- Все в порядке, кузен. Нас никто не съел, чего нельзя сказать о шоссе, как заметил один из доставивших нас сюда любезных похитителей.
- Что за чепуху вы говорите, Саломак? Как можно съесть асфальтированную дорогу?
- В этом суеверном экспромте есть свой смысл.
- Это предстоит выяснить, - заметил Анисимов. - Для исследования выдвинем рабочие гипотезы, в том числе и о биологической коррозии асфальтов.
- Вы не исключаете джиннов? - живо спросил Саломак.
- Выясним в лаборатории, - пообещал Анисимов.
Глава вторая
БУЛЬВАРЫ
В Париже лил дождь. Крыши машин в многоструйном их потоке казались лакированными. Солнечные лучи, пробиваясь сбоку от дождевых туч, сверкали словно в движущихся зеркалах.
А на тротуарах бушевали водовороты зонтиков: строгих, темных - мужских; разноцветных, радужных - дамских.
Казалось, что от площади Согласия до Триумфальных ворот проходит парад машин и раскрытых зонтиков.
Елисейские поля знали много парадов. Накануне второй мировой войны, 14 июля, в день 150-летия Великой французской революции, здесь происходил последний мирный парад французов. Толпы парижан тогда заполняли бульвары по обе стороны аллеи, а над сплошными живыми стенами поднимались самодельные бумажные перископы, накануне продававшиеся с рук, или просто дамские зеркальца, в которых отражались нарядные мундиры.
Потом по этой же магистрали, печатая гусиный шаг, маршировали серые куртки и устрашающие черные ряды оккупантов. А на бульварах робко жались к деревьям одинокие прохожие.
И уж совсем недавно промаршировали здесь высадившиеся наконец в Европе американцы и сражавшиеся во Франции французские бойцы Сопротивления.
- А знаете, дорогой мой друг, о чем я думаю, когда смотрю на парижский асфальт? Что его не сожрали мерзкие боши, подобно одноклеточным дрожжам кандиды, слопавшим, к нашему счастью, шоссе в Алжире.
- Честь и хвала вашей лаборатории, Мишель, где удалось распознать в пожирателях дрожжи кандиды.
- Честь и хвала тому, мой друг, кто догадался об этом еще в Алжире.
- Меня натолкнул на такую мысль наш незадачливый похититель и его "прожорливый джинн".
Два профессора, недавно приехав в Париж из Алжира, шли от площади Согласия к Триумфальным воротам, к знакомому кафе.
Маленький француз высоко в руке держал зонт, чтобы прикрыть им своего высокого спутника.
Молодые ученые уселись за столик под тентом кафе.
Солнечный дождик прошел. И сразу нарядной стала толпа прохожих.
- Не кажется ли вам, мой друг, что парижанки много выигрывают оттого, что не закрывают чадрой и балахоном ни лиц, ни ног, как в арабской части Алжира?
- Или на вилле вашего кузена, - заметил Анисимов.
Оба расхохотались.
- Итак, мой друг, нашей общей пассией стала кандида. Ай, ай, ай! Что скажет Шампанья, ее исследующий?
Подскочил гарсон с манерами апаша.
- Вы сказали шампанское, мсье?
- Я сказал Шампанья, мой друг. Это имя повторят ваши внуки.
- Я не женат, мсье. Это удобнее и не мешает пить шампанское.
- Вы подсказали верную мысль, - вмешался Анисимов. - Мы должны поднять бокал с искрящейся влагой за сделанное открытие, за съеденное не джинном, а кандидой шоссе!
- Готов поднять хоть два бокала, но за съеденные людьми дрожжи кандиды!
- Шампанское сейчас выстрелит, - заверил гарсон и исчез.
- Кандида! Друг мой, мы с вами давно отвыкли от молока матери, и, увы, в этом одна из бед человеческих. Если бы мы до конца дней питались веществом такого состава, то были бы все Жаннами д'Арк и Добрынями Никитичами.
- Вы имеете в виду аминокислоты?
- Вот именно. И клянусь свободным Алжиром, по данным Шампанья, нет продукта, более приближающегося по содержанию необходимых человеку аминокислот к молоку матери, чем дрожжи кандиды.
- Великолепно! Первый бокал за кандиду!
Шампанское пенилось в хрустале.
- Будем ли мы закусывать чем-нибудь "белковым"? - с напускной серьезностью спросил француз.
- Я предпочел бы синтетическую пищу, - улыбнулся Анисимов.
- Увы, я не поручусь за большинство парижан, которые пока что и не подозревают о нашем заговоре, хотя их соотечественник Бартло произнес пророческие слова об этой пище.
- Как и Менделеев.
- О-о! Менделеев! Что он сказал?
Анисимов достал записную книжку.
- "Как химик, я убежден в возможности получения питательных веществ из сочетания элементов, воздуха, воды и земли, помимо обычной культуры, то есть на особых фабриках и заводах... И первые заводы устроят для этой цели в виде культуры низших организмов, подобных дрожжевым, пользуясь водой, воздухом, ископаемыми и солнечной теплотой".
- Браво! Он предвидел кандиду! Ох, как правильно, мой друг! Именно ископаемыми - нефтью, черт возьми! Хватит ее сжигать подобно пещерным людям, нашедшим греющую огнем черную воду. Для нас же это основа еды наших потомков! Теперь очередь за Бертло. У меня тоже записаны его слова. Наполняйте бокалы. Не беда, если чуть кружится голова. Она закружится еще больше от перспектив! Хотите заглянуть в двухтысячный год, каким он виделся химику девятнадцатого века? Внимайте: "Тогда не будет ни пастухов, ни хлебопашцев, продукты питания будут создаваться химией. В основном эта проблема уже решена". - Саломак щелкнул пальцами. - Это он тогда говорил, а что сказать нам теперь?
- Что нам предстоит решить вопрос не только как делать, но и как сделать... для всех.
- Браво! И это куда труднее. Читаю: "Когда будет получена дешевая энергия..." - Честное слово, он же имел в виду наше время! - "станет возможным осуществить синтез продуктов питания из углерода (полученного из углекислоты), из водорода (добытого из воды), из азота и кислорода, извлеченных из атмосферы".
- Правильно! Хлеб из воздуха. О нем говорил Тимирязев. Он мечтал воссоздать в технике природный фотосинтез растений.