Ксаббу опустил голову.
- В этом первый мой великий стыд. Много лет после возвращения в деревню матери я не думал об этом. Нет, я часто вспоминал о времени, проведенном с народом отца, и никогда не забуду о нем, но я почти не думал о том, что когда-нибудь этот народ исчезнет и от древнего мира не останется ничего. Я был молод, и жизнь казалась мне бесконечной. Я стремился все узнать и ничего не боялся - перспективы городской жизни и ее чудеса казались мне куда притягательнее жизни в буше. Я старательно учился в нашей маленькой школе, и мной заинтересовался важный человек в деревне. Он сообщил обо мне в группу, называемую "Круг". Это люди со всего света, интересующиеся тем, что вы, горожане, зовете "первобытными культурами". С их помощью я сумел попасть в школу в том самом городе, где умер мой отец, ї4- ї0в хорошую школу. Мать боялась за меня, но, будучи мудрой, позволила мне уйти. По крайней мере мне кажется, что это мудрость.
Я учился и познавал иные образы жизни, отличные от жизни моего народа. Я знакомился с вещами, которые привычны для вас, как воздух и вода, но мне они казались странными, почти волшебными: электрический свет, стенные экраны, водопровод. Я изучал историю народа, создавшего эти вещи, историю людей черных и белых, но ни в одной книге, ни в одной сетепередаче не было почти ничего о моем народе.
Когда кончался учебный год, я всегда возвращался к матери, чтобы помогать ей пасти овец и расставлять сети. А тех, кто жил по-старому, приходило в деревню все меньше. Шли годы, и я начал задумываться, что случилось с племенем моего отца. Живы ли они еще в пустыне? Танцуют ли мой дядя и его братья танец эланда, убив одну из величественных антилоп? Поют ли моя тетя и ее сестры о том, как жаждет земля дождя? И я решил пойти и увидеть их снова.
И в этом второй мой великий стыд. Хотя год был хорош и дожди обильны, а пустыня - добра и полна жизни, я едва не умер, отыскивая их. Я забыл многое из того, чему они учили меня, - я был как старик, потерявший с возрастом зрение и слух. Пустыня и сухие холмы скрывали от меня свои тайны.
Я выжил, хотя страдал от голода и жажды. Много времени прошло, прежде чем я вновь ощутил ритм жизни, как учила меня семья отца; прежде чем холодок в груди стал подсказывать мне о приближении добычи; прежде чем я по запаху мог находить под песком воду. Я возвращался к старым путям, но не нашел ни семьи своего отца, ни других свободных бушменов. Наконец я отправился к священным местам, холмам, где племена рисовали на скалах, но и там не нашел признаков человека. Тогда я испугался за свою родню. Раньше каждый год приходили они выказать уважение духам Перворожденных, но с некоторых пор почему-то перестали это делать. Племя моего отца исчезло. Быть может, они умерли все.
Я ушел из пустыни, но что-то во мне изменилось бесповоротно. Я поклялся, что образ жизни моего народа не исчезнет без следа, что сказания о Мангусте и Дикобразе и Утренней звезде не забудутся и старые пути не заметет песком, как ветер заносит следы мертвеца. Я сделаю все, что можно, чтобы спасти их. А для этого мне надо выучиться науке горожан, которая, как я верил тогда, всемогуща.
И снова люди "Круга" оказались щедры, и с их помощью я попал в Дурбан, чтобы узнать, как горожане творят собственные миры. Потому что именно это я хочу сделать, Рени: я должен воссоздать мир моего племени, мир Древнего народа. Пусть ему не место на нашей земле, в нашем времени, но он не сгинет навеки!
Ксаббу умолк, покачиваясь взад и вперед от душевной боли.
- Но это прекрасно, - выдавила Рени. Она плакала, не стесняясь. - Это лучший аргумент в пользу ВР, который я только слышала. Так почему ты несчастлив сейчас, когда узнал так много и так близко подошел к цели?
- Потому что когда мы были с вами в этом ужасном месте, где вы боролись за мою жизнь, мысли мои перенеслись в иной мир. Постыдно, что я оставил вас, но в том нет моей вины, и не в этом мое горе. - Он посмотрел на нее, и в глазах его снова стоял страх. - Я побывал в обители Перворожденных. Не знаю, как или почему, но пока вы испытывали все то, о чем рассказывали мне в приемном покое больницы, я находился в другом месте. Я видел доброго Деда Богомола, восседающего на рогах своего хартебиста. Были там и жена его Кауру, и сыновья, Квамманга и Мангуст. Но со мной говорила его возлюбленная дочь Дикобраз. И она сказала мне, что даже там, за краем мира, Перворожденные в опасности. Прежде чем медовед отвел меня обратно, она поведала мне, что вскоре на этом месте раскинется бесконечная пустота, что как наш с вами городской мир поглощает мой народ в его пустыне, так будут поглощены и Перворожденные.
