Она посмотрела на Гаврильвену.
— Всё, что говорил Осип про пришествие Ворона и второго сына оказалось правдой! Это не сказки. Прародитель рода Аксен Петрович Воронов не врал, что имел связь с птицами и мог летать за сотни верст от того места, где находился.
Гаврильевна тоже села и лавку и закачала головой
— Ты посмотри, а мы его корили за предсказания… Батюшки. — видимо, она имела ввиду моего отца Осипа Васильевича.
— Матушка, о чем вы? Что за предсказания?
**
Мы тайно переместились в гостиницу для паломников при Новоспасском Монастыре, там имя Морозовых служило пропуском и приютом для всех гонимых.
По дороге мы почти не повстречали прохожих, которые могли бы нас узнать.
Матушка очень осторожно рассказала, что мы с братом происходим из древнего боярского рода, обладающего особыми способностями. Но эти способности проявлялись не у всех.
Только у младших братьев в семье по прямой мужской линии, ведущей от Аксена Петровича Воронова.
Вот уже более пятидесяти лет Дар Рода дремал и никак не проявлял себя. Он должен был проявиться у моего отца.
Но ему так не посчастливилось открыть его в себе. Хотя он из своих сил старался не только раскрыть в себе эти магические способности, но постоянно оживлял и поддерживал это предание среди Вороновых.
Со временем, в нашей большой фамилии, люди стали считать предсказания предков о появлении потомка с Даром сказкой и отдались друг от друга.
Некогда сплоченные, богатые имеющие большую власть в державе Вороновы разобщились, оскудели, обеднели не только деньгами, но и духом.
Отец был рачительным хозияном имел поместья тремя сотнями дворав. Земельных наделов больше четырех сот четвертей в Вологодском, Шуйском и Суздальском уездах.
А четверть, как я понял равнялось половине гектара.
Сам он вел дела так, что его крестьяне платили минимальный оброк, но давали ему премии с оборота. Зарабатывая больше других, его крестьяне были почти свободными — общинниками.
Они понимали, что защищаемые отцом, имеют несравненно больше иных городских и посадских чиновников, поэтому очень любили и уважали отца.
Но наступили черные дни. И наш род окончательно потерял все наделы и деньги. Их профукал Петрушка.
Отец рассказывал матери о том, что придет потомок, который возродит Род вернет ему былую славу и могущество.
Он будет иметь зрение как у ворона. Будет уметь смотреть сверху, уметь камень превращать в золото, уметь целить живых и воскрешать мертвых.
— Ну с воскрешением мертвых он загнул, конечно…, — пробормотал я, обдумывая услышанное.
— Ты как про отца разговариваешь? — перебила меня Гаврильевна, — совсем стыд потерял? Или тебе память отшибло?
— А что? — спросил я, несколько сбитый с толку.
— Ты забыл, как собачёнчка к жизни вернул, когда ты совсем еще мальцом был?
— Бабка ты не гони на меня, ты лучше подробнее расскажи.
Гаврильевна смягчилась и поведала мне историю, как я вытащил щенка и оживил утонувшего щенка, вдыхая ему в пасть и массируя сердце.
«Та же тема, опять замешаны лекари и знахари», — подумалось мне. После того как мы обсудили предсказания и семейные легенды, я решил заняться делами. Тратить время зря не хотелось.
— Ну хорошо. Еды и воды вам принесут. Сидите ждите. Мне в школу надо. Или приду через три дня или кого-нибудь из надежного дружка пришлю. Скажу, что делать. Понятно?
— Ишь, повзрослел. Посмотри на него Ефимия Алексеевна. Оперился, — она делала вид, что разговаривает строго, но на самом деле улыбалась, — не мал еще про понятность переспрашивать?
Я ее очень любил. Она была полноценным членом рода. В семье всегда уважали старших, и она имела право делать замечания мне с братом. Но сейчас, я точно знал, что она чувствует гордость за своего двенадцатилетнего воспитанника, примерившего на себя роль защитника семьи и добытчика.
