- Давай сюда, братва! - благим матом заорал стриженный малый в сером пятнистом скафе, замахал рукой с зажатой в ней черной бутылью, заорал на новоанглийском с щелкающим акцентом, явно наемник. - Гулять будем! Имеем право!
Хук задумался.
А Крузя из-за его спины швырнул связку бронебойных гранат. Полдня таскал за собой, уже хотел было выбросить, да вот пригодилась. Пришлось открыть огонь из обоих лучеметов. Ребятки не ожидали. Это их и сгубило.
Девиц Хук с Крузей развязывать не стали. Им все равно - не жить, не одни, так другие достанут, нечего и времени тратить. Пошли дальше.
Но сердобольный Хук все же вернулся, перерезал путы.
- Бегите, девочки!
Девочки как лежали, так и остались лежать. Только затряслись сильнее.
Еще через полчаса вылезли под своды. Сели передохнуть. Отсюда ничего не было видно. Но стоит только выползти на крышу... и они сразу поймут: куда, как, с какой скоростью бежать. Вот только минут пять отдыха, только пять!
- И все же я ни хрена не пойму, - задавал все один и тот же вопрос Образина, - ну зачем они свою малину спалили, зачем всех под корень? Какой такой смысл?!
Крузя сопел и не отвечал.
Наверху что-то гремело, звенело, лязгало - наверное, ветра гуляли по разодранным крышам. Хук сидел и думал - ну вот выберутся они из этого ада, ежели Бог поможет, подадутся в леса и пустыни, уйдут от карателей... а дальше? Обратно на заправщик? Опять беспробудная, кошмарная жизнь в глуши, в вечном похмелье и муках? Куда ему еще приткнуться! Дороги назад, в Дальний Поиск, нету, его списали полностью и безоговорочно, да и здоровьишко уже не то. Афродита - единственное его пристанище на Земле-матушке - с Крузиной помощью отбыла в миры иные, а точнее, в саму преисподнюю, больше ее нигде и не примут. В Гугову банду податься? В Европе, небось, уже шмон навели, второй раз Гугу не повезет, нечего и надеяться. Так и плутать по жизни неприкаянным одиночкой?! Так и мытариться?!
Хук тяжко и горестно вздохнул. Ладно, жизнь сама покажет - куда и как.
- Хорош дрыхнуть, - он толкнул Крузю в плечо.
Тот проснулся. В короткой и смутной дреме ему привиделся зеленый садик и розовый домик в садике - это еще с детства осталось, это все грезы. Крузя знал, что в природе не существует никаких домиков с садиками, в природе есть войны, боль, унижение, драки, похмелье и тягомотина в промежутках, больше ничего! И потому он покорно встал. Надо было выползать на крышу.
Оба знали, что крыши Форума предназначены для прогулок, обзоров - не всех пускали, конечно, но те, кому повезло, могли насладиться прекрасным зрелищем с заоблачной высоты. Был еще центральный шпиль. Он торчал метров на пятьдесят вверх, и в нем располагались какие-то особые службы. Но туда лезть не было никакого резона. Шесть огромных крыш-площадок шести крыльев - они на одной из них - что еще надо, чтобы увидать во всей нынешней красоте подлый и проклятый Богом Нью-Вашингтон, а заодно и половину света?!
От неожиданно яркого и синего неба, от проглянувшего сквозь мразь солнца заломило глаза. Фильтры замутили забрала шлемов. Первым выполз из большой и широкой двери Крузя.
За ним Хук. Они ползли, чтобы не привлечь к себе внимания случайных свидетелей их высотной прогулки, они знали, тут можно ожидать всякого...
Но такого они не ожидали.
Теперь становилось ясным, что это вовсе не ветра гремели и лязгали наверху. Совсем не ветра!
Хук привалился спиной к двери. Поднял руку, чтобы вытереть внезапно выступившую испарину. Ударился о броню шлема. Вздохнул тяжко.
Поначалу они увидали лишь пятнистые спины карателей, множество спин.
Потом до ушей донесся дикий, нечеловеческий визг, стенания, вопли, ругательства, хрип, плач - такие страшные звуки могли извергать лишь обреченные существа, потерявшие от смертного ужаса человеческий образ, обезумевшие.
Хук приподнялся.
Теперь он видел лучше. Площадка была велика - целая площадь, на которой можно запросто разместить на стоянку тысячу бронеходов. За спиной, чуть поодаль торчал вверх огромный и толстый шпиль с узорчато-круглыми, непроницаемыми окнами. А впереди... каратели гнали к самому краю крыши большую толпу, тысячи три-четыре перепуганных, избитых, растрепанных и орущих людей.
- Ну-у, гады! - просипел Хук. И приподнял ствол лучемета.
- Спокойно, - остудил его Крузя.