А если так, то какая разница, построю ли я свой мир, Рени? Если Перворожденные будут изгнаны из своего пристанища за краем мира, то все, что я смогу сотворить, окажется пустой скорлупой, панцырем мертвого жука. Я не хочу при помощи вашей науки создать всего лишь музей, Рени, где выставлены трупы. Вы понимаете? Я хочу создать дом, где мой народ сможет жить вечно. Если исчезнет дом Перворожденных, то сон, которому мы снимся, проснется. И вся жизнь моего народа от самой зари времен станет как следы, заносимые прахом.
И поэтому не звенит для меня солнце.
Они посидели молча. Рени налила себе еще воды, предложила Ксаббу, но тот покачал головой. Она не поняла, о чем он говорил, и чувствовала себя так же неловко, как если бы кто-то из ее коллег-христиан говорил о рае или мусульманин - о чудесах пророка. Но глубокое горе бушмена было неподдельным.
- Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, но постараюсь понять. Она наклонилась, взяла его вялую руку и крепко сжала сухие пальцы. - Как ты помог мне искать Стивена, так я помогу тебе - только скажи, как. Ты мой друг, Ксаббу.
Он улыбнулся - в первый раз с тех пор, как пришел.
- И вы мой добрый друг, Рени. Я не знаю, что мне делать. Я думаю и думаю. - Он мягко высвободил руку и потер усталые глаза. - Но у нас остались еще ваши вопросы - так много вопросов для двух человек! Что нам делать с этим желтым алмазом, этой ловушкой?
Рени неожиданно зевнула и смущенно прикрыла рот.
- Кажется, я знаю человека, который может нам помочь, но я слишком устала, чтобы говорить с ней сейчас. Подремлю немного и позвоню.
- Тогда спите. Я посижу, пока ваш отец не придет.
Рени попыталась сказать, что это необязательно, но проще было бы спорить с кошкой.
- Я не стану вам мешать. - Ксаббу встал одним мягким движением. - Я посижу в соседней комнате, подумаю.
Он снова улыбнулся, вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Рени долго лежала и думала о странных местах, где они оба побывали, местах, объединенных лишь тем, что все они - лишь продукт человеческого воображения. Ей хотелось в это верить. Но трудно цепляться за такую веру, глядя на затаенную страсть и чувство глубокой потери на серьезном, мудром лице Ксаббу.
Она проснулась оттого, что над ней склонилась высокая, долговязая фигура. Отец поспешно отступил, точно его застали за чем-то нехорошим.
- Это только я, девочка. Просто проверял, все ли с тобой хорошо.
- Все хорошо. Просто таблеток наглоталась. Ксаббу здесь?
Отец покачал головой. От него несло пивом, но на ногах он держался сравнительно твердо.
- Домой пошел. Что они теперь, в очередь к тебе строятся?
Рени недоуменно воззрилась на него.
- Перед парадным еще один мужик в машине сидел. Здоровый, бородатый. Отъехал, когда я подошел.
Рени ощутила укол страха.
- Белый?
Отец расхохотался.
- Здесь-то? Не, черный как я. Наверное, в другую какую квартиру. Или грабитель. Ты, когда меня нет, на цепочку закрывайся.
Она улыбнулась.
- Хорошо, папа.
Отец редко бывал так заботлив.
- Посмотрю, осталось ли чего пожрать. - Он поколебался, стоя в дверях. - Этот твой приятель - он из маленького народа?
- Да. Он бушмен. Из дельты Окаванго.
В глазах отца мелькнуло странное выражение, как искра воспоминаний.
- Их народ - самый старый. Они жили здесь еще до черного человека - до коса и зулусов и всех прочих.
Рени кивнула, заинтригованная отрешенностью в его голосе.
- Никогда не думал, что снова их увижу. Маленький народ... Не думал, что увижу их снова.
Отец вышел с отстраненным выражением на лице и осторожно прикрыл за собой дверь.
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Мерове ждет суда за военные преступления.
(Изображение: Мерове сдается генералу ООН Раму Шагре.)
ГОЛОС: Хасан Мерове, свергнутый президент Нубийской республики, предстанет перед трибуналом ООН за военные преступления.
(Изображение: солдаты ООН раскапывают братские могилы под Хартумом.)