— Илюша, сынок, — мать подошла и обняла меня, — беспокойно мне за тебя. Береги себя.
— Он себя еще покажет… — видимо Гаврильевна имела виду, что я покажу себя с лучшей стороны.
— Мам, не переживай. Мы точно выкарабкаемся. Вы главное тут ничего не бойтесь, но и особе не светите себя. Будьте тише воды.
Я поцеловал обеих в щеки и побежал в школу.
***
Я учился в училище поддьячных писарей у наставника Симеона Полоцкого и пропустил два дня. Это было большим нарушением режима.
Наш наставник был грозен и вечно сердит. Его боялись даже старшие выпускники.
Одного его старческого взгляда было достаточно чтобы дети думских бояр и князей, которых учили грамоте в этой школе начинали заикаться.
Те самые мажоры, как сказали бы в будущем, тряслись, когда Симеон Полоцкий сурово интересовался их самочувствием и выполненными упражнениями по грамоте и словесности.
Наставник не признавал ни чинов, ни происхождения.
Он говорил, что подчиняется только Великому Князю. Все остальные для него дети-человеки, все как один равны.
И вот теперь, придя в школу, я видел, как самый грозный и ужасный наставник сам дрожал и заикался перед человеком, одетым в темно-вишневый монашеский балахон.
Посетитель держал в руках дубовый посох, богато украшенный золотом.
Они стояли в коридоре училища перед началом занятий.
Симеон Полоцкий что-то виновато лепетал, заискивающе глядя в глаза собеседнику. Тот стоял ко мне боком, и я не мог разглядеть его лица.
До меня донеслись обрывки их разговора.
— Так сам не знаю, где его носит. Третьего дня не появлялся на уроках
Я хотел незаметно пробраться в класс, но тут оба обернулись ко мне.
— А вот и он! Ваше Преосвещенство. Явился! — Симеон грозно сдвинул брови, — ну-ка поздоровайся с Протопопом Аввакумом.
— Доброго здравия батюшка Симеон, доброго здравия батюшка Аввакум. Можно мне пройти в класс?
— Нет, в класс ты не пойдешь, — мягко ответил мне наш наставитель.
Что-то тут было не так. Учащимся за пропуски полагалась взбучка.
Обычно экзекуция происходила в классе на глазах у остальных учеников, чтобы другим было неповадно нарушать порядки в следующий раз.
— Как так? Почему?
Я вопросительно посмотрел на Симеона.
— А вот так. Забирают тебя. Повезло тебе несказанно.
Ответил Симеон Полоцкий
Он потер ладоши будто заключил хорошую сделку. На лбу его выступила испарина. Он заискивающе улыбался.
Я посмотрел на человека в темно-вишневой рясе и увидел у него на рукаве треугольную четку — лестовку. Такие были у моей крестной.
Я вспомнил про слова боярыни Морозовой про нового наставника.
Гость повернулся ко мне лицом. Теперь я видел его большие, карие, широко посаженные глаза. Прямой и тонкий нос. Седые пряди и аккуратную бороду, подчеркивающую светлую кожу с золотистым оттенком.
— Отрок Илия. Должен спросить твою волю. Желаешь ли дальше продолжить обучение у почетного старца и наставника Симеона Полоцкого или пойдешь со мной?
Я, не думая, выпалил.
— Конечно с вами! Матушка…
На этих словах Протопоп Аввакум, прервал меня жестом. Я догадался, что чуть не сболтнул лишнего про крестную Феодосию.
Он обернулся к Симеону, слегка поклонился и сообщил, что письменные формальности о моем переводе в другое училище уладят его помощники.
Видимо протопоп был настолько непререкаемым авторитетом в глазах моего, теперь уже бывшего, учителя, что тот радостно затряс головой в знак согласия.
