ТОРГУЕМСЯ
— Таинственная вы личность, господин султан. Что же касается дела, которое привело нас сюда…
Однако Сулейман Великолепный воспользовался минимальной паузой:
— Да я уже вижу, — он кивнул на лепреконов, — вон этот, рыжий, сидят. Как в тот мультик, да? Усы и хвост — мои документы. Вылитый папаша, глаза такой же зелёный.
— Вообще-то, дедушка, — усмехнулась я, — И что же вы, как тот почтальон Печкин, тоже не захотите нам его отдавать? Потому что доку́ментов нет?
Господин Каримов хрипловато засмеялся, откинулся на спинку дивана:
— Понима-аешь! Давай, скажи, рассуди мне: пришёл в мой дворец этот маленький аджина*. Ходил-бродил, шутки шутил. Что искал — я не знаю, мне без разницы. Только поймал я его. Как — не скажу, мой секрет. Он говорит: ты меня поймал, дам тебе выкуп, клад тебе дам. Зачем мне клад, э? Столько золота у меня, ещё сундук? Не хочу. Я говорю: не-ет. Клад не хочу, хочу сказку. Трое детей у меня, маленький: такой, такой и такой, — султан показал рукой рост своих карапузов, — Сказку давай, говорю — будешь жить.
*Это типа «джин», только по-узбекски.
— Ну и как, были сказки?
— Сперва был, много. Детям нравился. Мне тоже нравился, хорошо говорил. А потом… — султан посопел. — Заболел, что ли? Мало говорить стал. Плохо ел. Лежит.
Я вздохнула и объяснила, что… в общем, речь вышла довольно долгой, а суть: лепреконы в неволе не живут.
По всему выходило, что сидит дедуля в птичьей клетке, в большую форму не выходил уже минимум четыре месяца и она, эта форма, фактически умирает от истощения. Так же как и звериная. Оставшаяся маленькая не вывозит за троих. В эти подробности я вдаваться не стала, незачем секретную инфу за так раздавать.
Некоторое время мы молчали. Кэйли кусала губы. Сулейман насупился:
— Получается — отпустить надо, так? — он посмотрел на меня исподлобья. — Нельзя так сделать. Плохо. Люди скажут: слабый стал, мягкий, разнежился. Скажут: надо другой Сулейман, новый — понимаешь?
Я покивала:
— Ещё бы не понять. Прекрасно понимаю. И поэтому предлагаю не отпускать, — лепреконы выпучили свои зелёные глазищи и вытянулись струнками. — Предлагаю выгодно продать. Отличный ход — продать задохлика богатой чудачке. Баш на баш. А я в обмен чудную вещь предложу. Представительского класса, можно сказать.
Господин Каримов покряхтел — уж очень, видать, не хотелось ему уступать свою диковиную игрушку, но, наконец, любопытство слегка перевесило. Он посмотрел на меня искоса и подозрительно спросил:
— Что дашь за него?
— Дивный кораблик. Абрам, покажи.
Абрам открыл портал — но не на палубу, а в некотором отдалении от нашей золочёной баржи́, так, чтобы обеспечить общий вид. С палубы нас заметили, помахали.
Да уж, вот на кого рассчитаны все эти золотые венки и блямбы. Господин Каримов выпятил губы, явно уже примеряя на себя этот титаник.
— Хорош? — спросила я.
Султан сразу перестал пускать слюни, сделался суров и неприступен, но тут я достала козырь из рукава:
— А бонусом мы твоим ребятишкам покажем целый сеанс мультиков. И про Простоквашино в том числе.
Короче, сговорились мы: махнули дедулю на кораблик. А пока Коле разворачивал перед восхищённым султанским семейством (во главе с самим Сулейманом, естессно) свою мультипликационную панораму, ко мне с поклонами подошёл тот худоватый визирь:
— Госпожа баронесса! Супруга Сулеймана Великолепного, сиятельная Тигирим, просила передать вам приглашение в её покои. Не могли бы вы уделить толику своего внимания для возвышенной беседы?
ВСЕ В САД!
— А почему она не здесь?
Визирь помялся:
— У нас… так не принято.
Ага.
— Я так понимаю, нужно пройти на женскую половину?
— Всё верно.
— Это неприемлемо, — ответил из-за моей спины Тиредор. — Так не принято у нас.
Естественно, его же туда не пустят. Да и вообще никого из парней не пустят.
