- Сначала пойми, что с тобой. Потом спрашивай о других, - ответил Диоген.
Неприятный старик. Но с языком у него все в порядке - острый.
- Развяжи, а? - попросил я, показывая на свои руки.
- С развязанными ты дошел до сумасшедшего дома, - Диоген развел руками и склонился надо мной. - Не логично ли предположить, что со связанными твоя жизнь станет лучше?
- Ты больной, да? - я разозлился.
Больной - не больной, но в этом сумасшедшем доме меня по рукам и ногам не связывают, - старик сделал вид, что, мол, разговор окончен, и он уходит.
- Подожди... - получилось вдруг так жалостливо.
- Ну чего еще? - Диоген обернулся. - Сказал же, не буду развязывать. Петька чефирить пошел, а потом пойдет с инспекцией - увидит и накостыляет.
- Ладно, не развязывай. Просто посиди со мной. Пожалуйста...
Диоген притворялся недовольным. Но сел на край моей кровати.
- Подумай об этом, как об уроке, - сказал он, задумчиво глядя в окно. Если ты, связанный, научишься быть счастливым, то каким счастливым ты будешь, когда тебя развяжут.
- Говорят, мы раньше с тобой дружили...
- Мне этого не говорили, - ответил Диоген.
- Так этого не было? - удивился я.
- Я этого не говорил...
- Тьфу! - я отвернулся к стене. - Чё ты мне голову морочишь?!
- Знаешь, - сказал он вдруг серьезно- серьезно, - однажды я защебетал по-птичьи, и слушать меня сбежалось все отделение. Ради пустяков они сбегаются, бросая любое дело, а ради важных вещей и не пошевелятся! И вот я спрашиваю себя: говорить мне с тобой серьезно или валять дурака?
- Все зависит от того, что ты хочешь услышать в ответ...
- Хорошо, - Диоген поднял брови. - Я хочу услышать правду.
- Ну завернул... А апломба-то сколько! Давай, спрашивай - отвечу!
Диоген расхохотался:
- Раньше ты был умнее!
Я удивленно на него уставился:
- Умнее?..
- Откуда ты знаешь, в чем правда?! - продолжал смеяться Диоген.
- Да уж знаю! - меня бесил его смех.
- Вот и скажи мне, есть смерть или ее нет?
- Есть!
- Да неужто! - он разыграл потрясение. - Ты ее видел?
- Ладно, - огрызнулся я. - Но жизнь-то я точно видел. Это правда. Жизнь есть.
- Тогда объясни, что это такое "жизнь", - предложил Диоген и надменно сложил на груди руки, словно собрался долго и внимательно меня слушать.
- Ну... - я озадачился. - Жизнь - это...
- Это... - вопросительно протянул Диоген.
И действительно, что на это ответишь. Что такое "жизнь"?
- Но я могу о предметах сказать. Это окно. А там - дверной проем, сказал я, показывая взглядом сначала на окно, а потом на дверной проем.
Диогена и это развеселило:
- А вот я живу в бочке! Что ты на это скажешь? Вон она в том углу стоит...
- Это не бочка. Это кровать.
- Нет, это бочка! - Диоген не шутил, он настаивал на этом.
- Бочка должна быть круглой! - возмутился я.
- А это распрямленная бочка! - и он показал руками, как ее "распрямляли". - Что скажешь?!
- Так ты считаешь, нет правды? - спросил я.
- А мир плох или хорош? - "ответил" мне Диоген.
- Мир плох! - уверенно сообщил я. Уж в этом у меня сомнений не было никаких.
- Это твой мир плох! И худо тебе. А у счастливого мир замечательный! Но ведь это один и тот же мир - твой и его! Он один! Ну, и скажи теперь, плох мир или хорош?
Мой рассеянный взгляд упал на Ваньку. Он лежал на своей постели неподвижный, закрыв лицо истощенными руками.
- Мир плох, Диоген! - повторил я. - Мир плох.
День четвертый
*Я испытываю внутреннюю опустошенность... Я ничего не испытываю... Я опустошен... Внутри... Меня поместили в изолятор. В одиночку. Клетка. Окно зарешечено. Только одна кровать и все. Видимо, скоро начнут зомбировать.