Он, видимо опасался, что с него снимут три шкуры за мое исчезновение. А теперь, к его счастью, он избавляется от меня с радостью. Даже не заботясь о моих документах, без которых меня никуда не возьмут после обучения.
«Вот гад, ты ребенка передаешь, а не мешок картошки»
Стало понятно, что Илюха Воронов не был прилежным учеником.
— Ну что же, пойдем отрок. Отец Симеон распорядится, что бы твои вещи доставили ко мне.
Перед выходом я закрыл глаза, чтобы мысленно слетать к монастырю и убедиться, что с матушкой и Гаврильевной все в порядке.
То, как повел себя Симеон, говорило о том, что мой новый наставник Авва имел очень серьезный вес в нашем Царстве. Пока еще не Империя, но уже и не Княжество.
Я приказал себе увидеть монастырь, в котором прятались мои. Протопоп Аввакум вроде ничего не заметил.
Мы вышли на улицу.
— Куда мы? — спросил я его.
— В твое новое училище. Я забираю тебя к себе в ученики. Но пока мы не дойдем, не болтай языком лишнего. Времена сейчас неспокойные.
— Я понял. Я вообще молчок.
Мысли мои были с родными. По матушкиным рассказам, где-то должна была летать птица, повинуясь моим приказам и показывая мне происходящее с высоты своего полета.
Я наконец увидел мать и няньку в окно. Они сидели за столом и пили чай с сушками.
Мы шли молча. Прохожие невольно расступались перед нами и уступали дорогу идущему со мной старцу.
Его прямая осанка в сочетании с сутаной, капюшоном и золоченым посохом таила в себе неосязаемую силу и опасность.
Мое сознание почти полностью соединилось с сознанием мальчика. Я помнил многое.
Выходило, что я всегда знал, что я маг. Но не умел пользоваться своими способностями. Способность видеть глазами птицы пришла с моим попаданием в новое тело.
Через четверть часа мы пришли.
Здание училища располагалось за белыми крепостными стенами монастыря на Петровке.
Нам распахнули ворота двое суровых послушников. На вид им было лет по двадцать.
Они поклонились Аввакуму. Не останавливаясь, мы вошли во двор. Я мог поклясться, что ворота затворились за нами сами, без усилий встречающих.
Меня это удивило, но я решил ничего не спрашивать.
— Илья, я знал твоего отца. Но ты здесь по просьбе матушки Феодосии Морозовой. Она хорошо отзывалась о тебе, я знаю, что она твоя крестница.
Он остановился и ласково посмотрел на меня.
— Она считает, что ты одаренный. Посмотрим так ли это. Добро пожаловать в частное военное училище магов. Ты зачислен с сегодняшнего дня. Братья, — он указал рукой на стоящих поодаль послушников, — покажут тебе твою келью и ознакомят с уставом. Старайся не пропускать занятия и не опаздывать. У нас с этим очень строго. Едой, кровом и одеждой ты будешь обеспечен в течении всего времени обучения у нас. О матушке Феодосии никому не болтай. В опале она сегодня. Понятно?
— Понятно.
— У тебя остались какие-нибудь вопросы?
— Батюшка, моя матушка и няня Мария Гаврильевна, мне нужно оберегать их. У меня будет возможность видится с ними? Без меня из ждут неприятности. Мой брат…
— Знаю. Петр повел себя очень глупо, подставив вашу матушку. О ней позаботятся, пока они в ските. Через неделю они с твоей няней переедут в безопасное место. Чуть позже у тебя появится возможность навещать их. Не переживай. Все будет хорошо. Можешь обращаться ко мне по имени. Многие ученики величают меня Аввой. Еще вопросы есть?
Я пытался понять знает ли он про Ваську Губу, но не стал спрашивать. Я сам с ним разберусь.
— Авва, а что значит одаренный?
— Илья, в нашем мире люди делаться на тех, кто владеет магией — это одаренные, и тех, у кого нет этого дара. Мы называем их бездарными.
