Рени покачала головой.
- Бродербунд? Зулу Мамба? Кто их разберет? Господи Боже всевышний, это третий раз за два года. Как у них рука поднимается? Почему они не дают нам работать?
Озабоченная гримаса на лице ее товарища сменилась ужасом.
- Моя машина! Она на стоянке администрации!
Он развернулся и потрусил к месту взрыва, распихивая ошеломленных студентов. Некоторые плакали; смеяться и танцевать уже никому не хотелось. Охранники, пытавшиеся огородить место взрыва, кричали на Йоно, но безуспешно.
- Его машина? Идиот. - Рени и самой хотелось плакать.
Вдалеке завыли сирены. Она вытащила из пачки сигарету и трясущимися пальцами оторвала зажигалку. Предполагалось, что сигареты неканцерогенные, но сейчас ей было все равно. Опаленный по краям клочок бумаги спорхнул на землю и опустился у ее ног.
А с небес уже спускались зонды-камеры, точно туча мух, всасывая кадры в сеть.
Она докуривала вторую сигарету и чувствовала себя немного лучше, когда кто-то прикоснулся к ее плечу.
- Миз Сулавейо?
Обернувшись, она оказалась лицом к лицу со стройным юношей с желтовато-бурой кожей. Волосы мальчика были короткие и очень курчавые. А еще он носил галстук - такого Рени не видала уже несколько лет.
- Да?
- Кажется, у нас назначена встреча. Консультация.
Рени недоверчиво воззрилась на него.
- Вы... вы, э...
- Ксаббу. - Имя начиналось со щелчка, будто хрустнули костяшки. По-английски пишется через восклицательный знак и "икс".
На Рени снизошло озарение.
- А! Вы...
Он улыбнулся-короткая вспышка белизны.
- Я из народа сан - нас иногда еще называют бушменами, да.
- Я не хотела вас обидеть [Бушмен - буквально "житель буша", кустарниковой полупустыни; это не самоназвание народа, а скорее кличка. Негритянское население Южной Африки относилось к бушменам с ненавистью и подозрением.].
- И не обидели. Немногие из нас хранят старую кровь, древний облик. Большинство женилось в городской мир. Или умерло в буше, не сумев выжить в новые времена.
Рени он понравился сразу - и его улыбка, и быстрая, осторожная речь.
- Но не вы.
- Не я. Я студент университета. - Прозвучало это с некоторой городстью, но и с насмешкой. Ксаббу оглянулся на колышущийся столб дыма. Если от университета хоть что-то осталось.
Рени встряхнула головой и подавила приступ дрожи. Пепел заволок небо, и оно стало сумрачно-серым.
- Так жутко.
- Согласен. Но, к счастью, никто не пострадал.
- Жаль только, что нашу консультацию не удалось провести. - Рени с трудом вернула профессиональную хватку. - Думаю, стоит ее перенести сейчас достану блокнот...
- А следует ли? - спросил Ксаббу. - Я ничем не занят. Полагаю, в университет мы пока не попадем. Может быть, отправимся в другое место желательно такое, где подают пиво, потому что дым сушит мне горло, - и поговорим там?
Рени поколебалась. Стоит ли вот так покидать кампус? А вдруг ее будет искать завкафедрой или еще кто? Она оглядела улицу, ступени перед главным входом, напоминавшие смесь лагеря беженцев с балаганом, и пожала плечами. Нет, работать сегодня уже никто не будет.
- Пошли пить пиво.
* * *
Электрички на Пайнтаун не ходили: кто-то попал под поезд - то ли сам спрыгнул, то ли столкнули. К тому времени, когда Рени доплелась до своей многоквартирки, ноги ее болели, а юбка липла к мокрому телу. Лифт тоже не работал - как обычно. Рени вскарабкалась по лестнице, грохнула сумку на столик перед зеркалом и замерла, глядя на собственное отражение. Только вчера кто-то из товарищей пожурил ее за практичную короткую стрижку, заметив, что при таком росте можно хотя бы попытаться выглядеть поженственнее. Рени скривилась и мрачно оглядела пятна пыли на белой юбке. Для кого ей прихорашиваться? И зачем?
- Я дома, - сообщила она.
Ответа не последовало. Заглянув в команту, Рени увидела, что ее младший брат Стивен, как и следовало ожидать, сидит, чуть покачиваясь, в кресле; на голове у него красовался глухой сетевводный шлем. В руках его были сенсоры. Рени попыталась представить, что он сейчас ощущает, и решила, что лучше не стоит.
Кухна была пуста; горячим обедом и не пахло. Рени тихо выругалась, смутно надеясь, что отец просто заснул по жаре.
- Кто тама? Ты, детка?
Рени выругалась еще раз с нарастающей злостью. По тому, как заплетался его язык, ясно было, что отец нашел себе занятие поприятнее стряпни.
- Я.
Что-то загремело; протащилось по полу нечто очень тяжелое - возможно, кровать, - и в дверном проеме возникла чуть пошатывающаяся тощая тень.
- Че так поздно?
- Поезда не ходят, вот почему. А еще потому, что кто-то взорвал половину университета.
Отец подумал минуту.
- Бродербунд. Эт-ти африканерские [Африканеры, иначе буры - потомки голландских эмигрантов, составляющие вместе с потомками англичан основную часть белого населения Южной Африки.] ублюдки. Точно. - Длинный Джозеф Сулавейо был твердо убежден в грешной натуре всех белых южноафриканцев.
- Никто еще толком ничего не знает. Может, и не они.
- Т-ты со мной споришь?
Длинный Джозеф попытался пронзить дочь злобным взглядом слезящихся красных глаз. В этот момент он походил на старого быка, ослабевшего, но еще опасного. Рени тоскливо было даже глядеть на него.
- Нет, я с тобой не спорю. Я думала, ты приготовишь обед.