- Я здесь, малышка. Я же говорил тебе, что всегда буду с тобой.
- Спасибо. Я никогда в этом и не сомневалась. Как он?
- Счастлив.
На сердце у нее стало немного легче.
- Так он готов?
- Да. Но потеряно много, особенно из последних лет жизни. Мы сложили все, что было возможно. Основа личности жизнеспособна, но остального не хватает. Он остается ребенком, сохранилось именно то, что ты любила в нем больше всего.
- А я могу с ним поговорить?
- Можешь.
* * *
Она стояла босиком в густой прохладной траве у широкого ручья, а над головой у нее, как нить плененного солнечного света, ярко сияла осевая осветительная труба. Вокруг нее высились деревья, сгибающиеся под тяжестью свисающих с их ветвей лиан, усыпанных каскадами ниспадающих до самой земли цветов, нижние из которых плескались в прозрачной воде. В неподвижном воздухе лениво порхали бабочки, соревнуясь с пчелами за место на цветах, все кругом наполнял птичий щебет.
Это была полянка в лесу неподалеку от дома, полянка, где она провела столько счастливых детских дней. Оглядев себя, она увидела, что на ней простое хлопчатобумажное летнее платье в мелкую бело-голубую клетку. Длинные распущенные волосы доходили до худеньких бедер. Ее телу было тринадцать лет, и, услышав, как кричат и смеются дети, она поняла, почему. Сейчас она достаточно юная, чтобы принимать участие в детских забавах, и в то же время достаточно взрослая, чтобы ее слушались, чтобы иметь возможность держаться чуть на отшибе и при этом не быть отвергнутой.
Они выскочили на поляну - шесть десятилетних мальчишек в шортах и футболках, голые до пояса и в плавках, улыбающиеся и смеющиеся, в теплом свете мелькали сильные руки.
- Сиринкс! - Он был в самой их гуще, светлые волосы развеваются, при виде ее на лице расцветает улыбка.
- Привет, Тетис, - сказала она.
- Идешь с нами? - запыхавшись, спросил он.
Плот, на скорую руку смастеренный из силиконовых листов, балок из пористого алюминия и пустых пластиковых бутылей - знакомый настолько, что на глазах у нее появились слезы, - лежал наполовину на берегу, наполовину в воде.
- Не могу, Тетис. Я просто пришла убедиться, что с тобой все в порядке.
- Конечно, в порядке! - Он попытался пройтись перед ней колесом, но не удержался и со смехом шлепнулся на траву. - Мы собираемся проплыть до самого резервуара с соленой водой. Вот смеху-то будет - мы ведь никому ничего не сказали, а хабитат нас не заметит. А по пути мы можем встретить кого угодно - пиратов там, или каких-нибудь чудовищ. А можем, например, найти сокровища. Тогда я привезу их домой и стану самым знаменитым капитаном во всем хабитате. - Он снова вскочил, глаза его засверкали. Пожалуйста, ну поплыли с нами, Сиринкс! Пожалуйста!
- В другой раз, обещаю.
Тем времени остальные мальчишки, наконец, с криками окончательно столкнули плот в быстрый ручей. Несколько секунд он качался на быстрине с боку на бок, затем постепенно выправился. Мальчишки начали грузиться.
Тетис смотрел то на Сиринкс, то на плот, его раздирали противоречивые желания.
- Так ты обещаешь? Правда?
- Правда. - Она обхватила ладонями его головку и чмокнула брата в лоб.
- Сиринкс! - Он возмущенно вырвался и, услышав насмешливые вопли остальных мальчишек, густо покраснел.
- Вот, держи, - сказала она и сняла с себя тонкую серебряную цепочку с подвеской из куска яшмы размером с виноградину, сплошь покрытого затейливой резьбой. - Это тебе. Всегда носи его, и тебе будет казаться, что я с тобой. А когда я приеду в следующий раз, ты мне все расскажешь
- Идет! - И он бросился к плоту, на бегу надевая цепочку и поднимая высокие фонтаны брызг. - Только смотри, обязательно возвращайся. Ты обещала!
