Затем массажист замедлял свои движения, чтобы Карла и Франсуаза могли насладиться созерцанием уникального явления — слияния пениса и ануса. Этот образ мелькал в их эротических фантазиях еще долгие годы. При этом умеренном темпе женщинам уже не было необходимости держаться для опоры за спинку кровати, и каждая из них могла принимать более активное участие в этом действе, когда ее глаза располагались на уровне ануса, терзаемого орудием массажиста. Карлу до конца ее дней будет преследовать незабываемый образ обсидиановой колонны Андре, мягко, как по маслу ввинчивающейся в кольцо молочно-кофейного ануса француженки, и коротких тугих косичек, подрагивающих на его голове.
Карла и Франсуаза часто крепко прижимались друг к другу грудью; два горячих набухших клитора терлись друг о друга, пока женщины, замирая в экстазе, едва не теряли сознания от множественных оргазмов. Изначально Франсуаза изобрела эту позу для свиданий с Карлой, но впоследствии она оказалась весьма удобной и во время соитий с Андре. Испуганная и смущенная своим бесстыдством в поведении с привлекательной юной горничной в их первую ночь любви, Карла на следующий вечер, когда девушка вновь пришла в ее бунгало стелить постель, не осмеливалась с ней заговорить. Дрожа всем телом, она опустилась на стул, делая вид, что увлеченно читает журнал. Однако сердце ее билось в таком бешеном ритме, что ей казалось, его стук слышен во всех уголках маленького островка. Как она могла допустить, чтобы случилось такое? Она постоянно укоряла себя за это. У Карлы даже никогда не было особенно дружеских, не говоря уже о любовных отношениях с женщинами. Она была настолько подавлена событиями минувшей ночи, что, проснувшись на рассвете, принялась паковать чемоданы, собираясь уехать из санатория.
Не сказав обитательнице бунгало ни слова приветствия, Франсуаза скинула униформу, улеглась голая на только что застеленную кровать и, слегка раздвинув смуглые бедра, прикрыла глаза. С первого взгляда можно было подумать, что она задремала, однако учащенное дыхание и легкое колыхание упругих бугорков на тяжело вздымающейся грудной клетке выдавали ее возбуждение, равно как и затвердевшие терракотовые соски и, при ближайшем рассмотрении, острый треугольничек клитора.
Карла твердо решила ни на шаг не приближаться к своей соблазнительнице, однако воля ее быстро была побеждена животными инстинктами, пробуждавшимися при виде пухлого холмика лобка на краю гладкой равнины плоского живота девушки. Карла не могла отвести глаз от твердой маленькой ягодки, выглядывающей из безволосой ложбинки. И чем дольше ею любовались, тем больше она наливалась алыми соками. Карла судорожно сглотнула выделившуюся слюну, вновь охваченная непреодолимым желание взять в рот это женское сокровище и сознавая, что уже не в силах совладать с собой. Словно поощряя ее, француженка приподняла колени, открывая завороженному взору Карлы свои прелести. Изящная щель ее влагалища обильно увлажнилась, покрывшись росистыми капельками, сливочно-желтыми на прозрачно-розовой коже.
Карла поняла, что ее переполняет желание вновь обладать этой смуглой красавицей. Осознав свое поражение, она, покорная своей страсти, села между раздвинутыми бедрами девушки, с неистовством покрывая поцелуями влажные половые губы. Затрепетав от прикосновения ее языка, они непроизвольно раскрылись, и между ними выявились схожие очертания — две нежные шелковые складочки, подрагивающие в огненном танце. Вдруг из глаз Карлы брызнули слезы, окропляя бедра Франсуазы. Но это были не слезы горечи, а слезы радости, ибо ее страсть к юной горничной была чиста и светла, как само солнце.
Франсуаза запустила пальцы в рыжие локоны ублажающей ее женщины, позволяя ей беспрепятственно ласкать все свои изгибы и выпуклости, поражаясь, как долго и нежно она может лизать и сосать их, не уставая и не прерываясь. И вправду, казалось, Карла не может насытиться сладкими соками француженки. Вероятно, эти таланты были заложены в ней от рождения — через мгновение ее губы довели Франсуазу до экстаза, волнами всколыхнувшего ее тело. Горничная приподняла голову женщины и, заглянув в подернутые томной поволокой глаза, вознаградила ее долгим благодарным поцелуем, слизывая липкий блеск с ее припухших губ.
