- Я была Элиссой когда-то, - сказала она тихо. - Когда-то очень давно. Теперь я Ланарвилис. Элисса - моя дочь от Лугайда, весталка. Ее служение вот-вот закончится, и она выйдет замуж. Так что я почти бабушка.
- Я забыл. Всего на миг. На один миг. Мне не следовало забывать.
- О Сорен, дорогой, прости меня. Я хотела... Я рада тебе. Наверное, это неправильно, - отняв руку, она указала на кресло. Они сели. Ланарвилис молча откупорила оплетенную бутыль и наполнила кубки. По комнате разлился терпкий аромат вина с Аквитанских холмов.
- Я истомился в ожидании ответа, - сказал он.
- Прости, - голос ее был спокоен и тверд. - Сестрам понадобилась моя помощь. Это потребовало времени. Для чего ты хотел повидаться со мной?
- Скоро король созовет Совет. Нам следует подготовиться к возможным неожиданностям.
- Что ты имеешь в виду? Этот Гра... Грало... Гра-цил-лоний уже принял старейшин и королев по очереди. Всем он показался весьма толковым и искренним человеком; с большинством его предложений старейшины согласились. Так что Совету останется лишь закрепить на бумаге наше соглашение.
Сорен нахмурился.
- Не очень-то мне верится в его искренность. Почему Риму вдруг вздумалось посылать к нам префекта, после стольких-то лет? Этот мальчишка, новый король, намекает на некие грядущие перемены и уверяет, что постарается сделать все, чтобы нас они не коснулись. Что он имеет в виду? Я чувствую, что знает король куда больше, чем говорит. Какой сюрприз Грациллоний - или Рим? - нам еще уготовят?
На лице Ланарвилис появилось странное выражение; оно застыло, словно превратившись в безжизненную жреческую маску. Глаза стали ярко-голубыми, осветившись изнутри светом тайного, недоступного непосвященным Знания.
- Я поняла тебя, - проговорила она бесцветным голосом. - И у Форсквилис в тот день было предчувствие...
- У Форсквилис? Она что, знала?..
- Да. Мы все знали.
Сорен неуклюже, словно руки перестали его слушаться, поставил кубок.
- Может, ты расскажешь? - осторожно спросил он.
И она рассказала.
Прикрыв веки, Сорен слушал рассказ о той страшной ночи на острове. Когда она кончила говорить, он потянулся к кубку, отпил и некоторое время сидел молча, не поднимая глаз.
- Нечто подобное я и предполагал, - выговорил он наконец, поглаживая бороду. - Хорошо бы намекнуть римлянину, что нам подвластно не только привести человека к городу и сделать королем, но и проникнуть в самые его тайные помыслы. Тогда, может, он станет более сговорчивым. Ко всем нашим бедам нам не хватало только короля - лазутчика чужой державы.
- Пришел к городу и стал королем он без нашей помощи. Что же до его помыслов... Мне кажется, он не хочет нам зла.
- Возможно, но у него свои цели. Вернее, у Рима. То есть у императора Римской империи. Наши представления о том, что есть благо для Иса, а что зло, могут сильно отличаться. - Сорен недобро усмехнулся. - В любом случае лучше быть хозяевами положения. Кто знает, каких уступок мы сможем добиться от Империи.
Рассмеявшись, Ланарвилис тронула его за руку.
- Ты слишком корыстен, Сорен!
- Да. Ради моего города, моего дома, моих сыновей и себя, - ответил Сорен глухим голосом. - Больше у меня ничего нет.
Ее взгляд потемнел. Она почувствовала горечь в его словах и знала, что он никогда не выскажет этого прямо. Много лет назад она и Сорен были тайно помолвлены. Знак на своей груди Ланарвилис обнаружила за месяц до окончания службы весталкой.
- Ты можешь оспаривать решения короля на Совете, - сказала она. Только не строй козни у него за спиной. Поверь мне, Грациллоний для нас - не зло. Иначе боги не позволили бы призвать его.
- Кроме богов, ему помогали люди. Женщины, - Сорен прикрыл глаза ладонью. - Сильного Колконора нужно было ослабить. И в этом вы преуспели. Что вы с ним сделали? Каким грязным фокусам ты обучилась за эти годы?
Упрек был несправедливый и злой. Ланарвилис разрыдалась. Слезы размыли малахитовую краску на подведенных веках, и лицо королевы сразу стало жалким и некрасивым.