— Так вроде, у меня есть дар, — сказал я, желая рассказать про способность видеть с высоты птичьего полета. Но Авва прервал меня жестом.
— Видеть глазами птицы — это еще не магия. Когда ты научишься вызывать силу своего рода и объединять ее с силой Ворона, вот тогда и поговорим.
— Как вы узнали про то, что я вижу сверху? — удивленно выкликнул я. Но мой новый учитель лишь улыбнулся и потрепал мою шевелюру.
— Ты многое сам узнаешь в нашем училище. Осваивайся. А теперь у меня дела. Ступай.
Он отвернулся и зашагал в сторону строения напоминавшего трапезную. Один из послушников предложил последовать за ним. А второй вернулся к воротам.
— Как тут все устроено? — спросил я моего провожатого, как можно более дружелюбным тоном.
Нужно было налаживать связи на новом месте. Не смотря на большую разницу в возрасте послушник, не меняя сурового выражения лица, ответил без тени высокомерия
— Живете в кельях по двое, подъем в шесть утра, водные процедуры, утренняя силовая тренировка, завтрак, учеба. В полдень обед. Опять учеба, вторая силовая тренировка, учеба. Ужин, постирка. Дальше свободное время, отбой в десять вечера.
— Так каждый день?
— Нет, выходной в понедельник.
Меня несколько удивлю, как расписание построено расписание. Я пока нигде не заметил часов. Мне казалось, что люди все еще измеряли время половинами и четвертями суток.
— А у вас есть часы? Как узнавать время?
— Я забыл, что ты новичок. Да в училище есть часы. Каждый час отмеряет звонарь.
— А как я узнаю, что, например, наступило десять вечера?
— Привыкнешь.
— Класс, расписание прямо, как в армии.
— Как где?
Я понял, что он не знает значения слова «армия»
— Ну как у стрельцов. В стрелецкой дружине.
Он остановился и смерил меня взглядом.
— А ты, что? Знаешь, как у стрельцов?
— Да, дядька рассказывал, — соврал я ему, чтобы не вдаваться в долгие объяснения.
— Мы пришли.
Он остановился напротив дубовой арочной двери с цветным витражным окошком. Она была одной из целого ряда аналогичных дверей на фасаде длинного одноэтажного здания из белого кирпича.
— Твоя келья номер девять. Ключей и замков нет. У нас не воруют. Сохраняй чистоту и порядок. Дежурные ходят и проверяют. Нерях отправляют в карцер. Не советую тебе туда попадать. Место не из приятных. На кровати найдешь одежду. Переодевайся и подходи к учебному корпусу.
Он указал рукой на соседнее двухэтажное здание.
— Скоро будет перемена, подходи и знакомься с другими учениками. Не стесняйся.
Я зашел в свое новое жилище. Оно было небольшим, теплым и уютным. В комнате стояло две кровати, стол, два табурета и шкаф.
На стенах висели погасшие свечи. Для вечернего и ночного освещения догадался я.
Быстро переодевшись в ученическую одежду, а это были штаны, теплая рубаха, кафтан, носимый, как верхняя одежда, я осмотрел себя.
Не хотелось производить впечатление неопрятного мальчишки. По одежке встречают, как известно.
На ноги я натянул мягкие кожаные сапоги, стоявшие тут же у кровати, и отправился к зданию, на которое указал старший послушник.
Подходя к учебному корпусу, я оглядел внутреннее устройство монастыря. Оно состояло из внешних крепостных стен и внутренних зданий из кирпича, покрашенное белой известкой.
В центре всего располагался титр со шпилем и колокольней, а на уровне второго этажа арочный проход соединялся с учебным корпусом.
С торца училища был разбит небольшой уютный сквер, в котором собрались ученики их было человек двадцать.
Между двумя юношами разгорелся конфликт. Точнее один из них, более рослый, издевался над вторым.
— Слышь, Горох. Не лезь куда не просят. Я тебя в овес превращу и скормлю лошадям. Будешь обратно в человека из навоза превращаться.