Решив, что пора продолжить урок, Франсуаза раздела Карлу и уложила на спину. Карла послушно опустила голову на подушку и закрыла глаза. Незримые пальцы ласкали ее тело, проводя плавные линии по груди и постепенно опускаясь ниже, рисуя круги на бедрах и животе. Изнывая от нетерпения, Карла приподняла лобок, подставляя его Франсуазе, но та намеренно избегала прикасаться к багровеющему язычку, ибо у нее были другие планы. Она вдруг прижалась губами к уху Карлы, обдавая висок горячим дыханием, и хрипло шепнула:
— Я хочу сделать тебе кое-что особенное. — Легкий акцент наполнял эти простые слова глубоко эротичным смыслом.
Карла вздрогнула, словно от разряда электрического тока. Ее клитор тут же напрягся, вынырнув из-под колпачка медных волос, и задорно поглядел на Франсуазу. Карлу всегда смущали его размеры, она считала себя отличной от других женщин — если не сказать уродливой. Не то чтобы она когда-либо видела вблизи гениталии других женщин, но в душе всегда знала, что эта часть ее тела была иной, чем у прочих женщин, и это заставляло девушку скрывать свой изъян от любопытных глаз других людей, и особенно собственного мужа.
Сохранив свою девственность до первой брачной ночи, Карла до сих пор не могла забыть изумленного взгляда своего жениха, не говоря уже о его сдавленных смешках, после чего она поспешно погасила свет. Довольно объемный даже в обычном расслабленном состоянии, в возбуждении ее клитор напоминал большую спелую ягоду клубники. Несмотря ни на что, новоиспеченный супруг был очень возбужден в эту первую ночь любви, ибо так долго ждал этого момента. Сколько себя помнила, Карла постоянно слышала от родственников, друзей и знакомых, что ее тело было самым ценным даром, какой только она могла преподнести мужчине, и поэтому она свято оберегала свою девственность. До тех пор, пока не подвернулся «подходящий» претендент на ее руку и сердце. Однако ее романтические иллюзии развеялись довольно быстро. Выражение лица жениха подтвердило самые мрачные ее предчувствия относительно своего тела. Карла больше никогда не испытывала нежных чувств к мужчине — и тем более к мужчине, за которого вышлазамуж.
И все же теперь ей были безразличны сальные ухмылки супруга, прежде больно ранившие ее уязвимое самолюбие. Она чувствовала себя словно отмщенной — ведь теперь возле нее была ее дорогая Франсуаза. Карла блаженно вздохнула, качаясь на волнах чувственного наслаждения. Ей вдруг подумалось, что нет ничего греховного и постыдного в том, что ее касается обнаженное тело очаровательной молодой девушки, и Карла широко раскинула руки, добровольно отдавая себя во власть желаниям Франсуазы.
Горничная посмотрела на нее сверху вниз, улыбнувшись, раздвинула пальцами одной руки полированную мякоть внутренних половых губ, а другой — пухлые подушечки в ауре золотистых завитков и, наклонив голову, прильнула губами к раздвоенной головке клитора в долгом, томном поцелуе. Карла инстинктивно подняла ноги, сомкнув их вокруг талии Франсуазы. Женщины начали тереться друг о друга гениталиями, испытывая оргазм за оргазмом, пока бедра их не увлажнились настолько, что Франсуаза стала соскальзывать с тела Карлы.
Это стало их любимой позой, как и для массажиста, который также имел возможность проявить свои таланты. Пока Карла и Франсуаза терлись друг о друга клиторами, он заключал в кольцо объятий сплетенные женские тела и погружал свой пенис в мускулистый орган одной женщины, а затем, памятуя и об удовольствии другой, навещал соседнюю ямочку. Смешивающиеся соки двух женщин щедро текли из их анусов, и потому ощущения от проникающего в лоно пениса Андре были безболезненны и вместе с тем очень насыщенны. Близость двух анальных отверстий также облегчала и задачу массажиста, поскольку он мог сосредоточить свои усилия на половом акте, не отвлекаясь на перемещения от одного органа к другому.
После того как он уходил, Карла и Франсуаза языком охлаждали разгоряченные отверстия друг друга. Прежде тугие каналы теперь расширились настолько, что в них с удивительной легкостью погружался до самого корня весь язык. Франсуаза не испытывала ни доли смущения под неусыпным надзором скрытой камеры, которая запечатлевала самые интимные ласки — снимая крупным планом, как длинный розовый язычок Карлы жадно впивается в кофейное кольцо ануса, только что растянутое эбонитовым органом массажиста. Ее ничуть не заботило, что и ее тоже снимают на пленку, а затем эти сиены просматривают мужчины из персонала санатория. Напротив — она однажды даже наведалась в диспетчерскую, когда вечерние гости удалились на покой, и ей понравилось лицезреть себя в кадре, хотя отчаянный огонь в глазах Томаса Бронски доставлял ей некоторый дискомфорт — равно как и затвердевший бугорок в его штанах. Несмотря на их симбиотические отношения, Франсуаза дала себе слово никогда не задерживаться у него надолго, чтобы он невзначай не перешел границы их дружбы.
Молодой горничной безумно нравилась ее работа, с которой она с легкостью справлялась. А почему бы и нет? За все время пребывания в санатории на нее не пожаловалась ни одна гостья. Она качественно обслуживала этих женщин и получала довольно щедрое вознаграждение за свои услуги. В новом мире Франсуазы не было места чувству вины — даже по отношению к одаренной гигантским клитором Карле, которая, кстати, судя по полному отсутствию сопротивления с ее стороны, в том числе и в процессе самых неделикатных ласк, несомненно, испытывала огромное наслаждение во время их встреч. Впоследствии, когда девушка узнала о целом архиве документальных кадров с откровеннейшими любовными сценами, заснятыми без ее ведома, она сочла уместным заплатить любую сумму за уникальный опыт, приобретенный ею во время пребывания в санатории «Элизиум».
Менее циничный, чем Франсуаза, Андре периодически терзался угрызениями совести. Но он был не в силах ничего изменить, а потому пытался доставить Карле как можно больше удовольствия, надеясь, что это хоть в какой-то мере компенсирует боль и унижение, когда впоследствии она узнает от доктора Бронски об истинной миссии санатория. Поэтому массажист уделял ей куда больше времени, чем любой другой гостье. Каждый миг, даже посещая горячие анусы других соблазнительных дам, он думал о том, как осуществить самые сокровенные ее желания — даже те, о которых она еще не подозревала.
Неудивительно, что наутро после ночи изысканных плотских наслаждений доктор Бронски приводил клитор Карлы в еще более возбужденное состояние, чем накануне. С каким торжеством взирал он на его плотный разбухший стержень! Он тешился теплым отростком еще долго после того, как его семя вторично изливалось на белый кафельный пол и успевала высохнуть вязкая лужица, — до тех пор, пока голос его ассистента из-за запертой двери не извещал, что своей очереди ждет другая пациентка.
Андре часто думал о муже Карлы, представляя его себе лысеющим финансовым магнатом в летах с белым рыхлым телом, которое никогда не знало солнца. Без сомнения, он не имел ни малейшего представления ни о том, что нужно его огненноволосой женушке, ни о том, как удовлетворить ее сексуальные потребности. Массажисту был хорошо знаком этот тип мужчин, ибо на его массажном столике побывало немало женщин, отдавших свою молодость и красоту подобным флегматичным скотам.
В своих романтических фантазиях Андре представлял, как они с Карлой убегут, уедут куда-нибудь далеко-далеко. Разумеется, она могла бы раздобыть денег у своего богатого мужа, чтобы обеспечить им безбедное существование до глубокой старости. Возможно, он даже иногда привозил бы ее домой, на солнечный Барбадос, где они резвились бы голышом на пляже, как шаловливые дети, и он имел бы доступ к ее перченому отверстию в любое время дня и ночи. И, возможно, однажды ему довелось бы встреть Монику. Что за райская жизнь была бы у них! Карла наверняка оценила бы бесподобный вкус бледно-розового бутона хрупкой блондинки.
Испытывая неукротимую страсть к заднему проходу, массажист спрашивал себя, что влечет его к этому нетрадиционному виду коитуса. Розовая влажная щель меж женских бедер не занимала его воображения. Не то чтобы он находил ее вовсе не стоящей внимания — просто он ощущал непреодолимую тягу к упругому сгустку мышц, таящемуся в узкой ложбинке меж спелых ягодиц. Чтобы испытать себя, Андре иногда вступал в связь с представителями своего пола, с крепкими молодыми парнями, воплощением мужской красоты. И все же их анусы не вызывали в нем такого трепета, как более соблазнительные женские проходы. Им недоставало какой-то бархатистой мягкости, чего-то особенного, женственного, вследствие чего Андре не мог удовлетворяться соитиями с одними лишь мужчинами — хотя и не стремился отказываться от них совсем, ибо именно общение с мужским полом насыщало особой магией и очарованием его контакты с женщинами.
