- Фальшивка. Трюк нахальных сетевиков.
- Это и правда странный мир, Рени. Думаю, мне уже пора возвращаться.
Она была права - для первого визита он слишком задержался.
- Не "возвращаться", - мягко поправила она. - Сойти с линии. Такие вещи помогают не забыть, что мы не в реальной жизни.
- Тогда сходим с линии?
- Верно.
Рени повела рукой, и контакт прервался.
* * *
Пиво было холодное, Ксаббу - усталый, но счастливый, и Рени только было собралась расслабиться, как заметила, что ее пульт мигает. Подумала было наплевать - батарейки садились, а на малом напряжении всякое случается, - но в это время приоритетные сообщения могли приходить только из дома, а Стивен уже пару часов как должен был вернуться из школы.
Узел в пивном баре не работал, подсевшие батарейки не позволяли навести связь прямо со стола, так что ей пришлось извиниться перед Ксаббу и, щурясь на послеполуденном солнце, выйти на улицу в поисках общедоступного узла. Район был не из лучших; по асфальту несло ветром, как осенние листья, огрызки пластиковой пленки, на обочинах валялись пустые бутылки и ампулы в бумажных пакетиках. Прежде чем она нашла узел, исписанный граффити, но действующий, пришлось протащиться целых четыре квартала.
Странно было видеть совсем рядом с наманикюренным мирком политеха совсем другой, мир энтропии, где все обращалось в пыль, мусор, ошметки сухой краски. Даже газончик вокруг общественного узла был сугубо формальный - клок выжженной земли и тощей сухой травы.
Рени подергала вилку разъема в розетке, пока не достигла чего-то, напоминающего нормальный контакт. Узел был голосовой, и ей пришлось выслушать с дюжину телефонных гудков, прежде чем кто-то поднял трубку.
- Ч-что там? - пробурчал ее отец.
- Папа? На мой пульт шел звонок. Это Стивен меня вызывал?
- Этот шкет? Нет, девочка, я сам звонил. Я хотел сказать, что больше т-терпеть не намерен. Мужику надо отдыхать. Твой братец, он и приятели его, шумят слишком. Я ему велел прибраться в кухне, он говорит, не его дело...
- Это не его дело. Если он убирает комнату...
- Уймись, девка. Вы все думаете, отца можно вот так вот заткнуть. Так я этого поганца выставил за дверь, чтоб ему пусто было, и если ты сейчас же не придешь и не приберешь, что вы тут развели, и тебя в-вышвырну.
- Ты - что? Что значит - вышвырнул?
В голосе Длинного Джозефа зазвучали пьяно-хитроватые нотки.
- Сама слышала. Вытурил из дома эту хитрую задницу. Хочет стоять с приятелями на ушах - у них пусть и живет. А мне нужен покой.
- Ты... ты!.. - Рени с трудом сглотнула. Когда на ее отца находило такое настроение, он только и ждал, с кем бы повздорить; а заряд уверенности в собственной правоте позволял ему затягивать ссору на много дней. - Это нечестно. Стивену нужны друзья.
- Не нравится - можешь убираться за ним вслед.
Рени повесила трубку и долгие секунды глядела на тонкую полоску желтой кадмиевой краски, проведенную по стенке узла, длинный хвостик граффити столько сложного, что Рени не могла ничего в нем разобрать. Глаза ее наполнились слезами. Бывали минуты, когда она понимала стремление к насилию, заставлявшее малолетних сетевиков понарошку разносить друг друга в клочья из пулеметов. Иногда она понимала даже тех, кто берет в руки настоящие пулеметы.
Когда она выдергивала шнур, вилка осталась в розетке. Рени тупо глянула на оборвавшийся шнур, потом швырнула его на пол. Там он и остался, как маленькая дохлая змейка.
* * *
- Ему всего лишь одиннадцать! Ты не можешь вышвырнуть его только за то, что он шумел! В конце концов, по закону он имеет право тут жить!
- А, теперь ты меня еще в полицию потащишь, девка? - По рубашке Длинного Джозефа расползались мокрые пятна под мышками. Ногти на босых ногах были длинные и желтые. В эту минуту Рени его ненавидела.
- Ты не можешь так поступить!
- И ты иди! Иди-иди, нечего таким умникам в моем доме торчать. Я твоей матери говорил, пока жива была покойница, - зазнается эта девчонка. Вид на себя напускает!
Рени шагнула к нему, обогнув стол. Голова ее, казалось, вот-вот взорвется.
- Ну давай, выброси меня, старый болван! А кто будет для тебя стирать, готовить? Долго ты протянешь на правительственных харчах, без моей зарплаты?
Джозеф Сулавейо тоскливо всплеснул длинными руками.
- И это ты мне говоришь? Мне, который тебя родил? Который тебя в школу эту африканерскую гонял, чтобы ты ерундистикой своей компухерной занималась?
- В школу я ходила сама. - Головная боль превратилась в шипастый ледяной шар. - Это я четыре года впахивала в кафешке, прибираясь за другими студентами. Теперь у меня есть хорошая работа, а я вынуждена, придя домой, за тобой мусор выгребать. - Рени схватила грязный стакан, в котором засохли с прошлого вечера остатки молока, хотела грохнуть его об пол, чтобы тот разлетелся на тысячу острых осколков вроде тех, что уже звенели в ее голове, но через секунду поставила стакан обратно и отвернулась, тяжело дыша. - Где он?
- Где кто?
- Черт бы тебя драл, ты прекрасно знаешь кто!!! Где Стивен?
- Откуда мне знать? - Длинный Джозеф шарил в буфете, выискивая выпитую два дня назад бутылку дешевого вина. - С дружком своим драным ушел. Этим, Эдди. Куда ты вино мое задевала, девка?
Рени развернулась и ворвалась в свою комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь. Говорить с отцом было совершенно невозможно. Зачем она только пыталась?
На столе стояла фотография - отец двадцать лет назад, высокий, красивый, темнокожий. Рядом стояла мать в сарафане без бретелек, прикрывая глаза ладонью от маргейтского [Маргейт - популярный английский курорт. Автор подчеркивает историческую иронию - в колониальные времена для англичан популярным курортом была Южная Африка] летнего солнца. На руках отца примостилась сама Рени, лет трех-четырех, в фантастическом головном уборе, в котором голова казалась больше всего тела. Маленькая ладошка вцепилась в летнюю рубаху отца, точно якорь, удерживающий ее от власти течений судьбы.
Рени покривила рот и сморгнула слезы. Нечего смотреть на старые снимки. Оба ее родителя мертвы - или почти мертвы. Это была жуткая мысль, но оттого не менее правдивая.
В ящике комода она нашла последнюю запасную батарейку, засунула в пульт и позвонила домой Эдди.
Ответил сам Эдди, чему Рени не удивилась - Матси, мать Эдди, больше времени проводила, пьянствуя с приятелями, чем дома с сыном. Отчасти потому Эдди давно отбился от рук, и, хотя по натуре он был неплохим парнем, Рени смотрела на их дружбу со Стивеном косо.
"Господи, да ты на себя глянь, - укорила она себя, ожидая, пока Эдди позовет ее брата, - старухой становишься - только и радости, что на всех ворчать".
- Рени?
- Да, Стивен, это я. С тобой все в порядке? Он тебя не ударил, нет?
- Нет. Куда старому алкашу меня поймать.
Несмотря на обуревавший ее гнев, Рени ощутила укол страха, услыхав, как Стивен говорит об отце.
- Слушай, ты можешь там остаться на ночь... ну, пока папа утихомирится? Дай я поговорю с матерью Эдди.
- Ее тут нет, но она сказала, что не против.