14494.fb2
- Рубашка на спине.
Он повернулся. Рубашка была располосована снизу доверху. Дора велела Коту сесть и стала зашивать рубашку прямо на теле. Когда он в первый раз ощутил прикосновение ее пальцев, по его телу пробежала дрожь. Совсем, как в те минуты, когда Далва, лаская его, легонько царапала его спину длинными накрашенными ногтями, повторяя:
- Кошечка царапает своего котика...
Но Далва никогда не чинила его одежду. Наверное, и нитку-то в иголку не могла вдеть. Ей нравилось развлекаться с ним в постели, и она намеренно царапала его, стараясь возбудить, вызвать чувственную дрожь, чтобы их любовь была более пылкой.
А Дора - нет. Ей такого и в голову бы не пришло. И прикосновения ее рук, с кое-как подстриженными ногтями были совсем другими, материнскими. Мать у Кота умерла, когда он был еще совсем маленький. Она была хрупкой красивой женщиной. У нее тоже были шершавые руки: жене рабочего не приходится думать о маникюре. И она точно так же зашивала ему рубашки - прямо на спине.
Рука Доры снова прикоснулась к нему. Но на этот раз дрожь не пробежала по его телу; он почувствовал совсем иное: нежную ласку, ощущение безопасности, которое дарят материнские руки. Дора стояла у него за спиной, Кот не мог ее видеть. И он представил себе, что это вернулась его мать. Он снова стал маленьким, на нем надета пестрядевая рубашонка, которую он порвал, играя на холме. И тогда появляется мама, усаживает его перед собой, и ее проворные пальцы ловко управляются с иглой, время от времени прикасаются к нему, и его переполняет ощущение безграничного счастья. Никакого желания. Только счастье. Мама вернулась и чинит ему рубашку. Как хочется положить голову к ней на колени и услышать, как она напевает колыбельную, как когда-то в детстве.
Кот вдруг вспоминает, что он еще ребенок. Но только по возрасту, в остальном же - взрослый мужчина. Он ворует, чтобы не умереть с голоду, спит каждую ночь с проституткой, берет у нее деньги. Но сегодня вечером он опять чувствует себя ребенком, забывает Далву, ее возбуждающие руки, губы, впивающиеся в него долгим поцелуем, ее ненасытную плоть. Он забывает о том, что он - начинающий карманник, владелец крапленой колоды, карточный шулер. Он забывает обо всем, он просто четырнадцатилетний мальчишка, и мама зашивает ему рубашку. Как хочется, чтобы она пела, убаюкивая его. Одну из тех колыбельных песен про буку:
" Спи, сынок, мое сердечко,
Чтобы бука не пришел... "
Дора наклоняется, откусывает нитку. Ее золотистые волосы скользнули по плечу Кота. Но у него не возникает другого желания, кроме того, чтобы она оставалась его матерью. В эту минуту он до абсурда, до головокружения счастлив. Как будто не было всех этих лет после смерти матери. Как будто он был таким же, как все дети. Потому что сегодня вечером вернулась его мать. Поэтому случайное прикосновение ее волос не возбуждает его, а только усиливает это ощущение счастья. И когда Дора произнесла: "Готово, Кот", ему показалось, что он слышит нежный, музыкальный голос своей матери, поющий ему колыбельную. Кот встает, с благодарностью смотрит в глаза Доры.
- Теперь ты наша мама... - начал он срывающимся от волнения голосом, но смешался и замолчал, испугавшись, что она не поймет, потому что увидел улыбку на ее серьезном, как у взрослой, лице. Но она поняла... И Профессор тоже все понял. И эта сцена: Кот стоит перед Дорой и счастливым голосом называет ее матерью, а она улыбается материнской улыбкой - кажется ему живописным полотном и так остается в его памяти навсегда. Кот закидывает пиджак за спину и уходит своей щеголеватой походкой. Он чувствует, что с ними произошло нечто необыкновенное: они нашли свою мать, материнскую ласку и заботу.
А Далва удивленно допытывалась у него этой ночью:
- Что такое с моим Котиком? Что случилось?
Но он хранит свою тайну. Слишком много это значит для него - встретить на земле мать, которая давно умерла. Далва его бы не поняла.
Когда после ухода Кота Профессор снова раскрыл книгу, к ним подошел Жоан Длинный и уселся рядом. На улице шел дождь. В истории, которую читал Профессор, тоже лил дождь, на море свирепствовал шторм, и парусник мог в любую минуту пойти ко дну. Капитан был настоящий зверь: офицерский кнут то и дело гулял по голым спинам матросов... Жоан Длинный слушал, затаив дыхание, с гримасой страдания на лице. С газетой в руке подошел Сухостой, но не стал прерывать Профессора, решил послушать... Сейчас на матроса Джона обрушился град ударов только за то, что он поскользнулся и упал во время бури. Сухостой не выдержал:
- Был бы там Лампиан, он бы с этим капитаном разделался.
Так и поступил матрос Джеймс, человек сильный и смелый. Он бросился на капитана, и на судне вспыхнул мятеж. На улице шел дождь, шел он и в книге, которую читал Профессор. В ней рассказывалось о буре и мятеже. Один офицер перешел на сторону восставших.
- Молодчина! - воскликнул Жоан Длинный.