Когда ритм жизни в санатории замедлялся — что обычно наблюдалось в разгар знойного средиземноморского лета, — Андре для удовлетворения своих сексуальных нужд искал общества мускулистого Паоло. Его латиноамериканский темперамент составлял разительный контраст с вест-индской безмятежностью Андре, что привносило особую изюминку в их нечастые любовные игрища. Итальянец, выполняющий в санатории функции инструктора по теннису, превосходно владел своим телом, всегда находящимся в безупречной форме благодаря упорным тренировкам и тщательному уходу, что, вкупе с еще одним немаловажным достоинством, совершенно не один теннисный турнир, итальянец не желал губить безвозвратные молодые годы в вечной погоне за теннисным мячом — куда проще было наблюдать за игрой со стороны и объяснять другим, что и как нужно делать, тем более что его ученицами были юные гостьи санатория, с рвением и энтузиазмом воспринимавшие его инструктаж. Паоло обладал природным даром отдавать распоряжения женщинам, особенно если роль наставника приносила столь сладкие плоды…
…Ибо после тенниса в расписании Паоло была еще одна игра, в которой он никогда не испытывал недостатка в партнерах. Как и другие сотрудники санатория, Паоло был щедро одарен природой во всех смыслах. И все же он чаще других разочаровывал женщин, которым уделял свое благосклонное внимание, поскольку, стоило им пристраститься к тому, что он им предлагал, они неизменно хотели большего. Но, несмотря на слезные мольбы, Паоло оставался непреклонен. Он уходил прочь, посмеиваясь, не удостаивая взглядом распростертые на земле тела, хорошо зная, что капризные богатые дамочки — а для него они были все на одно лицо — вернутся в уединение своих бунгало и от отчаяния будут исступленно растирать докрасна свои гениталии.
Черноглазый инструктор по теннису предпочитал секс с женщиной в одной-единственной позе: чтобы она стояла перед ним на коленях, принимая в рот увесистый ствол его пениса. Ему не было ровно никакого дела до холеных надушенных тел санаторных красоток — он почти к ним не прикасался, помимо того, что зарывал пальцы в их волосы в моменты экстаза, когда они ублажали его мужское достоинство. Ему нравилось ловить их удивленные взгляды, когда струя семени извергалась им в нёбо. Не то чтобы Паоло заставал этих женщин врасплох — его учащенное дыхание и скопление жидких секретов на трудолюбивом язычке, несомненно, предупреждало их, что он приближается к развязке. Однако даже самые опытные дамы не могли предвидеть количество теплой мучнистой жидкости, которое оказывалось через мгновение у них во рту, — а Паоло был абсолютно уверен, что эти очаровательные создания проглатывали все до последней капли, крепко сжимая губы вокруг его пениса, пока не прекращались последние толчки вулкана, опустошавшего свои недра.
Паоло всегда подозревал, что в этом плане уникален. Поэтому как-то раз он решил провести своего рода научный эксперимент, чтобы определить точно, насколько велика его уникальность, путем мастурбации над стаканом и последующего измерения количества эякулированного семени. Его исследование дало поразительные результаты — обилие спермы ошеломило даже его самого. Пенистая жидкость наполнила половину стакана. Неудивительно, что женщины, которым была оказана честь подержать во рту его орган, всегда выглядели так, будто их глаза готовы были вылезти из орбит. Да уж, была бы его воля, он бы накормил всех голодающих стран третьего мира!
Пока же Паоло ограничивался тем, что кормил всех голодающих санатория «Элизиум», а также недремлющее око скрытой камеры, делившейся впечатлением от созерцания его мускулистого зада с кареглазым диспетчером, напрочь прогоняя скуку последнего. Принимая в свой зад элегантно заточенный пенис Андре, Паоло нисколько не чувствовал себя оскорбленным в своем мужском достоинстве; как и дружеский теннисный гейм, такого рода игры служили исключительно для развлекательных целей, так что их нельзя было воспринимать всерьез. Кроме того, эти содомистские совокупления часто сопровождались оральными ласками со стороны молодой женщины, пристроившейся у пениса Паоло. Причем никогда не было недостатка в желающих принять участие в этом действе, ибо если один командный игрок покидал корт, на смену ему приходил другой.