— Вы слышали? — развела я руками. — Попробуйте найти вариант, приемлемый для всех, иначе я ничем не смогу вам помочь.
Визирь метнулся к султану, который уже смотрел на разворачивающееся мультипликационное действо, разинув рот, и только замахал руками…
В итоге нас пригласили в сад. В специальный внутренний сад дворца, где широкое кольцо моей личной охраны ни у кого не вызвало внутренних противоречий.
У фонтана сидела полноватая женщина в очень закрытом (и о-о-очень дорогом) шёлковом платье, наблюдала за рыбками, играющими в воде. Увидела меня, поднялась навстречу, улыбаясь. Спросила едва слышно:
— Вы не узнаёте меня?
Рисунок внутреннего поля читался плохо — из-за защитного амулета, конечно же. Что-то было в её лице смутно знакомое, но я никак не могла вспомнить…
— Сожалею, но — нет.
— Я вам так благодарна. Вы изменили всю мою жизнь…
И тут я узнала!..
— Татьяна⁈
— Да… — она обрадованно закивала.
— Боже мой, голос так и не вернулся⁈ Неужели ни одного целителя за все эти годы?.. Конечно, я тогда очень сердита была, но чтоб вот так, сотню лет… Давайте, я сейчас поправлю. Снимите амулет, чтоб быстрее…
— Нет! Нет! Что вы! — испуганным шёпотом засипела она. — Не надо! Я ведь из-за этого только и жива…
Татьяна Филипповна была лишена голоса лично мной — не совсем, а именно вот так, чтобы едва сипеть могла — в далёком пятом году от открытия порталов Новой Земли. И буквально день спустя — продана цыганами бродячим работорговцам за два рулона натурального китайского шёлка. Между прочим, довольно дорого. Хотя, в ту пору она выглядела килограмм на пятьдесят монументальнее, да-а-а… Должно быть, ушлые бродяги рассмотрели в этой женщине какой-то внушающий энтузиазм потенциал.
Так или иначе, найти мы её тогда не смогли. Всё, что смог увидеть Кадарчан — женщина была жива, прочее же оказалось скрыто от нас.
Караван работорговцев ехал, подчиняясь собственной неизвестной логике. Между посёлками и сейчас-то могут лежать километры совершенно диких, необжитых мест, а уж тогда…
Спустя пару дней начался возрастной откат, который шёл вдвойне тяжело — возможно, оттого, что внутренне она отчаянно сопротивлялась. Не потому что не хотела стать моложе, а… из привычной вредности, что ли? Сколько дней (или недель?) она пролежала в горячке, Татьяна не знала.
Пришла в себя — сверху небо, под спиной соломенная циновка, вокруг деревянная клетка. Есть хотелось страшно. И ещё сильнее — пить.
— А эта? — хрипловато спросил кто-то, говорящий с сильнейшим среднеазиатским акцентом.
Она каким-то шестым чувством поняла — речь о ней.
— Эта больная. Третью неделю не оклемается никак. Боюсь, как бы не сдохла.
Эти слова вызвали волну возмущения, Татьяна резко подскочила… ой нет, приподнялась, опираясь на трясущиеся руки и тоненько просипела:
— Да что вы себе позволяете? Вы знаете, кто я? Я требую связаться с моим руководством! И принесите воды!
К счастью, работорговцы увидели шанс вернуть вложенные денежки и бить её не стали — это до неё потом, постепенно, дошло.
Второй удачей было то, что господин Каримов (а заинтересованным покупателем был именно он), услыхав её тираду, страшно развеселился:
— Вэй, смешная! Эту хочу! Беру!
Татьяна надулась. Спорить больше сил не было, и в горле пересохло. Да и хватка у нового хозяина оказалась железная, поспоришь тут.
Знала бы она, что все предыдущие наложницы господина Каримова закончили свою жизнь одинаково… Пунктик у него был касательно женщин. Поначалу всё было неплохо. Можно сказать, он даже баловал своих пассий. Но как только женщина расслаблялась и переставала бояться, она начинала его раздражать. Рано или поздно это заканчивалось одинаково: Темиру Каримову требовалась новая женщина. Личное кладбище отставных наложниц у него на тот момент было уже как у Синей Бороды.
Прямо какой-то зацикленный комплекс.
А вот с Татьяной он внезапно дал сбой. Вот этот её сиплый голосок неожиданно сработал как защитный клапан парового котла. Каждый раз услышав её речь, хозяин смеялся и приходил в самое благожелательное расположение духа. А когда Татьяна родила ему первого сына — и вовсе перевёл её из наложницы в статус жены. Так что исцеления категорически не требовалось.
И внутри этой странной пары была любовь и своеобразная гармония.
А-а-а-а-бал-деть…
ЗАКРУГЛЯЕМСЯ
Сеанс просмотра мультиков тем временем закончился, и Сулейман Великолепный вместе с детьми и свитой высыпали в сад.
— Ну что, пора и честь знать, — поднялась я. — Где там наш дедуля?
Господин Каримов слегка шевельнул пальцами, и из-за спин султанского семейства вышел человек с большой золочёной птичьей клеткой в руках. Такой высокой, круглой в основании. Странно, я почему-то ожидала увидеть что-то по формам больше похожее на параллелепипед.
Я выразительно прикрыла веки, и Глирдан сделал шаг вперёд:
— С вашего позволения, господа, я, как голос баронессы, озвучу происходящее. Итак, в присутствии всех этих свидетелей сто́роны в лице султана города Наджаха Сулеймана Великолепного и баронессы Белого Ворона Ольги Вороновой совершают сделку по обмену пленённого магического существа (лепрекона или, согласно определению Сулеймана Великолепного, аджина) на мореплавательное судно, которое было уже представлено к освидетельствованию. Прошу вас подтвердить, что сделка совершается добровольно, и стороны не будут в дальнейшем иметь претензий ни к противоположным сторонам, ни к их правопреемникам.
— Подтверждаю, — кивнула я.
— И я подтверждаю, — широко махнул рукой султан.
— В таком случае обмен состоится незамедлительно. Матушка кельда, прикажете портал?
— Нам — портал на пристань, а Серегера отправьте на корабль, пусть подгонит его.
Теперь мне хотелось поскорее закончить этот спектакль. Дедуля и впрямь был плох, а лечить его при местных или же секретничать мне не хотелось. Ну, нафиг.
Мы высыпали на причал, немало поразив сим явлением портовую стражу. Корабль переместился к самой пристани, заставляя горячих восточных людей восхищённо цыкать и воздевать руки.
На прощание я намекнула товарищу султану, что вместо живых лепреконов можно купить в Белом Вороне пару-тройку шикарных книжек для детей с движущимися картинками. Да, дорого. Но он же целый султан, в конце концов! И вообще, подумал бы, чем с Империей торговать, пока это ей может быть интересно.
Ну всё, теперь совсем пора.
— Так, Абрам, лови-ка картинку.
Портальщик сосредоточился и немножко заторможенно спросил:
— А что это за место?
— Поверь мне, там нам будут рады. Давай.
И мы ушли.
И НАМ ТАКИ РАДЫ!
В зале было сумрачно и пусто, единственная присутствующая здесь женщина сидела на табуретке напротив камина, кутаясь в большую шаль. Её силуэт был тёмным, подсвеченным по краям оранжевыми сполохами живого огня. Особенно, конечно, волосы — рыжие и кудрявые, сколотые на затылке в свободный узел.
Почувствовав позади движение, она живо обернулась, а увидев количество вываливающих из портала гостей, покрепче перехватила кочергу:
— Вы кто такие⁈ Найл! Ойсин! Сюда!!!
По галерейке второго этажа затопали тяжёлые шаги, а за ними ещё, более многочисленные и лёгкие, но тут из-за наших спин выскочили Кэйли и Джед с криком «Мама!!!» — и массовая потасовка не состоялась. Мда. Выскочившие родственнички узрели душещипательную сцену встречи и скромно сбились на лестнице. Кто бы мог предположить такое трепетное отношение к материнским чувствам! Я, естественно, воспользовалась моментом и объявила:
— Вы, конечно, нас не ждали — и тем не менее, сейчас состоится презентация! Пенсионеров лечим бесплатно, студентам и беременным — скидка пятьдесят процентов! — кто угадает источник цитаты — красаучик вапще!
Я плюхнулась на ближайший диван и хлопнула рядом с собой рукой:
— Ставь!
Парни примостили клетку на указанное место и ненавязчиво оградили меня от рыжей толпы. Дедуля был жив. Ну… относительно.
— Всё, ребятушки, я внутрь!
Лепрекон — само по себе уже фигура мистическая. А уж такого уровня! Как я и предполагала, во внутреннем плане сознание было вполне себе активно.
— Ну и чего ты лежишь здесь, старый хрыч? — любезно поинтересовалась я. — Мы тут мечемся, спасаем, выкупаем, лечим — а он лежит, блин! Я ж тебя когда ещё подпитала. Мог бы хоть глазом моргнуть.
— Прошу прощения, мадам, — во внутреннем плане дедуля не был столь худ, и поэтому совсем не походил на дедушку; мужик, лет тридцать, где-то так, — боюсь, что все усилия будут напрасны.
— Колись, в чём прикол?
Он вздохнул, покряхтел…
— Я дал клятву, что добровольно не покину эту клетку. Поскольку с вами мои внуки, полагаю, что вы в курсе нашей специфической физиологии…
— А чего пластом-то лежишь? Решил отойти в края вечной охоты, не приходя в сознание?
— Ну… Мне почему-то показалось, что это удачная идея. Если я… проснусь… у ребят появится напрасная надежда… А так…
— И откуда вы берётесь на мою голову… — я встала, уперла руки в боки. — Я тебя купила, обменяла на кора́бель, увешанный золотой хренотенью почище среднезимней ёлки! Так что пойдёшь как миленький, куда скажу. Надо будет — принудительно. И вообще! Тут помимо твоих двух внучков уже целый батальон разнообразных отпрысков и прочих родичей образовался. Ты меня подставить, чтоль, хочешь, прикидываясь ветошью?
Ща мы тебе хвост-то накеросиним…
Я вышла из транса, бодро переставила клетку с дивана на пол и скомандовала:
— Женечка, а сожги-ка мне эту клетку к херам.
— Подчистую? — Женька деловито присела на корточки и автоматическим жестом повыше поддёрнула рукава.
— Прям вот аннигилируй.
— Минутку, — Клим присел рядом, — проассистирую.
Я согласно кивнула. Помощь воздушника не помешает. Я слегка возвысила голос:
— И, господа хозяева, поставьте чайник кто-нибудь. И пожрать чего-нибудь сообразите, скоро у нас будет очень голодный пациент.
Жар вспыхнул с верхней точки, в которой сходились золочёные проволочки. Тоненькие металлические нити мгновенно раскалились, начали плавиться и испаряться. Я было испугалась, что расплавленная капля шмякнется на дедулю, но вокруг завихрились довольно мощные восходящие воздушные потоки, так что в пору было бояться — не прилетит ли нам, как из гейзера. Но всё обошлось.
Когда от стенок мало что осталось, Нар предложил:
— А давайте на плиту переместимся? Пожжём же полы.
Реально, здравая идея. Тем более, что клетка как таковая уже перестала существовать. Я приподняла над круглым основанием маленькое тельце, и ребята бодро дожгли остатки лепреконской тюрьмы вместе со всеми причиндалами.
Я положила лепрекона на диван и скомандовала:
— Проснись, дедуля! Настало твоё время.
Маленький человечек совершенно без переходов сделался большим едва живым скелетом.
— Я же говорил… — еле слышно прошелестел дедуля Ронан, — мне остались минуты.
Франтоватая одежда висела на нём, как на вешалке. Картина вызвала дружный «ах!» среди родни, но мои парни не дали случиться сутолоке, а я схватила деда за руку:
— Так скажи спасибо богам, что мы пришли вовремя! Кто там есть живой! Чаю тащите. С вареньем, что ли… Третья форма-то жива?
— Примерно в том же качестве.
— Поправим, будешь как покусанный комарами орк.
— Это значит, как огурец, — дружелюбно пояснил Заг.
— Да вы волшебники! — лепрекон почувствовал улучшение, сел прямее, и глаза его, до этого депрессивно-блёклые, засветились зелёным лукавством. — Нэнси, и мою любимую миску с косточкой на донышке! С мясным бульоном!
Дальше состоялся ГРАНДИОЗНЫЙ ПИР. Именно так, огромными буквами. И мы там были, как говорится, мёд-пиво пили — и ничего мимо рта не пронесли! Ещё не хватало, чтоб по усам текло и прочее. Что это за антисанитария такая и разбазаривание продуктов⁈
А вот то, что навыки лекаря помогают от отвала башки и дичайшего похмелья — истинная правда.
И под дубом сидели, кстати.
И коты учёные говорили нам свои сказки. Точнее, кошки. Ну и пёсели, конечно же — куда без них…