- Сорен, но меня там не было! Я все знала. Я помогала Сестрам, но... на это я никогда бы не пошла!
- Почему же? В чем разница? Мы с тобой давно не юные влюбленные, воркующие при луне. Ты вдоволь изведала плотских утех со своими прежними мужьями. Теперь у тебя новый король. Молодой, красивый, пылкий...
Королева уже овладела собой, утерла слезы и выпрямилась.
- Ты тоже не был затворником, Сорен Картаги, - ответила она резко. - И весьма охотно ублажал свою плоть, и, насколько мне известно, не только с женой. Что же до моих мужей... Лугайд был неплохим человеком, и Хоэль тоже. Что мне оставалось делать? Но я всегда представляла на их месте тебя... А Колконор стал ненавистен мне с первого дня. Он почти умертвил во мне женщину!
- Элисса! - выдохнул Сорен. Полузакрыв глаза, они потянулись друг к другу.
Она отпрянула за мгновение до того, как губы их встретились.
- Нет. Нельзя. Мы с тобой те, кем мы стали. Я не могу осквернить богиню.
- Ты права, - хрипло проговорил Сорен и снова спрятал лицо в ладонях. Воцарилось молчание.
- Я пойду, - Сорен с усилием встал, не поднимая на нее глаз.
- Задержись, Сорен, - она снова стала королевой, и голос ее зазвучал властно. - Мы с тобой те, кто мы есть: Оратор Тараниса и высшая жрица Белисамы. Я не хочу, чтобы ты строил козни новому королю. Давай обсудим, как нам поладить с ним.
Глава девятая
I
Дахилис выглядела непривычно серьезной.
- Любимый, ты мог бы уделить мне час нынче утром?
Грациллоний прижал ее к себе. Какая она тоненькая и легкая! Его рука обняла чашу ее груди, прошлась по изгибу бедра и живота, пригладила золотистый пух и вернулась, чтобы пощекотать под подбородком.
- Что, опять? - засмеялся он. - За час я едва успею восполнить силу, которую ты тратила так щедро.
- Я думала о том, чтобы поговорить с тобой наедине, - в голосе и в лазури глаз Грациллоний прочел настойчивую просьбу. - О, я понимаю, что ты занят. С самого прибытия вокруг тебя круговерть народу, но если ты сможешь найти время... Это касается нас обоих - и всего города.
Он ответил поцелуем.
- Ну конечно, - исанский давался ему нелегко, но он старался, как мог. - Будь моя воля, я бы от тебя не отходил. И если тебе вздумалось обсуждать государственные дела, что же, с тобой это приятнее, чем с купцами и военными.
Шевельнув плечами, Грациллоний ощутил меж лопаток посторонний предмет снимать Ключ не дозволялось, поэтому приходилось закидывать его за спину, чтоб не мешал. Перекидывая Ключ обратно на грудь, он испытывал почему-то такое чувство, словно закрывал тем самым некую дверь. Но отгонял эти мысли, скрывая их от Дахилис и от себя самого.
Они выбрались из постели и отправились принимать ванну. Намыливая ему спину, Дахилис развеселилась и, хихикая, ныряла в теплой воде, как тюлененок. Они вытерли друг друга, но не стали звать слуг. Цирюльник подождет, решил Грациллоний, одевшись, накинув плащ и надев сандалии. Дахилис облачилась в простое белое платье, перепоясанное по талии, сунула ноги в тапочки и нахлобучила на голову венчик. Расчесанные золотистые волосы свободно спадали на спину. Ныне многие молодые женщины из хороших семей предпочитали этот плебейский стиль традиционным сложным прическам. В таком наряде юная жена казалась Грациллонию девушкой, почти ребенком.
Рука об руку они прошли по коридору, в который выходили двери роскошных покоев, по мозаичным полам мимо слуг, касавшихся лба в знак приветствия, и вышли в утренний сад. Едва ли не единственный в Исе огороженный палисадник при доме был невелик, но сложное переплетение дорожек и изгородей, горок и клумб позволяло бродить по нему часами, не наскучивая замкнутым пространством. Сам дом с пристройками также был скромных размеров, но удобен и приятен глазу. Северный и южный фасады образовывали правильные прямоугольники, расписанные изображениями диких зверей на воле. Лестницу, ведущую к портику перед главной дверью, стерегли медведь и вепрь. На бронзовых створках дверей выделялись рельефы человеческих фигур. Второй этаж отступал назад над крышей из позеленевших листов меди и венчался куполом с золотым орлом на вершине.