Юная Мелисса была на острове совсем недавно. Довольно невзрачная и лицом и фигурой, она была принята доктором Бронски на должность прислуги, не требовавшую особых навыков работы, в отличие от других, более привилегированных сотрудников санатория. Мелисса выдавала полотенца гостьям, приходившим загорать на шезлонгах возле бассейна. Она исполняла эти обязанности день изо дня, выдавая свежее махровое полотенце каждой вновь прибывшей гостье, а потом забирала его в стирку. Хотя препорученная ей должность не была пределом ее мечтаний, жизнь здесь все же казалась лучше, чем жалкое существование в маленькой ирландской деревушке, где ей давно опостылели красные лица и огрубевшие от работы руки односельчан. В день, когда ей исполнилось восемнадцать, Мелисса без сожаления попрощалась с родными краями, собрала свои скромные пожитки в потрепанный саквояж и первым же рейсом улетела в Афины, с билетом в один конец, направляясь в санаторий «Элизиум».
Девушка почти сразу же влюбилась в симпатичного инструктора по теннису. Теннисные корты были расположена недалеко от бассейна, и несколько раз на дню итальянец проходил мимо палатки, где Мелисса сортировала полотенца. Он был таким смуглым и загадочным — таким не похожим на простолицых парней из ее деревушки — впрочем, как и на сказочных принцев, которых она рисовала в своем воображении. Она начала считать минуты до встречи с ним, надеясь, когда Паоло будет проходить мимо, завязать с ним разговор. Ей нечего было ему сказать — как и любому мужчине, если уж на то пошло. В школе учителя всегда считали ее серенькой мышкой, неприметной тихоней, и ее новая работа в этом плане, казалось, ничего не изменила. Зеркало день ото дня твердило ей, что она так же не привлекательна, как и парни из ее деревни, от которых она презрительно воротила нос, и все же в ней теплилась робкая надежда, что, может быть — всего лишь может быть, — Паоло обратит на нее внимание.
И однажды это произошло. Растущее влечение к Паоло заставило ее одним солнечным утром унизиться до слежки за ним. Он только что закончил тренировку с одной из клиенток, и их две фигуры стояли у полосатой палатки, где хранилось теннисное снаряжение. Пара вела довольно оживленную дискуссию. Мелисса расположилась на животе в тени дерева, откуда могла, не замеченная ими, видеть и слышать Паоло и его спутницу. Они говорили слишком тихо, чтобы разобрать слова, хотя в приглушенном тоне женщине явно сквозила страстная мольба.
Ученица Паоло обладала хрупкой, изящной красотой, какой всегда восхищалась краснощекая ирландка и которой была напрочь лишена. Мелисса с завистью смотрела на утонченное лицо женщины цвета слоновой кости… на золотистые волосы, заплетенные в толстую шелковистую косу, сверкающей змейкой сбегающую по ее спине… на длинные тонкие руки и ноги… на пышные округлости бедер и груди. Простое теннисное платьице волшебно гармонировало с медовой матовостью кожи, которая казалась еще ослепительнее в лучах щедрого средиземноморского солнца. Как была возмущена Мелисса такой несправедливостью!
Женщина прямо голыми коленями упала на землю напротив Паоло. Обзор несколько затмевала блеклая от палящего солнца поросль травы, и Мелисса приподняла голову из своего укрытия, думая, что очаровательное существо просто хочет подтянуть шнурок, развязавшийся от беготни на корте. Но все оказалось иначе. Мелисса увидела, что дело вовсе не в шнурках — любительница спорта, расстегнув бриллиантовую заколку, тряхнула золотистой копной волос, и Паоло запустил в них пальцы, прижимая ее ангельское личико к своим теннисным шортам.
Мелисса в замешательстве смотрела, как светлая головка начала двигаться вперед-назад в странном завораживающем ритме. Бледное пятно запястья девушки в такт сновало меж ее раздвинутых бедер, что казалось юной девушке совершенно необъяснимым, как и экзотический танец головы. Может, это какой-то языческий ритуал? Судя по примитивной натуре происходящего, она могла наблюдать какой-нибудь местный древний обычай. Мелисса решила расспросить об этом доктора Бронски — он наверняка будет польщен тем, что она интересуется историей и культурой здешних краев. И вполне вероятно, она сможет рассчитывать на его благосклонность и в будущем — не исключено, даже на повышение в должности. И тут Мелисса вдруг вообразила, как лежит в траве, в нелепейшей позе, в задравшейся коротенькой юбчонке и помятом белом фартуке. О, хорошо же она будет выглядеть в его глазах!
Хриплый звериный рык прервал фантазии Мелиссы. Итальянец откинул черные кудри назад, и из его приоткрытого рта вырывались гортанные звуки, испугавшие шпионившую девушку. Она вскочила на ноги и, выбежав из тени, бросилась на помощь Паоло с единственной мыслью защитить своего возлюбленного. Ей было все равно, что она подвергает риску свою профессиональную репутацию — лишь бы спасти его! Но, увидев толстый, мясистый ствол внизу его живота, утопающий во рту стоящей на коленях женщины, Мелисса издала сдавленный вопль, пронзенная прежде неведомой болью.
Из-за издаваемых ее ртом шумных звуков женщина не услышала крика девушки. Однако Паоло повернул к ней голову, и его карие глаза встретились взглядом с изумленным взором широко распахнутых невинных голубых глаз ирландки. Первой мыслью Мелиссы было убежать. Но она не могла шевельнуться, прикованная к месту взглядом итальянца. Вальяжно улыбаясь, он, нисколько не смущаясь, бесцеремонно разглядывал раскрасневшееся лицо девушки и продолжал смотреть на нее, пока последние толчки оргазма не сотрясли его тело и струйка вязкого молочка не потекла по точеному подбородку женщины, оставляя белесые пятна на воротничке ее платья. Даже если бы она проглотила все, он все равно даже не вспомнил бы ее имени.
Мелисса облизала губы, словно ощутила во рту вкус мужского семени, и внутренне содрогнулась, отказываясь верить своим глазам. Женщина взяла в рот пенис мужчины! Да она в жизни не слыхивала о таком стыде. А когда изо рта женщины вынырнул розовый язычок, подбирая с подбородка молочные капли, Мелисса поморщилась от отвращения. И все же, несмотря на эту непроизвольную реакцию, она почувствовала, как что-то запульсировало у нее между бедер. И вдруг четко поняла, что тоже хотела бы сделать это с симпатичным инструктором.
На следующий день Паоло остановился у ее палатки и, не обнаружив там Мелиссы, вышел наружу и стал ждать. Она вскоре вернулась с кипой чистых полотенец, которые нужно было разложить на полках. В тот момент, когда она увидела его, пушистые белые полотенца упали на землю.
— О, Паоло! — жалобно воскликнула девушка, бросаясь перед ним на колени. — Позволь мне сделать тебе то, что делала та женщина!
Итальянец молча приспустил теннисные шорты, обнажив загорелые бедра, терзая бедную девушку медлительностью своих движений. Под шортами он не носил нижнего белья, и его затвердевший орган торчал вверх, покачиваясь под собственным весом. Мелисса, затаив дыхание, смотрела на это поразительное явление. Выпирающий внизу живота пенис мужчины напоминал корень экзотического растения, растущего в саду блестящих черных завитков, под которым, как плоды на ветке, висели ребристые луковички его яичек. Длинный, как скалка на кухне в ее родительском доме, и почти такой же толстый, бронзовый орган был покрыт сеточкой тонких голубых прожилок. Мелисса ощутила исходящее от него тепло, и на щеках ее еще ярче проступил жаркий румянец. Но более всего ее впечатлила огромная пульсирующая головка, венчающая увесистый мужской член. Мелисса кончиками пальцев коснулась атласной кожи, проведя несколько раз по твердому стержню, прежде чем у нее хватило духа дотронуться до его окончания. В отличие от ствола, головка пениса была темно-розового цвета. Девушку поразила гладкость кожи на ощупь, словно она была отполирована до блеска мягкой замшей.
Подушечки пальцев Мелиссы увлажнились пахучей слизью. Когда она попыталась определить источник этого явления, она заметила крошечную дырочку, сочащуюся жидкостью, видом напоминающей жидкий мед. Однако интуитивно она знала, что на вкус эти капельки слаще меда, и, нагнувшись, робко провела языком по пульсирующей головке, слизывая выделения. Паоло подался вперед, раздвигая губы девушки своим пенисом, и она с благоговейным трепетом приняла его в рот.
Орган инструктора по теннису был одновременно сладким и горьковатым на вкус. Мелисса, крепко зажав рукой основание, ласкала его языком со всей страстью юного чувства, едва не задохнувшись, когда итальянец впервые резко толкнул пенис вглубь ее горла. Но юная ирландка твердо решила освоить эту сложную технику, ибо хотела во что бы то ни стало доказать Паоло, что достойна его внимания, превзойдя в этом искусстве хрупкую блондинку, чьи губы накануне любовно обнимали набухший ствол его пениса, и доставить своему возлюбленному наивысшее наслаждение. Не подозревая о последствиях, девушка другой рукой принялась ласкать шелковистые мешочки яичек, тем самым ускорив загадочные процессы.
Трепет в паху мужчины побудил Мелиссу с еще большим рвением сосать его странный инструмент. Она старалась заглотнуть головку как можно глубже, интуитивно чувствуя, что это будет ему приятно. Тем временем Паоло стал издавать те же хриплые животные звуки, как накануне, и она еще крепче сомкнула губы вокруг пениса. Пульсация меж ее бедер стала интенсивнее и настойчивее, и девушка, чтобы унять непроизвольную дрожь, потерла гениталии ладонью. Однако вместо того, чтобы прекратить эту необъяснимую реакцию, ее манипуляции, казалось, только подстегнули ее. Зажав пальцы в кулак, Мелисса принялась растирать себя, сосредоточившись на области крошечного бутона, гнездящегося в самой интимной зоне.
И вдруг у нее возникло ощущение, словно где-то внутри вспыхнула искорка, воспламенившая жаркий огонь внизу живота. Мелисса почувствовала, будто ее приподняло в воздух и в водовороте свободного падения вновь опустило на землю. Прежде чем она сумела осознать произошедшее, Паоло издал хриплый рык. Солоноватая пенистая жидкость теплой струей ударила в нёбо, и на глазах девушки выступили слезы. Крепко сжимая конвульсирующий пенис итальянца губами, она судорожно глотала семя, извергающееся в ее рот. Но испить его до последней капли было невозможно. Липкие струйки потекли с губ, змейкой заструились по шее и подбородку, теплой лужицей собираясь между чашечек бюстгальтера. Мелисса, расстегнув пуговицы на груди, запустила руку под платье, и, отирая с кожи вязкую сперму, жадно слизывала ее с пальцев.
Теперь, после того как девушка прошла «обряд посвящения» через акт, который Паоло единственно дозволял совершать с собой женщинам, независимо от их красоты и сексапильности, Мелисса, как верный друг и соратник, была затем приглашена участвовать в эпизодических соитиях инструктора с Андре. Паоло знал, что может полностью доверять ирландке, ибо она питала столь нежные чувства к его массивному органу, что была согласна на все, о чем бы ее ни попросили.
В своей наивности Мелисса не увидела ничего зазорного в том, что Паоло предложил ей исполнить ту же процедуру, пока Андре орудовал свои эбонитовым инструментом в его заднем проходе. Она практически ничего не знала о сексе между мужчиной и женщиной, не говоря уже о гомосексуальной практике. Набожные родители предпочитали держать дочь в полном неведении относительно подобных греховных дел. И, за исключением того, что она успела постичь в процессе общения с инструктором, Мелисса была абсолютно невежественна в этом вопросе. Поэтому она с готовностью приняла в рот мясистую твердь Паоло, даже прослезившись от того, что ей была оказана столь высокая честь, и рука ее привычно потянулась вниз, нащупав под юбкой эластичный бугорок, прикрытый намокшей ластовицей трусиков. Несмотря на то, что ей казалось постыдным ласкать себя руками, ее неудержимо влекло вновь испытать блаженное чувство невесомости. Отныне Мелиссе для достижения оргазма необходимо было ощущать во рту ствол мужского пениса.
Этот союз был благоприятен для всех троих участников. Укрывшись от всевидящего ока камеры Томаса Бронски, мужчины отдавались во власть природным импульсам, зная, что это сохранится в тайне, а присутствие юной ирландки делало инструктора более благосклонным к содомистским поползновениям Андре, тем самым участив их встречи. Массажист вводил пенис в горячий мускулистый зад Паоло, итальянец, в свою очередь, в трепещущий рот Мелиссы, и, таким образом, все получали то, чего желали.
