- Здесь я подзаработаю деньжат, - подумал он.
На кухне негритянка путано рассказывала ему какие-то странные истории. Хромой делал вид, что слушает с интересом, чтобы завоевать ее доверие. Но когда он спросил, есть ли в доме золото, служанка не ответила. Хромой не стал настаивать. Он знал, что в таких делах торопиться нельзя. В комнате старая дева вышивала крестом скатерть и с интересом поглядывала через дверь на Хромого. Она была некрасива, но фигура, несмотря на возраст, сохранила определенную привлекательность. Она позвала Хромого посмотреть на свою работу, а когда он подошел, наклонилась так, что стал виден ее бюст. Но Хромой не подумал, что она сделала это с умыслом.
- Вы очень искусны, сеньора, - похвалил он ее работу.
Он кажется воспитанным мальчиком. Пожалуй, красивым его не назовешь, да и хромает к тому же, но старой деве нравится. Конечно, лучше бы он был чуть помоложе. Но и так... Она снова наклонилась, демонстрируя Хромому грудь. Он отвел взгляд, не догадываясь, что это делалось специально. Когда он снова похвалил ее вышивку, она погладила его по щеке и сказала томным голосом:
- Спасибо, сынок.
Старая негритянка положила для Хромого матрац в столовой. Застелила простыней, дала подушку. Хозяйка ушла поболтать к соседке и вернулась, когда Хромой уже лег. Он слышал, как она прощалась с кем-то:
- Извините, что вам пришлось провожать до дому старую деву.
- Дона Жоана, о чем вы говорите...
Она вошла, заперла входную дверь, вынула ключ. Негритянка уже ушла в свою комнату рядом с кухней. Старая дева подошла к дверям столовой, посмотрела на Хромого, который притворился спящим. Вздохнула и прошла в свою спальню.
Скоро во всем доме потух свет. Хотя Хромой не привык так рано ложиться, он вскоре заснул. Поэтому он не знал, когда пришла старая дева. Вдруг он почувствовал, что кто-то гладит его по голове. Сначала он подумал, что ему снится сон. Рука скользнула по его груди, животу, еще ниже и замерла. Хромой окончательно проснулся, но боялся открыть глаза. Она гладила его, потом подняла подол ночной рубашки, притянула его руку к своему телу. Хромой прижался к ней, хотел что-то сказать, но она зажала ему рот рукой, мотнула головой в сторону кухни:
- Услышать может.
Потом еще тише:
- Ведь ты будешь нежным со мной, правда?
Она всем телом прижалась к нему, стянула с него штаны. Потом они накрылись простыней. Но когда Хромой захотел всего, она сказала:
- Нет. Только не это.
Такая незавершенность приводила Хромого в ярость. Старая дева тихонько стонала от наслаждения, прижимая его к своей необъятной груди.
Хромой каждое утро встает невыспавшимся и разбитым. Эти ночи - как сражения. Никогда он не получает настоящего удовольствия. Старой деве нужен лишь суррогат любви. Она боится настоящей близости, боится скандала, боится, что будет ребенок. Ее сжигает любовная жажда, поэтому она рада даже этим крохам. Но Хромой хочет заниматься любовью по-настоящему, подмена раздражает его. И в это же время его тянет к телу старой девы, к ее полу-ласкам, к ночным забавам. Только это и удерживает Хромого в доме Жоаны. Если, просыпаясь, он испытывает к ней ненависть, бессильную ярость, желание задушить ее за все унижения, если находит старой и некрасивой, то вечером он дрожит от нетерпения, представляя ласки старой девы, руки, ласкающие его, грудь, где покоится его голова, ее мощные бедра. Он изобретал всевозможные планы, как овладеть ею, но старая дева расстраивала их, отталкивая его в последний момент, и ругала шепотом. Хромым овладевает глухая злоба. Но ее рука снова тянется к его телу, и он не может противиться желанию. И
снова начинается это бесконечное сражение, из которого он выходит измотанным и опустошенным.
Днем он отвечает Жоане сквозь зубы, грубит, старая дева плачет. Он в глаза называет Жоану старухой, грозит уйти. Она дает ему деньги, умоляет остаться. Он остается, но не из-за денег. Остается, потому что его удерживает желание. Он уже знает, каким ключом открывается комната, где Жоана хранит золотые вещи. Знает, как стащить этот ключ, чтобы передать его капитанам. Но желание удерживает его здесь, удерживают грудь и бедра старой девы, ее руки...
Хромому всегда не везло с женщинами. Если ему и доставалась какая-нибудь негритянка, то только с помощью других, силой. Ни одна не посмотрела на него зазывным взглядом. Другие парни были тоже некрасивы, но он со своей изуродованной ногой, ковыляющий как краб, был просто отвратителен. В конце концов он возненавидел всех женщин и довольствовался тем, что доставалось силой. И вот появляется женщина, белая и богатая, правда, старая и некрасивая, но еще вполне "съедобная" и ложится с ним. Ласкает его, прижимается к нему всем телом, кладет его голову на свою грудь. Хромой не может уйти из этого дома, хотя с каждым днем становится все грубее и беспокойнее. Его страсть требует полного удовлетворения, но старая дева довольствуется крохами, жалкой подделкой любви. Днем Хромой ненавидит ее, ненавидит себя, ненавидит весь мир.
Педро Пуля упрекает его за задержку - давно пора Хромому выведать в доме все секреты. Хромой уверяет, что скоро все будет сделано.
В ту ночь любовное сражение между ними было еще ожесточеннее. Старая дева стонет от любви, наслаждаясь ее крохами, но не уступает, отстаивая свою "честь". Это придает Хромому решимости, и на следующий день он удирает вместе с ключом.
Старая дева ждет его для любви. Она чувствует себя так, словно ее бросил муж. Она плачет и сетует. Он не возвращается, а ведь ей тоже нужна любовь, как всем этим молоденьким девушкам, которые идут в красивых платьях мимо ее окон.
Ограбление приводит ее в бешенство. Она думает, что Хромой проводил с ней долгие, полные сладострастия ночи для того, чтобы обокрасть. Унижена ее жажда любви. Словно ей плюнули в лицо, заявив, что она старая уродина. Она рыдает, она не поет больше песнь любви. Да она задушила бы Хромого, если б он попался к ней в руки. Потому что он насмеялся над ее чувством, над жаждой любви в ее крови. А она была счастлива, всю эту неделю, наслаждаясь крохами любовного пиршества. Этого нельзя пережить. Она катается по полу в припадке бешенства.
В складе Хромой со смехом рассказывает о своих приключениях. Но в глубине души он знает, что старая дева сделала его еще хуже, что своей порочностью она разбудила дремавшую в его душе ненависть. Теперь неудовлетворенная страсть заполняет его ночи, не дает заснуть, сводит с ума.
ЗАЙЦЕМ НА ПОЕЗДЕ
Пароходы привозят в Ильеус все новых и новых женщин. Они приезжают из Баии, Аракажу, Ресифи и даже самого Рио-де-Жанейро. Толстые полковники стоят на причалах, наблюдают за прибытием кораблей. Женщины - белые, негритянки, мулатки - приехали из-за них. Потому что известие о повышении цен на какао облетело всю страну. Известие о том, что в таком сравнительно маленьком городе, как Ильеус, открылось четыре кабаре, что за ночь там проигрывают в карты целые состояния, что шампанское льется рекой, а полковники прикуривают от пятисотенных купюр. Что на рассвете устраивают процессии по улицам города, все участники которых - в чем мать родила. Известия эти в мгновение ока облетели кварталы продажных женщин. Их разносили коммивояжеры.
Кабаре "Брама" в Аракажу опустело. Все женщины перебрались в Ильеус, в кабаре "Эльдорадо". Все проститутки отплыли из Ресифи на нескольких кораблях компании "Ллойд Бразилейро". И жители Пернамбуку остались без женщин: все они перекочевали в кабаре "Батаклан", которое приехавшие на каникулы студенты прозвали "школой". Проститутки из Риоде-Жанейро обосновались в "Трианоне"1, бывшем "Везувии", самом шикарном заведении столицы какао. Даже Рита Саранча, знаменитая своими шикарными бедрами, покинула родную Эстаньсию, где она была царицей маленького мирка женщин легкого поведения и прекрасно со всеми ладила, чтобы стать королевой "Дикого Запада", кабаре на улице Жабы, где звуки поцелуев и хлопки откупориваемых бутылок шампанского раздавались вперемежку с выстрелами и оплеухами. "Дикий Запад" посещали в основном надсмотрщики да внезапно разбогатевшие мелкие фазендейро.
На улице, где жила Далва, в районе продажных женщин, дома опустели. Женщины перебрались в "Батаклан", "Эльдорадо", в "Дикий Запад". Некоторые обосновались в "Трианоне", где танцевали с полковниками. В "Батаклане" проститутки из Пернамбуку и Сержипе отдавали часть, и немалую, вытянутых у полковников денег студентам, которые расплачивались с ними любовью. "Эльдорадо" оккупировали коммивояжеры. Даже в "Диком Западе" женщины получали в подарок драгоценности. Случалось, правда, что они получали пулю в грудь - экзотическую алую брошь. Рита Саранча танцевала чарльстон на столе, уставленном бутылками шампанского, под аккомпанемент выстрелов. Так было, когда
1 Трианон - название одного из дворцов Версаля
несколько лет назад цены на какао неожиданно взлетели вверх.