Карателей было больше сотни. Они работали сноровисто и умело - шли реденькой шеренгой во всю ширину площадки и время от времени то один из них, то другой давал самым малым под ноги - металл раскалялся, стоять на нем становилось невозможно, и толпа отступала, пятилась, давя задних, тех, что должны были первыми полететь вниз с полуторамильной высотищи. Эти задние не хотели умирать, они рвались по головам вперед, били, пинали передних, рвали их за волосы, раздирали ногтями лица, пытались ужами проползти под ногами, но получали удары и пинки от таких же обреченных, орали и рыдали.
Каратели шли молча.
Какая-то женщина, голая, тощая, избитая в кровь, вся сплошной синяк, выбилась вдруг из толпы, завизжала перекошенным рваным ртом, завизжала животным визгом, упала плашмя на покрытие, обожглась, заорала еще громче и рванулась влево, пытаясь обежать цепь, вырваться - но тут же подброшенная выстрелом, изломанно вскинулась, замерла на миг и полетела с крыши. Стенания и крики в толпе стали громче, надрывнее. Каждый из обреченных уже видел, ощущал, как он сам падает, падает, падает.
На это огромное стадо, приговоренное к закланию, было невозможно смотреть.
- Пусти! - Хук вырвал ствол. - Поступай как хочешь, а я пойду!
- Ты просто спятил! Их больше сотни!
- Плевать! Они нас принимают за своих! Надо подойти ближе! - Хук кричал в открытое забрало. И Крузя слышал его. Но в шлемофонах вдруг проскрипело:
- Кто такие? Личные номера? Быстро!
Хук не отвечал. Но шел вперед. Он знал, сразу эти гады в них, одетых в форменные скафы, стрелять не будут. Надо выиграть время.
. Еще четверо из толпы попытались избежать страшной участи, рванули вперед, прямо на шеренгу, отчаянно крича и ругаясь. И все четверо головешками повалились к ногам наступающих.
У кого-то не выдержали нервы и с душераздирающим ором он сам прыгнул вниз. Хук даже не понял - мужчина, женщина, юноша... нет, это было просто животное, без пола, без возраста, обезумевшее от страха животное. Толпа шарахнулась вправо, раздались вопли задавленных, струйкой вытекла из-под ног кровь - теперь Хук видел и это. Две женщины с переломанными ребрами упали на колени, потом плашмя, вытягивая руки ладонями вперед, с мольбами о прощении и пощаде поползли к ногам карателей - вспыхнули свечками, замерли, обугленные, страшные, скрюченные.
- Отвечать немедленно! Ваши номера?! Хук закивал, приветственно помахал рукой. Не помогло. Отделившаяся фигурка в сером шла ему навстречу с поднятым лучеметом. Сержант. А может, и лейтенант. Это он командует тут.
Ничего, все будет нормально. Хук сделал еще три шага вперед, потом резко отскочил левее, вскинул лучемет и срезал фигурку. Упал, замер, давая возможность Крузе издали врезать по шеренге.
Теперь в толпе заревели все, это был дикий, звериный хор, поющий последнюю и страшную песню смерти.
Хук успел увернуться от четырех выстрелов. Перекатился, затаился за черной будочкой. Лишь через миг высунулся. Прямо к нему бежали шестеро.
Человек двенадцать из шеренги валялись в разных позах на крыше. Но остальные неумолимо надвигались на беснующуюся толпу. И уже летели вниз, истошно голося, первые несчастные, сброшенные самой толпой, ее отступлением, давкой.
Крузя отчаянно матерился и бил из лучемета.
Упали еще четверо в скафах, потом еще трое, двое... И только тогда шеренга остановилась. Каратели бросились врассыпную - кто влево, кто вправо. Они не видели укрывшегося за дверями Крузю, они не понимали, что itpo-исходит, но они не хотели умирать.
На мгновение толпа замерла. Потом взорвалась ревом восторга. Тут же смолкла. И начала медленно отступать от края крыши.
- Ну слава Богу, - прошептал Хук Образина. Он был насквозь мокрый весь в ледяном поту. Он скорее согласился бы сам сдохнуть здесь, чем далее наблюдать страшную картину.
И тут сзади диким треском затрещал пулемет, счетверенный, Хук сразу распознал, крупнокалиберный. Очереди ударили в передних, отбросили их назад, к краю крыши, снова погнали на смерть, теперь уже вместе с некоторыми растерявшимися карателями. Стрельба была дикой, беспощадной. Все решилось в две минуты. Лишь три десятка распластанных тел остались на краю крыши. Еще какое-то время не смолкал угасающий истерический визг сорвавшихся. Потом наступила тишина.
Хук повернулся.
И снова ударил пулемет. Теперь фн бил прямо по нему. Это был конец.