Еще задолго до того, как его приняли в штат санатория «Элизиум», Паоло знал, что он особенный, а не просто смазливый итальяшка, вечерами убивающий время в барах, готовый за несколько лир составить компанию какой-нибудь стареющей нимфоманке. Он чувствовал, что судьбой ему уготован иной жребий, чем прозябать в древних трущобах Рима. Поэтому, забросив теннисную ракетку, Паоло отправился в Нью-Йорк, где у него появилось немало покровителей, научивших его тому, что стало залогом его будущего успеха. Он быстро освоился на новом месте и легко адаптировался к непривычному образу жизни.
Желая больше походить на своих приятелей-американцев, Паоло в возрасте двадцати шести лет совершил обрезание. Сперва он был шокирован видом оскопленного пениса, но в глубине души знал, что принял верное решение. Даже лишенный крайней плоти, его великолепный орган никогда не бывал обделен вниманием юных дам. Множество предложений поступало и от мужчин, на которые он время от времени соглашался — разумеется, исключительно ради приобретения опыта. Более же всего молодого итальянца возбуждал вид покоренной женщины, стоящей перед ним на коленях и испивающей пахучее семя из его священного источника.
В Нью-Йорке он легко находил желающих ублажить его добровольцев. Возможно, дело было в его привлекательной внешности и очаровательном акценте, который открывал рты и кошельки избалованных городских леди. В целом же существование Паоло во время пребывания в Америке было довольно безбедным. За все эти годы он не потратил ни одной лиры из скопленных сбережений на жилье — и, если уж на то пошло, на еду. Он видел интерьеры стольких пентхаусов на Парк-авеню, что вскоре перестал различать их, как и лица обладательниц алых губок, смыкавшихся вокруг его обрезанного пениса. Так что в итоге Паоло захотелось вернуться в Европу. Только жизнь в Риме и давняя мечта о победе в итальянском теннисном турнире теперь его не прельщали. Он жаждал перемен — и судьба уготовила ему эти перемены в образе санатория «Элизиум».
В отличие от Америки, на крошечном греческом островке доктора Бронски Паоло не пресыщался растущим числом напомаженных ротиков, мечтавших обнять его пенис. Атмосфера санатория была словно наэлектризована дремлющей похотью красивых молодых женщин, чьи плотские нужды так давно игнорировались. Как и в теннисе, Паоло превращал это в игру, выбирая по своему желанию тех, кого удовлетворить, а кого нет, и используя свои таланты, прибереженные для выигрыша турниров, чтобы провоцировать и воспламенять, только чтобы потом отступить. Он часто отвергал истомленных возбуждением женщин, в то же время удерживая их подле себя, пока они, рыдая, не падали перед ним на колени, умоляя попробовать на вкус то, что он так щедро предлагал другим гостьям. И только тогда он, смилостивившись, расстегивал пояс шорт и медленно спускал их по загорелым мускулистым бедрам, высвобождая свой влажный твердый орган и преподнося его в дар перевозбужденной женщине. Эти эпизоды всегда доставляли Паоло самые мощные сексуальные ощущения, и он снабжал свою избранницу обильной пищей, сытнее и вкуснее которой она не пробовала на своем веку. Симпатичный молодой итальянец из любой баталии всегда выходил победителем.
Достаточно странно, что эти очень богатые леди никогда не оставались довольны его щедростью. Наверное, столь ненасытными их делал переизбыток денег и привилегий — все они неизменно просили его применить свой пенис для более традиционной цели. Паоло никак не мог взять в толк, почему каждая клиентка жаждет заставить его розовое мужское достоинство вторгнуться в слизкую щель между ее ног, отказываясь от куда более привлекательной перспективы вкусить божественный нектар его семени. Он не знал, что опыт аномального общения этих женщин с доктором Бронски, Андре и красивыми молодыми горничными пробуждал в них невольную ностальгию по настоящему, живому пенису, вставленному в их влагалище. Однако подобные услуги не входили в круг его служебных обязанностей. Независимо от настойчивости просьб и достоинства купюр, которые ему совали в руки, Паоло отказывался идти на компромисс, будучи человеком высоких моральных принципов.