144460.fb2
Изображение подернулось рябью и погасло: Сатоурис в спешке сорвал с головы шлем и зашвырнул его под пульт. И вовремя -- в проеме люка появились Ашана и Рейст.
-- Потом дорасскажу, -- буркнул он и обернулся ко Всадникам: -- Ну как, наохотили чего-нибудь?..
Системы постепенно приходят в норму... Жаль -- не все материалы есть в наличии... Приходится выкручиваться, изменять немного конструкцию, чтобы урвать из себя самого нужный кусочек... Самоедство, трудно подобрать иное слово, хотя... Впрочем, лингвистические изыски лучше направить на кое-что иное, например -- на обдумывание услышанного.
Почему-то показалось, что Синий дракон Брантос вернется к островку посреди океана, куда его выбросило...
...Вокруг была только вода... А крохотный клочок суши с высоты казался еще меньше, чем в прошлый раз... Что имели в виду эти нахалы-Желтые, когда сказали "Ты видел Бога, но ты не узнал Его!"? Проверить несложно, но вряд ли эти скалы -- лик Бога...
Спустившись пониже, Брантос заметил небольшой храм, полностью скрытый нависшим над ним скальным козырьком... Перед входом -- обрыв, на дне которого белеются чьи-то косточки. Непорядок!
Выжечь ямку среди щебня несложно, и вот уже скелетик какого-то примата похоронен честь по чести. Интересно -- это был жрец или грабитель? Стоило бы залезть внутрь, вдруг там разгадка, или еще что интересненькое...
...Храм как храм, вмеру вычурный, украшенный с фундамента до чердака повторяющимися рисунками-мозаикой: пчела с человеческими руками и головой, да лицо на фоне угловатых разводов... Пчела, лицо, пчела, лицо... И так снизу доверху, справа налево...
Из картины у алтаря выглянул какой-то старичок, глянул на Брантоса. Дракон ухмыльнулся и громко сказал "БУ!" Странно -- на картинного визитера это не подействовало. Не выказывая ни единого признака страха, он поклонился и принялся нести нечто пышное и вычурное... Минут через двадцать дракон наконец-то уразумел, что его благодарят за захоронение бренных останков этого самого старичка, коий теперь стал вампиром и обитает неподалеку от Храма, а после захоронения его бренного тела может теперь не опасаться ревматизма и простуды...
Кинув краткое "благодарю", Брантос продолжил осмотр помещения, тайком стащив ну совершенно нечаянно сбитый со стены кусок мозаики.
И тут его внимание привлекло зеркало в глубине зала... Оно покоилось в конце неширокого коридора... Круглое, покрытое, несмотря на жару, льдом, образующим раму и затейливые сталактиты и сталагмиты... Было в нем что-то притягательное...
Извечное любопытство подтолкнуло дракона к ледяному чуду... Но стоило ему лишь коснуться поверхности зеркала, как его отражение сменилось другой картинкой: мальчишка, сидящий на подоконнике у открытого окна... Человеческий мальчишка... Лет четырнадцати, не больше... А за окном -беспредельная Вселенная с мириадами галактик, зовущая и манящая...
И, повинуясь этому зову, Брантос ринулся вперед. Он проскочил сквозь ставшую призрачной поверхность и оказался в длинном прямом коридоре со множеством дверей, дверок и ворот. Между дверцами на стенах висели картины. Одни выше, другие ниже... Разные и непохожие...
...Видение прервалось мгновенно, словно там, в недрах времен, зеркало вновь стало непроницаемым и отрезало Брантоса от Серого Дракона...
Под левым крылом пел менестрель.
Зажжем в канделябрах свечи,
Присядем перед дорогой.
Уже наступает вечер...
Давай помолчим немного.
Давай помолчим про Город,
В котором надо бояться,
Где ветер пулями вспорот,
Где детям нельзя смеяться.
Там страх заливает души,
Там плетью становится вера,
А сердце -- стучит все глуше,
И ночью все крысы -- серы.
Там мы сражались с тенями,
Там мы друг друга любили,
И ночи казались -- днями,
Пока любовь не убили.
Мы крыс когда-то боялись,
Теперь мы все -- Крысоловы,
И флейты наши смеялись,
И рвались наши оковы
Когда мы Город убили
И вдаль ушли по дороге,
Оставив пожаров крылья
И смутное чувство тревоги.
Мы сами себя поймали
Своею волшебной дудкой...
Ах, если бы мы узнали -
Чья это злая шутка?!
Но -- стылый дом на пригорке,
Шаг за границу мира,
А там...
Там -- уютная норка
И вкусная корочка сыра...
Гитара смолкла. Сатоурис кашлянул и сказал, то ли сам себе, то ли слушателям: