Ученики вытянули шеи
В сундуке показались мешки с монетами, уложенные аккуратными рядами.
Я вытащил один из них.
— Уважаемые наставник Протопоп Аввакум, и архидиаконы, не сочтите за грубость. Достаточно ли будет одного мешка серебром для того, чтобы добавить в трапезную еще один зал, где отныне будут столоваться все те, кто ест на кухне?
Авва улыбнулся и доброжелательно кивнул.
— Более чем достаточно.
Я вытащил из сундука два мешка и положил их на стол.
— Я жертвую эти три мешка на устройство зала для самых бедных учеников. Все что останется — прошу употребить на пользу училищу.
Авва медленно трижды захлопал в ладони. Ученики и диаконы подхватили.
Я дождался окончания аплодисментов и произнес.
— Это еще не все. Вчера мы потеряли троих наших братьев. Их поглотили вайты. У них остались семьи. Желаю выделить каждой семье по мешку серебра. Я вытащил еще три мешка и положил нас стол. Такого никто не ожидал.
В каждом мешке было монет на двадцать тысяч. Я понимал, что это очень крупная сумма.
Я увидел в глазах Аввы искреннее уважение.
Значит я на правильном пути. Мне нужно было еще покрыть долг моего братца — тридцать тысяч Ваське Губе.
В сундуке оставалось еще очень много денег. Ну что же это приятное чувство — когда ты молод и очень богат.
Остальные монеты я разделю на три части.
Треть пущу в бизнес. Треть оставлю на хранение. А треть использую на возрождение мощи Рода — подкуп чиновников, подарки боярам, жалование толковым людям, создание боевого крыла клана.
— Ну что же, решено. Еще раз поздравляю. Садитесь.
Из кухни вылез Кольцов, он старался не смотреть в мою сторону.
Авва с архидиаконами собрались уходить.
— Наставник, прошу прощения, еще одно…
— Слушаю?
— В честь победы над вайтами, не откажите выпить с нами по кружке…
— Кваса… — нахмурился один из сопровождавших Авву, — в училище разрешен только квас! Но сейчас не время пить квас. Он у нас раз в неделю.
— Конечно же, по кружке кваса! — улыбнулся я, делая вид, что ничего не слышал про несвоевременность — Прохор! Я дугой подбросил в его сторону серебряную монету. Он ловко перехватил ее.
— Можно в виде исключения угостить всех квасом? — я постарался сказать так, чтобы это выглядело принятым решением
— Гм, — Авва снова улыбнулся, — сорванец! Кваса всем за счет боярина Воронова! А пошить тебе кафтан синей царской парчи, я распоряжусь.
Кафтан царской парчи — символ предпоследней ступени в боярской иерархии.
Синим цветом отличали самых высших, самых достойных бояр. Дальше шла только думская серебристая парча и царская — золотая.
После этих слов Авва сделал жест, молодцы и младшие дьяки убрали деньги, а затем степенно удалились, Прохор разглядывающий серебряную монету заметно повеселел.
— Прохор… Не серчай на меня. Не хотел я тебе в нос…
— Да че уж там, дело прошлое. Я уж и сам виноват-то. Я не знал, что вы вон как. По первому классу идёте, барин!
— Заметано. И пригласи, наконец, Ивана Горохова и всех, кто на кухне столуется.
— Будет сделано, барин! Сей момент! — он понесся сломя голову в кухню.
Я довольно осмотрелся. Девчонки махали мне своими приятными ладошками. Парни улыбались и только один Жаботинский сурово сверлил меня глазами, не скрывая своего яда.
Может быть и зря я планировал его реабилитировать в глазах Думы Наставников.
Он показал большой палец правой руки вверх, затем повернул его горизонтально в сторону и медленно провел им от одного левого уха к правому по своему горлу.
Я понял, что мой конфликт с ним только начинается.
***
И не ошибся.
После всеобщего завтрака, когда Иван Горохов и другие ученики поднялись из подвального этажа в золотой зал, мы отправились на занятия.
Всю дорогу к учебному корпусу моя интуиция подсказывала мне, что Жаботинский вел себя так не спроста.
Он не мог разговаривать из-за наложенной Аввой печати молчания, но он вполне мог писать.
В пределах училища ему не к кому было обращаться за помощью. Его дружки не спешили ссориться со мной. Вчерашняя драка и последующая битва показала, чего стоит их лидер.
Его прихлебатели не отважились бы на прямой конфликт даже с моими новыми друзьями, их вчерашними мальчиками для битья.
Они хорошо понимали, что потом будут иметь дело со мной. Никому из учеников или простых смертных не удавалось убить вайта. И они понимали, что я обладал неестественной силой.
Это значит — опасность исходила из-за стен нашего училища.
От Жаботинского можно было ожидать любую подлость.
Мы почти дошли, когда монастырские ворота распахнулись и на территорию галопом въехали пятеро всадников. Они подскакали к нам. Двое из них ловко спешились, спрыгнув с лошадей.
На одном из них был кафтан из той самой царской парчи, причислявшей его к элите.
Правда, он был малинного оттенка и по всему выходило, что мой синий был немного покруче.
— Кто тут из вас Ильёй Вороновым будет? — спросил строгим голосом обладатель парчового одеяния.
Ученики остановились, расступились и посмотрели на меня.
Я равнодушно сделал шаг вперед и посмотрел ему в глаза.
— С кем имею честь? — задал я ему вопрос вежливым тоном, сохраняя железную выдержку.
Такое обращение немного сбило его с толку.
— Неужто-то ты не знаешь меня? — он огляделся на окружающих, как бы удивляясь. Я ничего не ответил и ждал ответа на свой вопрос.
— Поклонись! — вступил один из тех, кто сопровождал моего собеседника, он прорычал, — ты с наследником великого рода разговариваешь!
— Ваше Величество! Не признал вас Великой Князь! Помилуй, меня Государь! Не вели казнить! — я делано снял шапку, помахал ей в воздухе и отвесил прибывшему реверанс.
Было понятно, что я издеваюсь над ним и над его спутниками. Ученики рассмеялись моей выходке.
Я поставил собеседника в неловкое положение. Упоминание мной монарха не позволяло ему принять мой поступок за оскорбление. Любое неосторожное слово могло быть истолковано против человека в малиновом кафтане.
Но он быстро взял себя в руки и не собирался сдаваться.
— Ты смердов сын, нанес непростительное оскорбление нашему роду. Ты должен ответить за это.
На этих словах он снял перчатку и бросил ею в меня.
Драки и распри между учениками были запрещены. За них наказывали.
Драчуны и скандалисты могли быть помещены в карцер или даже отчислены из училища за раздор.
Но боярское происхождение, давало право на поединок чести.
Они назывались мономахиями. Это был аналог дуэли.
Для мономахии нужны были веские причины. Бросать вызовы могли только равные равным. Я решил сыграть на этом, чтобы вывести своего противника из себя.
В момент броска я не стал уворачиваться, а сделал небольшой шаг назад, так что перчатка ударила мне в грудь, а не в лицо. Она упала на снег.
— Я многим уродам наносил оскорбление, — мне понравилась моя остроумная игра слов и использованием созвучия рода и урода, — ты представься, любезнейший. Я должен удостоверится, что ты не холоп и равен мне по статусу. Но за нехорошие слова о моем отце тебе придется ответить в любом случае.
Человек, вызывающий меня на дуэль, побагровел.
— Ты видел это? — он потянул в гневе на себе ткань камзола, — я особо приближенный в Государю, Великому Князю, дай Бог ему долгих лет жизни.
— Видел, видел. Ты назовешь себя или мне выбить из тебя твое имя?
Моя дерзость и спокойствие продолжали выводить его из себя. Один ноль в мою пользу.
— Да ты!.. — он начал создавать энергетический шар руках у своей груди. Ученики в ужасе отступили. Я таких шаров еще не видел, он был темно-бордового цвета. Я же наоборот подался вперед.
— Ты русский язык понимаешь? Как тебя зовут? Имя?
Я и так догадался, кто это. Он не сильно отличался от своего младшего братца внешне. Младший Жаботинский стоял чуть поодаль от всех и молча наблюдал за происходящим.
Один из сопровождавших положил руку на плечо старшего и что-то прошептал ему на ухо.
Тот с трудом сдержался, прекратил создавать шар убрал сгустки энергии.
Затем он сложил руки на груди и вздернув нос произнес свое имя, стоя ко мне вполоборота.
— Федор Владимирович Жаботинский…
— Фух, ну так бы сразу и сказал, что Жаботинский. А то я подумал, что снова оскорбил кого-то знатного…
Нет. Не ему тягаться со мной в остротах.
Я двумя словами опустил его. Во-первых, выходило что он представитель не очень известного рода, во-вторых я признал факт оскорбления с моей стороны, но не собирался извиняться.
Он сжал кулаки и подался на меня опустив голову как бык. Его остановили сопровождавшие. Один из них, понимая, что происходит, решил прекратить это.
— За тобой выбор оружия схватки, времени и места, — сказал он мне более уважительным тоном, чем его друг.
Никто кроме Аввы не знал, что я потерял свою силу. Я надеялся, что найду способ и сумею ее вернуть себе. Но сейчас я не собирался драться с ним при помощи боевой магии. Шпага самое оно.
Рапира и сабли для моего нового тела были пока тяжеловаты.
Я услышал, как в разговор вступила Киття-Уголек.
— Валил бы ты отсюда Федор. Ты хоть и закончил училище пятью годами ранее, но своим, ты тут так и не стал, — она качнула в мою сторону головой, — он вайта завалил вчера. А вайты явились из-за твоего преподобного братца. Ты явно Илье неровня.
— Бабе слово не давали. Заткнись, — он хмуро посмотрел на мою новую подругу.
— Слышь, Жаботинский. Так и быть — я принимаю вызов. Но чтобы наши шансы были равны — мы будем драться на шпагах.
Я сделал шаг вперед прикрывая собой Киттю и продолжил:
— Никакой магии. А то потом скажут, что я тебя хитростью и своей магией ушандошил. Ты ответишь и за брата, и за себя, и за нее, — я кивнул в сторону Китти.
— Хах, на шпагах? Ну смотри.
Мой выбор оружия явно развеселил Жаботинского и его спутников.
— Обещаю, что разрежу твои штаны на полоски, за твои «заткнись» и «бабу», — я спокойно смотрел снизу вверх ему в глаза
— Нет! Илья нет! На шпагах нельзя! — Киття в ужасе подскочила ко мне, — Выбери, пожалуйста, любую магию. Еще не поздно! Он лучший фехтовальщик в нашей державе! Ты можешь погибнуть, я не допущу э..
Я остановил ее жестом, улыбнулся ей и перевел взгляд на моего соперника. Улыбка сошла с моего лица.
— В четверг, в полночь. На лобном месте у Кремля. Шпаги.
Теперь нужно было просверлить его насквозь глазами.
Он слишком уверен в своих силах. Что же, придется ему признать, что род Вороновых возвращается.
Я начал играть в гляделки. Моё спокойствие выглядело маленькой победой на фоне его агрессии. Он порывался столкнуться со мной лбами.
Со стороны это выглядело, как будто огромный детина желает ущемить меньшего и физически более слабого.
При этом он не контролировал свои эмоции и раскачивался. Его оттащили от меня.
— Тебе конец, Воронов! — он брызгал слюной.
Его сопровождающие молча уселись в седла. Федор последовал их примеру. Он закрутил своего коня на месте.
— Не опаздывай на мономахию, боярин, — ответил я старшему Жаботинскому с достоинством в голосе, развернулся и отправился на занятия.
Ученики в большинстве своем последовали за мной. Многие были растеряны. Они тоже считали мой выбор неразумным.
Пусть. Мы еще посмотрим, кто лучший фехтовальщик.
В том, что я уделаю его в поединке я не сомневался.
Больше меня заботило, то что от Жаботинских можно было ожидать всего, что угодно. Они могли применить против меня магию, и я оказался бы бессилен.
Кроме того, мне предстояло узнать за какие заслуги старшему была оказана честь и было позволено носить парчовый мундир.
Но на это счет у меня был свой план.
Я ожидал, что они уедут, но это оказалось заблуждением.
Всадники пришпорили коней и направились к наставническому корпусу.
К этому времени из корпуса вышел Авва. Он был хмур и не рад нежданным гостям.
Он не слышал нашего разговора, но видимо догадывался, о чем мы беседовали.
Поравнявшись с протопопом Жаботинский старший, что-то резко выговаривал наставнику. Тот отвечал.
Разговор шел на повышенных тонах.
Жаботинский периодически оглядывался на нас, учеников и показывал рукой в сторону места, где вчера открылся портал.
До меня долетели обрывка.
— Тем не менее, государь приказал вас доставить. Это в вашей школе вскрылся портал. Великого Князя не интересует, кто в этом виноват.
— У меня занятия. Я приеду, после того, как завершу их.
— Государь наказал, что дело не терпит отлагательств. И вообще. Это мы еще посмотрим, кто здесь виноват!
Ах вот оно что. Жаботинские накапали Великому Князю и теперь решили нейтрализовать Авву. Жалкие стукачишки. Он был единственным, кто мог воспрепятствовать нашей дуэли.
Его слово было тяжелее права бояр вызывать другого на мономахию.
Ну что же, я рассчитывал только на себя. Мне наоборот не хотелось опеки со стороны наставника.
Тем лучше, когда все завершится им припомнят и этот гнойный донос.
Жаботинский желал унизить протопопа в глазах учеников. Он настаивал, чтобы Авва шел пешком, рядом со всадниками. Но не тут-то было. Из монастырской конюшни вывели белого коня с рыжей гривой.
Это грациозное животное неописуемой красоты, рыло копытом землю и махало головой, пока его спешно седлали. Я сразу в него влюбился.
Я дал себе слово, что когда-нибудь я заимею такого же красавца.
Не смотря на свой преклонный возраст, Авва лихо вскочил на высоченного коня. Тут же дал пятками в бока и помчался галопом к воротам на выезд.
Лошади Жаботинского и его спутников хоть были тоже хороши, но на фоне рыжегривого красавца Аввы, смотрелись ущербными клячами.
Они пустились за ним, но конь наставника делая мощные гигантские скачки, ушел вперед на десять корпусов.
Выходило, что Авва прибудет в Кремль намного раньше своих сопровождающих. Что вообщем-то, было позором для последних. Они вроде, как конвоиры.
Я улыбнулся и тихо, так чтоб никто не слышал обратился к Ивану Горохову.
— А есть у тебя такой порошок, который мог бы нейтрализовать магию на небольшом пространстве? Что-то типа блокирующего круга, как в древние времена.
Я рассказал ему о своих опасениях.
Иван обещал подумать и что-нибудь придумать к сроку.
Другие обсуждали предстоящую дуэль.
Ученики на моих глазах разделились на две группы. На тех, кто верил в меня. Я был их надеждой на избавление от гнета и безнаказанных издевательств Жаботинского. В их глазах я становился защитником всех угнетенных.
И на тех, кто видел за старшим Жаботинским силу и считал, что им выгоднее присоединиться к братьям. Не все им симпатизировали, но на всякий случай заботились о своей шкурке.
Ладно, хрен с ними, лишь бы не гадили.
С этими мыслями я пришел на свой первый урок в училище.
Не занятиях мы особо ничего не делали, так как наставника замещал скучный архидьякон, рассказывающий истории о магии месопотамских шаманов.
На перемене девочки рассказали, что это новый преподаватель, приехавший, всего лишь неделю назад из Колосово. Там был расположен лагерь наставников и действующих боевых магов.
Он не знал учеников в лицо, и я понял, что могу улизнуть, для того чтобы навестить свою матушку, а затем и Ваську Губу. Я хотел поскорее окончательно рассчитаться с долгами.
Я заранее предусмотрительно распределил монеты.
Часть в пояс, другую в одежду, а третью небольшую в мешок — котомку из грубой холщовой ткани.
Вся сумма долга.
Плюс деньги для матушки и Гаврильевны. Для них я приготовил столько монет, чтобы они обе могли приодеться и обеспечить себе хорошее и безопасное жилье.
Улизнув на перемене в нашу с Иваном келью, я обнаружил у себя на постели кафтан из царской парчи.
Я решил, что одену его на дуэль, а сейчас он мне не нужен. В нем я буду привлекать лишнее внимание.
Переодевшись в свою прежнюю одежду, я вышел на улицу.
Зная, что через ворота мне не пройти, я заранее приметил деревом стоящее рядом со стеной.
В этом месте крепостная стена вросла в землю глубже, чем в остальных местах по периметру.
Я забрался на дерево, перепрыгнул с него на стену, и, соскочив со стены, очутился на улице Петровка.
За стенами монастыря и кипела обычная городская жизнь. По улицам шли прохожие, лавочники торговали своим товаром.
Листовые несли свои поручения. Это были средневековые курьеры, которые основали с большими подсумками через плечо.
Как быстро я стал отвыкать от городской суеты в стенах монастыря. Мне там было очень комфортно, несмотря на царящую среди учеников токсичную атмосферу.
Конечно, меня немного напрягали классовые противоречия между аристократами боярами и низшими слоями населения присутствовали как в среде магов, так и их отпрысков. Но я надеялся со временем изменить эту ситуацию.
Это был абсолютно нормальным. На дворе Средневековье.
