У РЕСТОРАТОРА
Ну вот, так вышло, что финал нашего блистательного похода я поручила досматривать Захару, а мы с девчонками и толпой учеников погрузились в запряжённый четырьмя массивными серыми коньками фургон к Александру Дмитричу, которого я про себя называла уже исключительно «Афоня».
Фургон был довольно большой. Не огромный, конечно, но вместительный. Половина внутреннего пространства была выделена под большую, прямо-таки профессиональную кухню, изобилующую всякими баночками и приспособами, с мойдодыром, большой газовой печью и солидным рабочим столом.
Вторая половина походила на гостиную-спальню в одном лице: стены, отделанные светлым деревом, хорошие репродукции натюрмортов голландских мастеров, стеллажи с безделушками, альбомами и книгами, книгами, книгами… здоровенный секционный диван с пёстрыми восточными подушками, невысокий длинный столик на манер журнального, несколько закрытых шкафов, пол, застеленный пёстрым шерстяным ковром…
Хозяин оказался плотным молодым человеком, кудрявая русая борода и причёска на манер купеческой Руси прибавляла ему лет. Хотя, понятно — возраст мог быть любым. Под дублёнкой у него обнаружилась бордовая рубашка в мелкий тёмно-синий цветочек, шёлковый узорчатый жилет с толстой золотой цепочкой, выглядывающей из кармашка (видимо, от часов) и тёмно-синие брюки в узкую тёмно-серую полоску.
Настоящий купчина.
Дети поскидывали свои обутки и шубы, запустили пару согревающих волн по низу и сразу расползлись по тёплому полу сплошным повалом.
— Милости прошу! Располагайтесь! Предлагаю, пока мы стоим, успеть выпить кофе… или чаю?
— Я голосую за чай, — я, на правах почётной гостьи, устроилась поближе к чайнику. — А молоко у вас есть?
— Да, вы знаете, удалось купить по случаю, только нужно будет немного подождать, — хозяин открыл дверцу одного из шкафчиков (дверца оказалась неожиданно толстой) и извлёк оттуда широкую кастрюльку с замороженной молочной головкой литра на три с торчащей из серединки деревянной струганной палочкой. Судя по форме — морожено в обычных ведёрках, междуреченское. Наши давно стараются квадратные ёмкости заказывать, для экономии места. С другой стороны, нечто, мало-мальски похожее на дорогу, выведено с острова как раз в Междуречье, и деревенька есть поблизости, километрах в полутора, так что другому молоку откуда бы взяться… — Вот видите, пока зима — я как бы и с морозильником!
— Ловко придумано, — похвалила я, — а летом как же?
— Да вот, — хозяин вздыхает, — к сожалению, никак…
Увидев, что Александр Дмитрич собрался включать плиту, Василиса, устроившаяся рядом со столом, протянула руку и попросила:
— Дайте мне, — заглянула в кастрюльку, ненадолго прикрыла её рукой и вернула хозяину: — Держите. Думаю, так нормально.
Афоня поражённо уставился в плещущееся в кастрюле, но всё ещё холодное молоко.
— Магия-шмагия, — значительно прокомментировала Галя, вызвав всеобщий смех. Шутка, конечно, немудрящая, но, с другой стороны, больно забавное выражение лица сделалось у нашего хозяина.
— Так, пупсики! Руки мыть, вон умывальник! Еся, Леночка — поможете чай налить. Остальным занять диспозицию у стола, а то уже скоро поедем.
Ребята бодро построились в очередь к рукомойнику, хозяин засуетился, расставляя кружки, вазочки, доставая из шкафа кульки с разнообразным крендельками-печенюшками.
Вскоре вокруг длинного журнального столика столбиками, как суслики у норок, сидели все тринадцать молодых бойцов.
— Мам?.. — Галя громким шёпотом напоминает мне о моих обязанностях старшей по чину.
— Ну, с божьим благословением! Кто работал лучше всех — налетай!
Александр Дмитриевич с удовольствием наблюдал, как голодная орда сметает со стола его припасы и несколько сконфуженно посокрушался:
— Я бы хотел угостить вас чем-то более существенным, но сейчас будет очень плохая дорога. Опасаюсь за кастрюли, не полетели бы с плиты. Вот когда выберемся на тракт — можно рискнуть.
— Александр Митрич, вы не переживайте! Очень, очень вкусно! Я вот думаю, надо вас поближе к себе поселить, буду к вам людей за печеньками гонять!
— Благодарю вас.
Не успели мы раскланяться, как в дверь просунулась встрёпанная голова Фёдора. Без шапки!
