил: - Ваша честь, к вам торговец с жалобой. Его ограбили в окрестностях нашего города. Бейлиф Якоби занялся погоней, но Брэнсток все-таки желает с вами поговорить. - Да-да, конечно, проходите скорее, - сказал магистрат и поднялся из-за стола. Писарь отступил и пропустил Брэнстока в кабинет. - Ну, спасибо, что приняли меня, ваша честь, - сказал торговец, и Бривис нахмурился - ему не понравился ни тон обращения Брэнстока, ни его слова. К магистрату следовало обращаться намного более почтительно. А вот магистрата Довела манеры просителя, похоже, нисколько не смутили. Вернее, не так: если и смутили, то послужили неким знаком. При взгляде на торговца он помрачнел и распорядился: - Закрой дверь, будь так добр, Бривис Кларк. Кларк повиновался, но раздумья не покинули его. Ничего особенного, конечно, в том, что магистрат решил провести беседу с просителем за закрытыми дверями, не было - ведь проситель был мужского пола. Но вот так сразу, при первой встрече... Если только... У Кларка засосало под ложечкой. Неужто этот с виду самый что ни на есть обычный торговец - инспектор? Тогда становилось ясно, почему его тон не оскорбил магистрата, почему он не отчитал неучтивого просителя, но все-таки что позволило Ловелу сразу признать инспектора? Какой знак? Наверняка такой, какие ведомы только магистратам. Как бы то ни было, одно Бривис Кларк понимал наверняка: в точности ли все так, как он решил, или нет - этого ему не узнать никогда.

***

Магистрат дождался, когда за писарем закроется дверь, и порывисто обнял торговца. - Майлз! Хвала небесам! Наконец хоть кто-то, с кем можно словом переброситься! Майлз чувствовал, как дрожат руки у Ловела, и в который раз убеждался в том, в каком напряжении живут все его агенты. - Бедняга, герой, как же тебе тяжко вдали от родственных душ! Но твоя жена, Ловел, - скажи, хотя бы она служит тебе утешением? Ловел отпустил Майлза, отступил на шаг. - О, еще каким утешением! Но и с ней я не могу поделиться правдой о моей работе. К тому же ее начинает беспокоить то, почему она не беременеет. - Пусть гадает, - посоветовал другу Майлз. - Если ты по-настоящему полюбишь ее, наши враги получат возможность держать тебя в руках, но если она родит от тебя ребенка, они смогут вертеть тобой, как пожелают, угрожая твоему отпрыску. Ловел кивнул; - А если нас постигнет неудача, она всегда сможет сказать, что ее обманули, и это будет чистой правдой, и тогда найдет себе нового супруга. Но если у нее будет ребенок от изменника, самозванца, ей гораздо труднее будет снова выйти замуж. - А государственные власти, естественно, не станут помогать отпрыску самозванца, - закончил мысль Майлз. Ловел указал на стул. - Ну садись, садись же, а я распоряжусь насчет чая! - Это было бы славно, - признался Майлз и опустился на стул. - Но пока ты не позвонил, будет лучше, если я расскажу тебе подробности про тех вымышленных разбойников, по следу которых ты отправишь своего бейлифа. - Да-да, конечно! Что он обнаружит, когда доберется до места, где на тебя якобы напали? И где это место, кстати говоря? - В миле от города, на большой дороге. Там они найдут следы десятка лошадей - нам пришлось выпрячь наших лошадок и гонять их по дороге туда и обратно, а потом еще до леса - шесть раз. По кустам мы разбросали несколько кусков полотна - для достоверности. Следы обрываются на берегу речки. Когда ты не сумеешь найти разбойников своими силами, можешь обратиться к соседям-магистратам. Трое расскажут ту же самую историю. - Япет, Орогору и Минелло, - усмехнулся Ловел, усаживаясь за письменный стол. - Мы должны поддерживать друг дружку, верно? - Непременно должны, - улыбнулся Майлз. - Ну, вот и все, пожалуй. Теперь позвони и попроси, чтобы принесли чай. - Сейчас, - кивнул Ловел и потянул за шнурок. Дверь открылась, заглянул стражник, и магистрат распорядился: - Чаю, да покрепче! Скажи горничной, чтобы поторопилась! Стражник поклонился и, хмуро глянув на Майлза, закрыл дверь. Между тем от Майлза не укрылось, что стражник явно не на шутку напуган. - Ну а как там у остальных дела? - нетерпеливо спросил Ловел. Расскажи мне обо всех новостях! Майлз вкратце поведал другу о всех агентах, которых повидал за последний месяц. - Бейлиф и стражники Этуана уже вовсю вместе с ним развивают агитацию о правах крестьянства, у Лючии в октябре родился первенец. Ее муж начинает понимать, что женщины тоже... Дверь распахнулась, вошла горничная с подносом. - ..должны проезжать по окрестностям вашего города, не волнуясь о том, что на них могут напасть, - без запинки продолжал Майлз. - Ну, хорошо, разбойников вы за решетку, допустим, засадите, но можете ли вы гарантировать, что городская молодежь будет вести себя как подобает? - Гарантировать этого, конечно, нельзя. Разве кто-то когда-то мог такое гарантировать? - отозвался Ловел. Горничная, в страхе вытаращив глаза, поставила на стол поднос. - И все же, за то время, пока я тружусь на своем посту, мы только дважды сталкивались с подобными выступлениями, и оба эти юнца были подвергнуты суровому наказанию и выставлены к позорному столбу, так что я сильно сомневаюсь, чтобы кому-то еще захотелось последовать их пагубному примеру. Майлз кивнул и вернулся в образ Брэнстока: - Будем уповать на это. И все же то, что разбойники грабят мирных торговцев чуть ли не рядом с вашим городом, - это никак не может порадовать. Горничная разлила чай по чашкам. Ловел широким взмахом руки отмел возражения Брэнстока и заодно повелел горничной удалиться. - Не сомневаюсь: бейлиф и его люди... Дверь за горничной закрылась. - ..очень скоро схватят злодеев и закуют в кандалы, - закончил начатую фразу Ловел и сложился пополам, давясь от хохота. Майлз тоже прыснул. Отхохотавшись, Майлз вытер с глаз слезы и, покачав головой, проговорил: - Ну, мы с тобой и шарлатаны! - Не только мы с тобой, Майлз, - простонал Ловел. - Надеюсь, нас гораздо больше. Когда ближе к вечеру Брэнсток покинул ратушу, помрачневший Ловел вышел из кабинета и сказал стражникам: - Как только бейлиф вернется, пусть сразу явится ко мне. А когда бейлиф вернулся и доложил о том, что поиски злодеев оказались безрезультатными и следы их таинственным образом оборвались, Ловел с тоской в голосе произнес: - Мы ухитрились упустить кое-какие важные дела, бейлиф, - после чего добросовестно отчитал подчиненного. Бейлиф, естественно, тут же устроил нагоняй стражникам. В результате к полудню на следующий день в городке уже никто не сомневался, что "торговец Брэнсток" на самом деле никакой не торговец, а самый натуральный инспектор собственной персоной.