Когда Далва узнала, что Изабел обзавелась брильянтовым перстнем и колье, хотя "работала" даже не в "Трианоне", а в "Батаклане", она не выдержала и стала собирать чемоданы. Она самая шикарная женщина на своей улице, ее место в "Трианоне". Далва одела Кота в дорогой, сшитый на заказ кашемировый костюм, и Кот внезапно из мальчишки превратился в мужчину, самого юного из байянских сутенеров.
В тот вечер, когда в новом костюме, лакированных туфлях, модной шляпе и с галстуком-бабочкой он появился в складе, Жоан Длинный даже присвистнул от изумления:
- Неужто это Кот?
Коту не исполнилось еще и восемнадцати. Уже четыре года он жил с Далвой. Он повернулся к Жоану Длинному:
- Теперь начнется настоящая жизнь.
Он достал дорогой портсигар, угостил ребят, пригладил тщательно уложенные волосы. Потом обнял Педро Пулю:
- Браток, уезжаю в Ильеус. Моя хозяйка собирается делать деньги. Я вместе с ней. Может, еще разбогатею. Подцепим какого-нибудь фазендейро и такой кутеж устроим!
Педро улыбнулся: еще один уходит. Не могут они всю жизнь оставаться мальчишками. Да они никогда и не были детьми. С самого раннего детства в рискованной уличной жизни они вели себя, как взрослые, как мужчины. Вся разница в росте. В остальном они были равны: с юных лет занимались любовью с мулатками на берегу, воровали, чтобы не умереть с голоду. А когда попадали в тюрьму, получали побои, тоже как взрослые мужчины. Случалось, нападали с оружием в руках, как самые отъявленные байянские бандиты. Они и разговаривали, как взрослые, и чувствовали, как взрослые мужчины. Когда другие дети еще играют в песочнице и учатся читать, им приходится решать проблемы, которые не каждому взрослому под силу. Ведя эту нищенскую, полную опасностей жизнь, они рано повзрослели. Да по сути дела, у них никогда и не было детства. Потому что ребенка делает ребенком домашняя атмосфера, отец, мать, отсутствие забот. А капитаны песка всегда должны были заботиться о себе и сами за себя отвечать. У них никогда не было ни дома, ни отца, ни матери. Они всегда были взрослыми. Теперь самые старшие, те, кто последние годы возглавлял банду, уходят навстречу своей судьбе. Ушел Профессор, теперь он художник в Рио-де- Жанейро. Все реже появляется в складе Сачок. Он зарабатывает на жизнь игрой на гитаре, ходит на кандомблэ, устраивает потасовки на ярмарках. Еще один городской бродяга... Его имя даже упоминалось в газетах. Сачка взяли на заметку полицейские агенты, которые не спускают глаз с этой братии.
Фитиль стал монахом. Его призвал Бог. Никогда больше не пересекутся их пути. А теперь уходит Кот. Будет вытрясать деньги из ильеуских полковников. Божий Любимчик сказал как-то, что Кот может разбогатеть благодаря ловкости своих рук. Жизнь уличного мальчишки сделала из него шулера, мошенника, сутенера. Скоро уйдут остальные. Только Педро Пуля не знает, что ему делать. Он уже не мальчик, совсем скоро станет взрослым мужчиной, должен будет передать другому руководство капитанами песка. Но куда он пойдет? У него нет такого таланта, как у Профессора, чьи руки созданы для того, чтобы держать кисть, он не рожден бродягой, как Сачок, который любит только разгуливать по улицам, часами сидеть на корточках в порту, обсуждая городские новости, веселиться на праздниках. Но Сачка не волнует полная драматизма борьба миллионов людей за свое существование. А Педро чувствует свою причастность к этой борьбе, он понимает, что вольная жизнь бродяги не утолит жажду свободы в его душе. Еще меньше привлекает Педро судьба Фитиля. Проповеди падре Жозе Педро всегда были для него простым сотрясением воздуха, хотя сам священник ему нравился, он был хорошим человеком. Только слова Жоана де Адама находят отзыв в душе Педро Пули. Но Жоан де Адам и сам знает мало. Если что у него и было, так это железные мускулы да голос - властный и одновременно внушающий доверие, как раз то, что нужно, чтобы возглавить забастовку. Не завидует Педро Коту, который собирается обжуливать ильеусских полковников. Он сам еще не знает, чего хочет, и поэтому остается с капитанами.