Второй смотрел на него с ненавистью, сжав побелевшие губы. Видимо, трезво оценивая свои возможности — он значительно уступал обидчику в росте, просто молчал.
Рядом стояли ученики. Три девочки лет тринадцати четырнадцати. Они и еще несколько парней смотрели на хама осуждающе. Одна из них смуглая, я бы даже сказал, что она мулатка, вступилась за одноклассника.
— Жаботинский, отстань от него! Хватит уже над всеми издеваться!
Жаботинский? Интересная фамилия. Не те ли это Жаботинские, про которых рассказывала матушка, и которые нас обобрали?
Задира обернулся к девушке и надменным тоном спросил:
— А то что? Что ты мне сделаешь Уголёк? Папе в Африку пожалуешься? — юноша лет пятнадцати самодовольно усмехался своей глупой шутке
Некоторые из учеников засмеялись.
Да тут токсичная атмосфера. Что-то я пока не замечал сплоченности и дружелюбия к друг-другу в этой группе.
— Не смей говорить так о моем отце! — она не успела договорить, как Жаботинский притянул к своей груди раскрытые ладони, сформировал незримый шар, покрутил его с усилием словно мастер кунг-фу, и произнеся себе под нос некое заклинание резко направил энергию в сторону девушки.
Та, не ожидая подобного, не успела защититься и упала назад от невидимого толчка, смягчив падение ладонями.
Она сидела и опиралась своими руками о грунт за спиной, сжав колени. Глаза ее выражали растерянность.
В следующее мгновение Жаботинский произнес еще одно заклинание и девушка оказалась на круглом коврике в одном нижнем белье. На ней появился темно-синий лиф с золотой окантовкой, красивые защитные накладки на голень и предплечья.
Из-под волос на голове, у нее проступили мягкие, черные кошачьи ушки.
— А ты очень даже ничего, Уголёк. — произнес этот говнюк, оценивающе разглядывая девушку. Он все еще мерзко улыбался, упиваясь своей силой и безнаказанностью.
Она сдвинула брови и похлопала себя по телу. Оказалось, что белье, накладки и украшения были видением. Они быстро исчезли и под ними проступила прежняя ученическая форма.
Меня удивила такая способность вызывать видения сразу у всех, но нисколько не испугала.
Пора действовать. Надо поставить этого ублюдка на место. Я шагнул вперед, подал руку девушке, помог ей подняться и похлопал стоящего ко мне спиной Жаботинского по плечу.
— Я прошу прощения, я тут человек новый. Но мне очень не нравится происходящее. Мне кажется, что вы, Жаботинский, поступаете невежливо и опрометчиво. Я хотел бы попросить вас извиниться перед теми вашими товарищами, которых вы оскорбили.
Он обернулся ко мне, но пустив свой взгляд выше моей головы, сделал вид, что не видит меня.
Жаботинский приложил ладонь к своим бровям, будто капитан корабля выглядывающий вдалеке горизонт.
— Кто это сказал? Откуда доносится этот писк?
Дальше он перенес взгляд на меня и издевательски продолжил писклявым и шепелявым голосом, повторяющим мою интонацию:
— Извиниться перед товарищами, которых вы оскорбили.
Его последняя выходка вызвала взрыв хохота у его приспешников и подхалимов.
Я спокойно разглядел каждого из них. "Вы еще ответите мне, суки". И перевел взгляд на Жаботинского.
— Извинись, Жаба. А то вернешься обратно в тину. И никто тебя не найдет.
Жаботинский побагровел.
— Это кто у нас такой смелый? Ты знаешь с кем разговариваешь?
Одна из девочек, заглянув куда-то себе в тетрадь сказала:
— Это Илья Воронов. Он новенький. Отстань ты уже всех достал!
Видимо, она староста класса догадался я.
— Воронов? Не тот ли это Воронов, чей преподобный папаша…
Договорить ему не удалось. Я сразу влепил ему звонкую пощечину.