***

Разносчик брел по большой дороге. Горшки и сковородки позвякивали в такт его шагам и песенке, которую он напевал на ходу:

Куда ты, красотка, спешишь? Куда так, красотка, спешишь? Постой и послушай, А вдруг прогадаешь И мимо любви пробежишь?

Этот куплет он твердил уже целую милю, не меньше, и, признаться, порядком подустал, и вдруг из леса на дорогу выбежали несколько оборванцев и окружили разносчика. - Было ваше - станет наше! - возопил один из разбойников. - Давай-ка сюда свои горшки и сковородки! - О, пощадите бедного разносчика, господин! - вскричал бедняга, попятился и налетел на другого разбойника. Тот громко хохотнул прямо ему в ухо и цепко схватил за руку. - Ладно, так и быть, и тебя прихватим! - крикнул первый разбойник. Злодеи сомкнули круг и повлекли несчастного разносчика к лесу. Тот жалобно ныл, просил отпустить его. Но когда они отошли от дороги на несколько сотен ярдов, разбойники отпустили разносчика, а их атаман склонил голову в приветствии. - Приятная встреча, Майлз! - Спору нет, приятная! - облегченно вздохнул Майлз. - Клянусь. Я уже охрип от этой треклятой песенки! Я-то думал, вы стережете эту дорогу на каждой миле. - Все верно, на каждой миле, - подтвердил другой разбойник. - Но тебе надо было протопать с полмили до того, как ты прошел мимо меня. Песенку я распознал и понял, что тебе срочно надо с нами переговорить. - Точно, - снова вздохнул Майлз и сбросил мешок на землю. - Ох, какое облегчение! - воскликнул он и растер затекшее плечо. - Так что ты хотел нам сказать? - Передайте в Фиништаун вести: в следующем месяце меняют шерифа Плампкина в городе Дор. Сменить его должен магистрат Гоул, он поедет из деревни Белоу. - Стало быть, проследует по южной дороге. - Глаза атамана разбойников сверкнули - не так часто выпадала возможность подменить шерифа одним из выздоровевших безумцев. - Встретим, как надо, и подержим, пока из Фиништауна не пришлют подсадного шерифа. А куда отправят Плампкина? - На север, в Мильтон. Ходят слухи - ему обещано местечко инспектора. - Вот это да! Дельце предстоит нешуточное! - вырвалось у одного из разбойников. - Да, это крутой удар по Старому Порядку во имя Нового, - согласился Майлз. - Так что передайте в Фиништаун, чтобы выслали сразу двоих. - Но тут глаза его потускнели. - И еще передайте, чтобы сказали Килете: пусть встречает меня в миле от Грэнтнора. Кое-кто из разбойников встретил последние слова Майлза непристойными ухмылками, но атаман только сочувственно посмотрел на главаря повстанцев. - Конечно, Майлз. Не сомневаюсь, у нее для тебя куча новостей. При этом он мрачно глянул на разбойника, открывшего было рот, чтобы что-то сказать. Тот закрыл рот и перестал ухмыляться.