Весь склад криками провожает Кота. Он улыбается - шикарно одет, волосы тщательно уложены, на пальце кольцо с камнем винного цвета, которое он когда-то украл. Педро Пуля прощается с Котом в порту. Он машет кепкой вслед уходящему пароходу и чувствует, что этот молодой шикарно одетый мужчина, который стоит на палубе рядом с красивой женщиной, бесконечно далек от него, оборванного уличного мальчишки. У Педро как-то смутно на душе, ему хочется убежать куда-нибудь, уехать на корабле или зайцем на поезде. Но уехал не он, а Сухостой. Однажды полиция накрыла его в тот момент, когда мулат пытался вытащить бумажник у какого-то торговца. Сухостою было тогда шестнадцать. Его забрали в полицию, избили, потому что он крыл последними словами всех подряд: полицейских и инспекторов с тем безграничным презрением, которое сертанцы испытывают к полиции. А когда его били, не издал ни единого звука. Через восемь дней его вышвырнули на улицу, и он был почти счастлив, потому что теперь у него появилась цель - убивать полицейских
Он просидел несколько дней в складе, насупившись и о чем-то усиленно размышляя. Сухостоя звал сертан, звала борьба кангасейро. Однажды он сказал Педро Пуле:
- Я пробуду какое-то время с беспризорниками Аракажу.
"Беспризорные индейцы" были капитанами песка Аракажу. Они жили под причалами, воровали, дрались на улицах. Судья по делам несовершеннолетних Олимпио Мендоса был хорошим человеком. Не переставая удивляться недетскому уму этих мальчишек, он искренне пытался помочь им, но скоро понял, что решить эту проблему невозможно. Он рассказывал писателям об этих мальчишках и в глубине души любил их. Но у него опускались руки, потому что он ничем не мог им помочь. Когда среди "беспризорных индейцев" появлялся новенький, он знал, что это байянец, приехавший на поезде зайцем. А если пропадал один из его подопечных, судья не сомневался, что тот отправился в Баию.
Однажды на рассвете поезд на Сержипи дал гудок на станции Калсада. Никто не провожал Сухостоя, потому что он не собирался уезжать навсегда. Он хотел провести какое-то время среди "беспризорных индейцев" в Аракажу, чтобы Баиянская полиция, взявшая его на заметку, забыла о нем, и вернуться. Сухостой проскользнул в открытый багажный вагон и спрятался за мешками. Поезд отошел от станции, постепенно набирая ход. Теперь он идет по самому сердцу сертана. В дверях глинобитных хижин стоят женщины и девочки. Полуобнаженные мужчины мотыжат землю. Вдоль железнодорожного полотна бредут стада быков. Пастухи подгоняют их криками. На станциях продают местные лакомства: мингау1, мунгунзу2, памонью3, канжику4.
1 Мингау - сладкая каша из пшеничной муки.
2 Мунгунза - блюдо из кукурузных зерен, сваренных в сахарном сиропе, иногда с кокосовым или коровьим молоком. 3 Памонья - пирожок из кукурузной муки, кокосового молока и сливочного масла, корицы, аниса, сваренный в листьях кокосовой пальмы или банана.
4 Канжика - сладкая молочная каша из кукурузной муки с добавлением корицы.
Запахами, красками, звуками возвращается к Сухостою родной сертан. На маленьких станциях с лотков продают сыры и рападуру. Снова открываются взору сертанежо родные, никогда не забываемые сельские пейзажи. Долгие годы, проведенные в городе, не убили в его сердце любовь к нищему и прекрасному краю. Никогда он не был городским мальчишкой, таким как Педро Пуля, Сачок или Кот. Он всегда оставался чужим в городе, со своей странной речью, рассказами о Лампиане, "моем кресном", с умением подражать голосам зверей и птиц. Когда-то у них с матерью был клочек земли. Она была кумой Лампиана, и полковники не решались ее трогать. Но когда Лампиан перебрался в Пернамбуку, землю отобрали. Она отправилась в город за справедливостью, но умерла в дороге. Сухостой один добрался до Баии. Многое узнал он в городе среди капитанов песка. Узнал, что не только в сертане богачи не дают жить беднякам. В городе тоже. Он узнал, что нищие дети везде несчастны, что богачи всюду преследуют их и всюду чувствуют себя хозяевами. Сухостой научился улыбаться, но никогда ненависть не покидала его сердце. Познакомившись с падре Жозе Педро, Сухостой понял, почему Лампиан уважал священников. Он и раньше считал Лампиана героем, но теперь, приобретя опыт городской жизни, любил своего крестного отца больше всех на свете. Больше даже, чем Педро Пулю.