- Ребята,- сказал Пуля, -падре Жозе Педро - наш друг. У него что-то для нас есть. Ура падре Жозе Педро !
Жоанн Длинный понял, что Пуля сказал так из-за рваной и слишком большой сутаны. Остальные ответили громким "ура!" Падре улыбнулся, жестом требуя тишины. Не сводя глаз с сутаны падре, Длинный думал, что Педро Пуля - настоящий вожак. Он все видит и все понимает. За Педро Пулю Жоан Длинный дал бы изрубить себя на куски, как тот негр из Ильеуса за Барбозу, знаменитого предводителя кангасейро.
Падре Жозе Педро вытащил из кармана молитвенник в черном переплете, а из него несколько бумажек по 10 мильрейсов:
- Это вам... Приглашаю всех вас покататься сегодня на карусели на площади в Итапажипи.
Он представлял себе, какая радость вспыхнет в их глазах, какое необыкновенное веселье воцарится в бараке. Это помогло бы падре убедить себя, что содеянное им - угодно Богу, что он совершил не слишком большой грех, когда из пятисот мильрейсов, что дона Гильермина Сильва дала на свечи к алтарю Пресвятой Богородицы, он взял пятьдесят, чтобы повести капитанов на карусель. Но этого не произошло, мальчишки смущенно молчали, и падре, растерянный, с деньгами в руке, беспомощно обвел взглядом толпу мальчишек. Педро Пуля запустил пятерню в длинные, закрывающие уши волосы, хотел что-то сказать, но, не найдя слов, вопросительно посмотрел на Профессора. Он-то все и объяснил.
-Вы хороший человек, падре, - Профессор хотел было сказать, что падре такой же хороший, как Жоан Длинный, но подумал, что священник может обидеться, если его сравнить с негром. - Но дело в том, что Хромой и Сухостой работают сейчас на карусели. И мы приглашены, - здесь он сделал небольшую паузу, - хозяином, их другом, покататься ночью бесплатно. Мы не забудем вашего приглашения...- Профессор говорил медленно, тщательно подбирая слова, чувствуя всю деликатность момента, Педро Пуля при этом одобрительно кивал головой. - Но лучше в другой раз. Вы не обидитесь на нас, за то, что мы отказались? Не обидитесь, правда? -Профессор пристально вглядывался в лицо заметно повеселевшего священника.
- Конечно, не обижусь. В другой раз, - он смотрел на мальчишек с улыбкой. - Так даже лучше. Ведь эти деньги...- и умолк на полуслове, пораженный внезапно пришедшей в голову мыслью: ведь это сам Господь
решил преподать ему урок, указать, какой грех он совершил. У падре было такое выражение лица, что мальчишки невольно сделали шаг вперед. Они смотрели на него, ничего не понимая. Перо Пуля наморщил лоб, как обычно, когда ему надо было решить какую-то сложную проблему. Профессор безуспешно пытался найти нужные слова. И только Жоан Длинный понял все, хотя считался самым глупым:
- Это из церкви, падре? - и с досадой хлопнул себя по губам. Другие тоже поняли. Фитиль подумал, что это великий грех, но решил, доброта падре искупает его. Тогда Хромой, приволакивая ногу сильнее обычного, вплотную подошел к священнику. Голос выдавал его внутреннюю борьбу: вначале он кричал, а закончил почти шепотом:
- Мы можем положить их на место. Для нас это пара пустяков. Не печальтесь...- и улыбнулся.
Эта улыбка Хромого и те чувства, которые он читал на лицах капитанов (неужели в глазах Длинного слезы?), вернули падре Жозе Педро покой, душевную ясность и уверенность в правоте своего поступка и своего Бога. Тогда он сказал уже обычным голосом:
- Одна старая вдова дала мне на свечи пятьсот мильрейсов. Я взял пятьдесят, чтобы вы могли покататься на карусели. Господь рассудит, хорошо ли я поступил. Теперь куплю на эти деньги свечи.
Педро Пуля чувствовал, что обязан чем-то отплатить священнику. Он хотел, чтобы тот знал, что они все понимают. И, не найдя ничего лучшего, чем отказаться от дела, которое они запланировали на этот вечер, пригласил падре:
- Мы сейчас идем к карусели посмотреть на Сухостоя и Хромого. Хотите с нами, падре?
Падре согласился, понимая, что это еще один шаг к сердцам капитанов песка. Группа ребят вместе с падре отправилась на площадь. Некоторые не пошли: Кот, например, которому надо было повидаться с Далвой. Но те, кто пошел, были похожи на мальчиков из хороших семей, возвращающихся из воскресной школы. Если бы они были хорошо умыты и одеты, их можно было бы принять за учащихся колледжа, так дисциплинированно они себя вели.
Вместе с падре они обошли всю площадь. С гордостью продемонстрировали, как Сухостой, одетый кангайсейро, кричит на разные голоса, а Хромой самостоятельно управляется с каруселью, потому что папаша Франса ушел в бар выпить пива. Жаль, конечно, что днем лампочки не горят. Поэтому карусель не такая красивая, как вечером, когда кружатся разноцветные огни. Но все равно они гордились Сухостоем, который так здорово подражал разным животным, и Хромым, который приводит в движение карусель и управляется с оравой ребятишек; одни, при этом, рвались на карусель, а другие не хотели слезать. Профессор огрызком карандаша нарисовал на куске картона Сухостоя, одетого кангасейро. У него был особый дар к рисованию, и иногда он зарабатывал деньги, рисуя мелом на тротуаре портреты проходящих мимо мужчин и сеньорит, гуляющих со своими женихами. Парочки останавливались на минутку, улыбались, разглядывая незаконченный рисунок.