***

Ледора потратила немало усилий для того, чтобы подцепить магистрата, но его увела одна из местных девиц - не такая умная, зато более хорошенькая. В итоге Ледоре пришлось довольствоваться местом поварихи на кухне для гвардейцев шерифа. Гвардейцы шерифа представляли собой небольшое войско в тысячу человек. Раскладывая еду по тарелкам, Ледора слышала их разговоры о приболевших товарищах. В свободное время она разыскивала больных и ухаживала за ними, и довольно скоро была назначена сестрой милосердия. Это дало ей возможность оставаться наедине с мужчинами, которые были слишком слабы для того, чтобы приставать к ней с глупостями, но вполне вменяемы для того, чтобы, ухаживая за ними, она могла обронить словечко-другое о том, что они - всего лишь игрушки в руках Защитника, его шерифов и магистратов. Выздоравливая, солдаты задумывались об этих словах. То и дело Ледора слышала, как за едой они обсуждают высказанные ею мысли. Она просто раздувалась от гордости за то, что так успешно выполняет свою работу на благо Нового Порядка, и неустанно радовалась тому, что ей удается справляться с этой работой тайно, без шума - радовалась, пока в один прекрасный день на ее плечо не легла чья-то тяжелая рука.

Глава 20

Жуткая боль пронзила пальцы под ногтями. Графиня Фогель закричала и очнулась. Она в отчаянии озиралась по сторонам. Каменные стены, дымящие факелы, страшноватые устройства в коричневых запекшихся пятнах и.., мужчины в черных колпаках, раздетые по пояс. Кроме них - высокий худощавый человек с горящими глазами, тоже в черном - черная мантия, круглая черная шляпа, даже камень в перстне - и тот черный. Черный человек наклонился к ней и требовательно проговорил: - Отвечай, что ты знаешь? - Я ничего не знаю! - вскричала она. - Как я сюда попала? Злодеи, вы похитили меня! Черный человек кивнул кому-то, кто стоял за ее головой, - она поняла, что лежит на спине и что ее поднятые руки связаны. И вновь эта страшная боль под ногтями. Она закричала. Черный человек кивнул - боль стихла. Она лежала, задыхаясь от боли и страха. Человек заметил это и довольно кивнул. - Скажи мне обо всем, что помнишь, сестра Ледора. - Сестра? Какая сестра? Чья сестра? Я графиня Фо... Человек в черном скривился и снова кивнул. Не договорив, женщина дико закричала. На этот раз боль длилась больше, и когда черный мучитель кивком велел мастеру пыток отпустить несчастную, когда стихли ее крики, он посоветовал: - Погляди по сторонам, и ты убедишься, что бывает боль и посильнее. Он указал на одно из орудий пытки и пояснил: - Это дыба. Если мы подвесим тебя на ней, ты будешь висеть до тех пор, пока твои кости не станут отрываться одна от другой. А вот это железный сапог. В нем твоя нога будет томиться много дней, пока ты не начнешь выть от нестерпимой боли. А вот это - железная дева, а это тиски, а это... Он рассказал ей обо всех страшных орудиях, и от одного их вида она содрогнулась, но все же продолжала протестовать: - Я - графиня Фогель, я ничего не умею - только танцевать и кокетничать! - А я - инквизитор Ренунцио, - представился человек в черном и снова кивнул мастеру пыток, и снова нестерпимая боль пронзила ее пальцы. Перекричав несчастную женщину, инквизитор произнес: - Отвечай, что ты помнишь, сестра! Сестра... Ледора обернулась и увидела перед собой суровое лицо бейлифа, которого она прежде никогда не видела. Губы его зашевелились, и она услышала: "Сестра Ледора, я арестую тебя за подстрекательство к измене Защитнику и государству!" - Я помню сердитого человека, который арестовал меня! - вскричала она. - Раньше! - проговорил тот самый сердитый человек. - Раньше... Раньше... - Ты была сестрой милосердия! - прогремел голос инквизитора. Да, Ледора была