- И как далеко он уплывет? - спросила она Сайнона, когда приятели втащили промокшего Тетиса на плот.
- Так далеко, как захочет.
- А сколько это будет продолжаться?
- Столько, сколько он захочет.
- Папа!
- Прости, я не хотел, чтобы мои слова прозвучали легкомысленно. Возможно, лет десять или пятнадцать. Понимаешь, детство со временем поблекнет. Игры, в которые не принимаются взрослые и друзья, которые составляют целый мир, - все это очень хорошо, но основное, к чему стремится десятилетний, - это желание стать взрослым. Поведение ребенка является имитацией того, что он считает взрослым поведением. Есть старинная поговорка: мальчик - отец мужчины. Поэтому, когда он пресытится приключениями и начнет понимать, что ему этим мужчиной никогда не стать, что в этом смысле он стерилен, его личность постепенно растворится во всеобъемлющей личности хабитата. Как, впрочем, со временем растворимся и все мы, малышка, даже ты.
- Ты хочешь сказать, он потеряет надежду?
- Нет. Потеря надежды - это смерть, все же остальное - просто отчаяние.
Дети уже гребли, осваивая управление плотом. Тетис, наконец оказавшийся в привычной среде, сидел впереди, отдавая команды. Он оглянулся, улыбнулся и помахал сестре рукой. Сиринкс тоже подняла руку.
- Адамистам не на что надеяться, - сказала она. - И капитан "Димазио" тоже потерял последнюю надежду. Поэтому он и пошел на такое.
- В этом смысле адамисты существа неполноценные. Мы-то ведь знаем, что наша жизнь продолжится и после смерти тела; какая-то частица нас будет в определенном смысле существовать еще сотни тысяч лет. Лично я даже представить себе не могу, что покину свой сегмент коллективной личности, да еще при том, что свидетелями тому станешь ты, мои другие дети и внуки. Возможно, через десять или пятнадцать поколений, когда чувство привязанности потеряет для меня всякий смысл, и я начну подумывать о том, чтобы, наконец, окончательно слиться с хабитатом и таким образом перенести свою привязанность на всех эденистов. Но это случится очень не скоро.
- У адамистов есть свои религии. Я думала, их боги дают им надежду.
- Да, дают, самым набожным. Но представь, в каком невыгодном положении находится обычный адамист. Какое-то мифическое Божье Царство - вот и все, чем может быть их рай небесный, и притом он совершенно непостижим. В конце концов оказывается, что бедным смертным грешникам очень трудно сохранить такую веру. Наша же послежизнь ощутима и вполне реальна. Для нас она не является вопросом веры - она факт.
- Это не относится только к Тетису.
- Даже он выжил.
- Лишь часть его, имитация жизни. Плавание по бесконечной реке.
- Любимое, ценимое, желанное, вечное.
Плот исчез за излучиной ручья, за ивовой рощицей. Издалека доносились высокие детские голоса. Сиринкс, наконец, уронила руку. "Я еще навещу тебя, большой брат, - сказала она, обращаясь к опустевшему журчащему ручью. - И буду приходить к тебе снова и снова, каждый раз, когда буду оказываться здесь. Я заставлю тебя предвкушать мои визиты и мои рассказы. Я дам тебе то, о чем можно мечтать и на что можно надеяться. Обещаю".
Оказавшись в своей комнате, она подняла голову и бросила взгляд на темнеющее небо. Осевая труба светилась неярким лунным светом, пробивающимся сквозь первые вечерние дождевые облака.
Сиринкс закрыла свои мысли от других эденистов, от космоястребов, летающих снаружи, и даже от хабитата. Оставался лишь "Энон" - возлюбленный, который только и способен понять ее, поскольку они единое целое.
Из путаницы сомнений и печали стало постепенно вырастать смутное желание, чтобы адамисты в конечном итоге оказались правы и чтобы на самом деле существовали такие вещи, как Бог, загробная жизнь и душа. Тогда Тетис не был бы потерян. Во всяком случае, не навсегда.
Но эта была лишь слабая тень надежды.
Мысли "Энона" коснулись ее сознания, утешая и сочувствуя.