Он любил мужество и отвагу. Сухостой испытующе наблюдал за Дорой. Ее глаза сверкали: ей тоже нравились героические поступки. Это открытие обрадовало сертанежо. Матрос Джеймс победил капитана в жестокой схватке. Сухостой от удовольствия засвистел, как птица. Дора засмеялась, довольная. Они смеялись вдвоем, потом к ним присоединились Профессор и Длинный. И они звонко хохотали несколько минут, как это принято у капитанов песка. Тогда к ним стали подходить другие капитаны, как раз вовремя, чтобы услышать конец истории. Они вглядывались в лицо Доры, серьезное, такое взрослое лицо, и читали в ее глазах материнскую нежность. Мальчишки улыбались. Когда матрос Джеймс вышвырнул капитана с палубы в спасательную шлюпку и назвал его "гадюкой без жала", все смеялись вместе с Дорой и смотрели на нее с обожанием, как дети смотрят на горячо любимую мать. Когда история закончилась, они стали расходиться, обсуждая услышанное:
- Здорово...
- Вот это парень!
- Силен мужик...
- Представляю рожу этого капитана...
Сухостой протянул газету Профессору. Заметив вопросительный взгляд Доры, он несколько сконфуженно улыбнулся:
- Тут заметка про Лампиана, - его неулыбчивое лицо просветлело. - Ты знаешь, что Лампиан - мой крестный отец?
- Правда?
- Ну, это моя мать выбрала его, потому что Лампиан - настоящий мужчина, никого не боится. Моя мать была храброй женщиной, умела ружье в руках держать. Один раз так встретила двух полицейских - они еле ноги унесли. Она сильная была - стоила любого мужчины.
Дора восхищенно слушала и с теплотой всматривалась в хмурое лицо мулата. Сухостой замолчал, но было видно, что ему хочется сказать что-то важное. Наконец, он решился:
- Ты тоже храбрая... Знаешь, моя мать была высокой и сильной. Она была мулаткой. У тебя волосы золотистые, а у нее жесткие и курчавые. Да и по возрасту она могла бы быть твоей бабкой... Но ты так на нее похожа. Сухостой посмотрел Доре в глаза и опустил голову:
- Можешь мне не верить, но я смотрю на тебя и вижу ее. В это трудно поверить, но ты так на нее похожа!
Профессор наблюдал за ним, близоруко щурясь. Сухостой почти кричал, его неулыбчивое лицо сияло счастьем. "Он тоже нашел свою мать", - подумал Профессор. Дора стала серьезной, но глаза ее светились нежностью. Сухостой засмеялся, Дора тоже. Но как ни заразительно звучал их смех, Профессор не присоединился к ним. Он стал торопливо читать газетное сообщение. В заметке говорилось, что при въезде в один поселок Лампиан попал в засаду. Водитель грузовика, встретивший его по дороге, помчался в поселок и предупредил о приближении банды. Жители поселка попросили подкрепления в соседних городках, подоспел и летучий полицейский отряд. Когда Лампиан вошел в поселок, его встретили градом пуль, что было для него полной неожиданностью. Единственное, что оставалось в такой ситуации Лампиану, - это уйти в каатигу, где он, как у себя дома. Один из его людей остался лежать на земле с пулей в груди. Ему отрубили голову, а затем отправили ее в Баию как доказательство славной победы. Тут же была фотография: какой-то человек держит за волосы отрезанную голову, рот открыт, глаза выколоты...
Дора содрогнулась:
- Несчастный... Какое зверство!!
Сухостой посмотрел на нее с благодарностью, глаза его налились кровью, на мрачном лице появилось скорбное выражение.
- Сукин сын, - сказал он негромко, - сукин сын этот шофер... Ну, попадешься ты мне...
Далее в заметке говорилось, что, по всей видимости, еще несколько бандитов Лампиана ранены, поскольку отступление было чересчур поспешным. Сухостой сказал негромко, словно самому себе:
- Ну вот, пора и мне... собираться...
- Куда? - спросила Дора.
- К моему крестному. Теперь я ему нужен.
Она посмотрела на него с грустью:
- Ты твердо решил, Сухостой?
- Да.
- А если полиция схватит тебя, отрубит голову?
- Клянусь, живым я им не дамся. Прихвачу одного на тот свет, но живым они меня не возьмут. Не бойся.
Он убеждал свою мать, сильную и храбрую мулатку из сертана, способную обратить в бегство нескольких солдат, куму Лампиана, возлюбленную кангасейро, в том, что будет сражаться до последнего вздоха, в этом она может быть уверена...
Дора слушала с гордостью.
Профессор прищурился и вместо Доры увидел сильную мулатку, защищающую от полковников свой клочек земли, - мать Сухостоя. Сейчас он видел то же, что и мулат: золотые волосы превратились в жесткую курчавую шевелюру, нежные голубые глаза - в раскосые индейские глаза жительницы сертана. Вместо юного серьезного лица они видели угрюмое лицо измученной жизнью крестьянки. Но улыбка осталась прежней - это была улыбка матери, которая гордится своим ссыном.
Фитиль встретил появление Доры с опаской. Для него она была сосудом греха. Он давно стал избегать податливых негритянок, жарких объятий на песчаном берегу. Он постепенно избавлялся от своих грехов, чтобы незапятнанным предстать пред очами Господа и заслужить сутану священника. Он подумывал даже о том, чтобы устроиться разносчиком газет и тем самым избежать греха воровства.
Фитиль следил за Дорой с недоверием: женщина была грехом. Конечно, она только ребенок, беспризорный ребенок, такой же, как он сам. Она не смеялась, как те негритянки на берегу, дерзким зовущим смехом. И лицо у нее было серьезное, как у взрослой порядочной женщины. Но ее маленькая грудь заметно обрисовывалась под платьем, а колени были белыми и округлыми. Фитиль боялся. Но не того, что Дора станет соблазнять его. Видно, что она не из таких. К тому же совсем ребенок, наверное, и не понимает, что это такое. Он боялся поддаться греховному желанию, которое вложил в него дьявол. Поэтому при ее приближении, он пытался спастись молитвой.