сестрой милосердия, она разговаривала с ранеными солдатами о правах человека и том, что люди должны принадлежать только сами себе, но откуда об этом знать графине Фогель? Наверное, это был сон. Даже если это был страшный сон. - Подстрекала ли ты людей к измене? - рявкнул Ренунцио. - Ледора делала это! - крикнула графиня. - Это Ледора виновата! - Ты и есть Ледора! Ты изменница! И ты должна понести наказание и муки! - Я не Ледора! Я графиня... Ренунцио хлестнул ее по губам тыльной стороной ладони. - Ты - сестра милосердия Ледора, и ложь тебе не поможет! - Он развернулся и приказал одному из мастеров пытки: - Снять с нее туфли! Она почувствовала, как с нее грубо стащили туфли, и в страхе закричала. Ренунцио щелкнул пальцами, по ее ступням ударил тонкий прут. Ледора взвизгнула от боли. Она и не знала, что бывает такая боль! - Что ты говорила солдатам? Ледора нежно гладила лоб солдата и говорила ему: "Все люди имеют право жить, не боясь, что по приказу Защитника они могут бесследно исчезнуть среди ночи! Все люди имеют право быть свободными: решать, какая работа им по душе, на ком жениться, защищаться, если нападут на них, на их жен и детей! Все люди имеют право на выбор и могут хотя бы попытаться стать счастливыми!" - Права! - крикнула графиня. - Я говорила им о том, что все люди рождаются, наделенные правами, и что никакое правительство не может отнять у них этих прав! Один из палачей вздрогнул, глянул на свою жертву, взгляд его глаз под маской стал задумчивым. - Подстрекательство! - завизжал Ренунцио. - Измена! Кто научил тебя этим мерзостям? Он вновь щелкнул пальцами. Прут снова стегнул по босым ступням Ледоры, иголки еще глубже вонзились под ее пальцы, и несчастная графиня Фогель, измученная и напуганная, прокричала первое, что пришло ей в голову... Она сидела в комнате вместе с множеством других мужчин и женщин благородными господами и дамами (а кем же еще они могли быть?), а перед ними стоял молодой человек в крестьянской одежде и говорил: "Один за другим мужчины будут уходить отсюда и занимать места магистратов и шерифов. А женщины будут стараться выйти замуж за магистратов и шерифов и исподволь прививать им идеи Нового Порядка. Те же, кому это не удастся, станут сестрами милосердия для солдат шерифов и будут осторожно рассказывать им о правах человека и самоуправлении". - А чем будешь заниматься ты, Майлз? - спросила одна из женщин. - Я притворюсь инспектором, - ответил молодой человек. - Буду ходить от магистрата к магистрату, рассказывать вам о наших успехах, помогать там, где в этом будет нужда, или звать подмогу из города. - Кто подучил тебя? - прогрохотал голос Ренунцио. И снова дикая боль в ступнях и пальцах рук. Графиня прокричала: - Майлз! Майлз подучил нас! - Нас? - ухватился за ее последнее слово инквизитор. - Кого еще, кроме тебя? Кого еще? - Всех господ, всех дам! Графа Лорифа, принца Парслана, великую княгиню Коленкову и... - Она повредилась умом, бредит... - пробормотал один из палачей. - Молчать, тупица! - прошипел Ренунцио. - Мне судить, когда она бредит, а когда - нет! Женщина, отвечай! Где этот Майлз, про которого ты говорила? - Везде! Где угодно! - крикнула она в ответ. - Он - инспектор! Он волен быть, где пожелает! - Инспектор?! - Ренунцио выпучил глаза, глаза его нехорошо заблестели. - Настоящий инспектор или самозванец? - Самозванец! Мы все должны были стать самозванцами, каждый господин, каждая дама! Но это был сон, только сон! Палач замахнулся прутом, готовясь снова ударить Ледору, но Ренунцио поднял руку и предотвратил удар. - Еще один удар - и от нее не будет никакого толку. Оттащите ее обратно в темницу. Передохнет пару дней, отлежится, и, быть может, мы выжмем из нее еще что-нибудь.