Я шёл по улицам в обычной своей одежде. Немного потрёпанная, но ещё имеющая вполне достойный внешний вид, делала меня своего рода невидимкой среди десятков таких же как я.
На меня просто не обращали никакого внимания и иногда задевали меня плечом.
Будь я одет в свой кафтан из царской парчи все расступались бы мне и кланялись. Но я как раз не хотиел привлекать к себе лишнее внимание.
Это было забавное ощущение. Я был одновременно и принцем, и нищим.
Нет нет, денег у меня было достаточно, но деньги не делают вас принцем.
Пока вы не высшей лиге и пока ваш род не признан другими равными, среди высшей знати, вы для них всегда "нищий", пусть даже и титулованный.
Мало ли кому Великий Князь даровал свою милость. Сегодня дал, а завтра забрал.
Нужна надежная сцепка с другими родами, такая чтобы даже если ты споткнулся и впал в немилость, другие аристократы сами подстелили бы тебе пуховую перину.
Поэтому до начала дуэли, мне нужно было найти врагов Жаботинских и заключить с ними пакт.
Это было бы первой страховочной нитью, вытягивающей Вороновых наверх.
С этими мыслями я добрался до монастыря, в котором оставил позавчера матушку и няньку.
Они находились в добром здравии и очень обрадовались моему появлению.
Когда я кратко рассказал им о царских дарах, они обе разохались и расчувствовались.
Я умолчал о том, за какие мои деяния получил все это добро.
Не хотелось волновать измученных морально женщин.
Сказывалось напряжение последних недель, которое держало их из-за преследования Васьки Губы и жести, которую творил мой преподобный братец.
— Теперь у нас есть деньги, чтобы отдать долг губастому. И есть новое поместье Вороново. Матушка, вам с нянькой нужно приодеться и подготовиться к поездке в новое поместье.
— Батюшки — святы. Новое поместье! Кто бы мог еще вчера подумать. Я же говорила, что Илюша себя еще проявит! — причитала Гаврильевна, — Деточка моя, душа моя, мальчик мой! Ты просто не понимаешь, что сделал ты для своей мамы и меня, старой бабки!
Мне вспомнилось что в той, прежней жизни мне хотелось быть полезным своем маме, опекать ее, но не вышло. Он ушла слишком рано.
Теперь судьба давала мне второй шанс. И я не собирался ее упускать.
Пусть эта замечательная женщина дала жизнь всего лишь моему новому телу, а не сознанию. Но я уже чувствовал, что она родная.
Во мне жили воспоминания Ильи о матери и няньке. Все они были исключительно теплыми.
— Так, сударыни. Я отправляюсь по своим делам. Сегодня отдыхайте, а завтра смело отправляйтесь на ярмарку на Китай — Город.
— Куда же ты Илюша? Отобедай с нами. Только заскочил и уже по делам. Вот деловой, — улыбалась мне матушка.
— Труба зовет! Люди не ждут!
Я подскочил к обеим, приобнял, чмокнул их в щечки, попрощался и направился на улицу.
Мне нужно было попасть в логово к Ваське Губе до того, как стемнеет.
Причина простая — вечером, он и его банда могли быть мертвецки пьяны.
Он мог находиться на одной из трех воровских малин в нехороших, лихих районах столицы.
До перовой, расположенной на Хитровке, было идти относительно недалеко. По набережной, мимо Москва-реки, затем по Мясницким переулочкам.
Я решил начать с первой и сразу попал в точку.
У входа вертеп стояла пара мордоворотов Васьки. Как ни странно, они меня ждали и обращались со мной так вежливо, насколько умели.
— Василий просил проводить вас с почетом, боярин.
Последнее обстоятельство меня насторожило. Чего это вдруг мне оказывать почёт?
Пару дней назад я порезал двух людей Васьки — Губы, увёл у него из-под носа матушку с Гаврильевной.
Причин для особой симпатии ко мне Василий не имел.
Что-то тут не так, подумал я, но смело прошествовал за его увальнями, вызвавшимся проводить меня к своему главарю.
Пройдя по тёмным, грязным и вонючим коридором, пахнувшим перегаром, луком и немытыми телами, мы наконец дошли до комнаты, которая, видимо, выполняла роль местного кабака.
По центру стояло несколько грубых дубовых столов с недоеденной едой, немытые кружки и кувшины с напитками. За одним из столов сидел Васька — Губа. Его омерзительная рожа расплылась в добродушной улыбке, когда он понял, кто к нему явился.