- Как похоже...- восхищались девушки.
Профессор собирал монетки, и дальше совершенствовал рисунок, вводил новые персонажи - моряков и проституток, пока полицейский не прогонял его с тротуара. Иногда вокруг него собиралась толпа зрителей, и кто-нибудь обязательно говорил:
- Этот мальчик подает большие надежды. Жаль, что правительству нет никакого дела до способных детей.
И зрители вспоминали случаи, когда уличные мальчики при определенной поддержке становились великими поэтами, певцами, художниками.
Профессор закончил рисунок (он изобразил еще карусель и упившегося до бесчувствия папашу Франсу ) и подал его священнику. Они стояли тесной группой и рассматривали рисунок, который священнику очень понравился, как вдруг услышали:
- Да ведь это же падре Жозе Педро...- Какая-то старая карга навела на них свой лорнет, как боевое оружие. Падре Жозе Педро от неожиданности потерял дар речи, а ребята озадаченно разглядывали жилистую шею старухи и костлявую грудь, где сверкала в лучах солнца очень дорогая брошь. Несколько секунд никто не проронил не звука. Наконец падре Жозе Педро пришел в себя и сказал:
- Добрый день, дона Маргарида.
Но вдова Маргарида Сантос снова навела на них золотой лорнет:
- Как вам не стыдно, падре? Служитель Господа Бога, уважаемый человек, и здесь, среди этого сброда!
- Это дети, сеньора.
Старуха смотрела надменно, презрительно скривив губы. Падре продолжил:
- Христос сказал: "Пустите детей приходить ко мне..."
- Тоже мне, дети...- словно выплюнула старуха.
- "Горе тому, кто причинит зло одному из малых сих"- так сказал Спаситель, - падре Жозе Педро возвысил голос над злобным шипеньем старухи.
- Это не дети, это преступники. Мошенники, воры, но не дети. Может быть, это даже капитаны песка... Ворье,- повторила она с ненавистью.
Мальчишки уставились на нее, ничего не понимая. Только в глазах Хромого сверкнула злоба.
Педро Пуля шагнул вперед, пытаясь объяснить:
- Падре просто хочет помо...
Но старуха отпрянула от него и буквально завизжала:
- Не смей, не смей приближаться ко мне, мразь. Если бы не падре, я бы уже давно позвала полицию.
Тут Педро Пуля расхохотался, подумав, что если бы не падре, то у старухи уже давно не было бы ни брошки, ни лорнета. Старуха удалилась, всем своим видом демонстрируя чванливое превосходство и презрение ко всякому сброду, не преминув сказать падре Жозе Педро:
- Так вы не далеко пойдете, падре. Вам следует быть разборчивее в своих знакомствах.
Педро Пуля хохотал все громче, и священник тоже рассмеялся, хотя ему было совсем не весело из-за этой старухи, ее злобного непонимания. Но карусель по-прежнему вращалась, все так же бегали деревянные лошадки с нарядно одетыми мальчиками и девочками на спинах, и глаза капитанов песка опять обратились к ней, горя желанием взобраться на этих скакунов и лететь по кругу вместе с огнями карусели.
- Настоящие дети, - подумал падре.
А вечером вдруг пошел проливной дождь. Но потом ветер разогнал черные тучи, и засверкали звезды, заблестела полная луна. На рассвете пришли капитаны. Хромой включил мотор. И они забыли, что они не такие, как большинство детей, что у них нет дома, нет ни отца, ни матери, что они, как взрослые, должны воровать, чтобы жить, что все в городе боятся их как грабителей и бандитов. Они забыли злобные слова старухи с лорнетом. Они забыли обо всем, и стали такие же, как все другие дети, летя по кругу на деревянных лошадках вместе с огнями карусели. Сверкали звезды, сияла полная луна. Но еще ярче сверкали в байянской ночи синие, зеленые, желтые, красные огни Большой японской карусели.
ПОРТ
Педро Пуля кинул монетку в четыреста рейсов в стену таможни. Отскочив, она упала дальше монеты Сачка. Потом Фитиль кинул свою, и она оказалась между монетами Сачка и Педро Пули. Сачок следил за игрой, сидя на корточках. Он вынул изо рта сигарету:
- Так даже лучше. Хорошая примета - начинать с проигрыша.
И игра продолжалась. Но Сачок и Фитиль все время проигрывали, и монеты, одна за одной, попадали в карман Педро Пули:
- В этом деле я мастак, - заметил он.
Перед ними стояли на якоре многочисленные парусники. С рынка выходили мужчины и женщины. Ребята ждали, когда появиться парусник Божьего Любимчика. Капоэйрист ушел в море, ведь он зарабатывал на жизнь рыбной ловлей. Игра в "крузаду" продолжалась до тех пор, пока Педро Пуля не обчистил обоих до нитки. Шрам на лице Педро блестел. Ему нравилось побеждать в честной игре, особенно с такими сильными соперниками, как Фитиль (который долгое время был чемпионом среди капитанов) и Сачок. Тогда Сачок вывернул карман наружу:
- Одолжи мне хотя бы крузаду. А то я совсем на мели. - Потом поглядел на море, на парусники у причала:
- Что-то Божий Любимчик запаздывает. Пошли в порт?