— Матушка кельда, выезжаем.
— Федька! Кому говорила — шапку надень! — Федька расплылся в улыбке от уха до уха и исчез.
— Так, ребятушки, допиваем бегом, и каждый свою кружку моет, живо! Сейчас нам будет растрясание потрошков!
РАССКАЗЫ, ВИНО, ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ…
Дорога оказалась действительно аховая. А что вы хотели? Остров, ограниченный с одной стороны широким медлительным Евфратом (как и многие географические названия в Междуречье, несущим в себе частичку страсти своего владетеля), а с другой — широкой болотистой старицей, был неудобен для разработки, и потому долго оставался ничейной землёй. Дорог туда не было — не то что тракта, но даже завалящего просёлка — кому они там нужны? И поэтому, когда остров императорской волей был заселён, местным пришлось самим заботиться о путях выхода хоть к какой-нибудь цивилизации. Дорога, которую они смастерили, скорее походила на направление. Снег, конечно, присыпал кочки и неровности. С другой стороны, о снежном плуге здесь и слыхом не слыхивали. Рессоры фургона до конца не спасали от ухабов. Лошадям было не очень легко, и скорость наша упала практически до пешеходной.
Мы переместились на диваны, ковёр был сплошным повалом усеян довольными детьми, с разрешения хозяина рассматривавшими книги и альбомы.
— Паша! Света прибавить! — скомандовала Василиса.
Один из лежащих на полу мальчишек пощёлкал пальцами, и фургон украсился красивыми фестонами ажурных матово светящихся шариков. Некоторым угнездившимся в уголках огневикам света показалось мало, и они добавили себе, кто сидящую на плече светящуюся птицу, кто бабочку, кто цветок в волосы. В нашей школе всегда поощряли определённую изысканность магии. Афоня наблюдал за действом, приоткрыв рот. Я поинтересовалась, рассматривая натюрморты:
— Любите малых голландцев?
— О, мадам разбирается в живописи? — встрепенулся он.
— Ну так-то мадам по образованию положено.
— Если мне позволено будет поинтересоваться…
Я засмеялась очередному витиеватому обороту:
— Первое — педагогическое, дошкольный педагог-психолог. Второе — искусствовед, — я наблюдала за его реакцией, ехидно прищурившись.
— Так вы… Из первых?..
— Из первых мы, из первых… — подала голос Галя.
— М-гм… — подтвердила Василиса, которая, похоже, начала задрёмывать в обнимку с подушкой.
— Так… сколько же вам лет? — растерянно спросил Афоня. — Ох, простите, с моей стороны, конечно же, невежливо…
— Ой, да бросьте вы! Сейчас посчитаем… — я прикинула в уме старые и новые годы. — Сто шестьдесят семь, получается. Можно, конечно, местные пересчитать на старые, но мне чёт не хочется заниматься арифметикой.
Александр Митрич сидел как громом поражённый.
— Я… как-то…
— Да что вы так удивляетесь? Всего сто двадцать два года прошло. Нам же были обещаны мафусаиловы века!
— Да, но… я думал, это поэтическая фигура речи…
— Э, нет, дорогой! В этом мире нужно быть очень осторожным с поэтическими фигурами речи — они могут оказаться весьма буквальными.
— Да, да… А я-то ещё удивлялся, что столь молодую девушку уважительно называют матушкой!
Я напустила суровости:
— Это потому, что я им — мать! Не всем в буквальном смысле, конечно. Да ладно, не смотрите так, только некоторым, — я засмеялась.
— Мать, кончай уже, — лениво укорила меня Галя, — и так человек запутался.
— И вправду, что мы всё о нас. Расскажите о себе.
Александр Дмитриевич оказался хорошим рассказчиком. Вскоре мы узнали, что родился и вырос он в Павловске (мы, кстати, сошлись с ним в том, что розарии в Павловском парке просто шикарные), закончил школу, потом институт. Эта несложная тема вызвала живой интерес у наших учеников: как учился, сколько лет, какие предметы, какие экзамены, оценки и так далее. Они расспрашивали, сравнивали, уточняли.
За окном медленно проползла маленькая деревушка, из которой, как мы уже знали, кое-когда приезжали приторговывать излишками продуктов. Дорога стала получше, но периодически всё же попадались колдобины.
Потом пошёл рассказ о стажировке в Европе, Афоня показывал нам альбомы с фотографиями и рассказывал истории.
— В Вене у меня был шеф — просто зверь. Колоритнейший персонаж, скажу я вам, маленький, мелкий даже, шумный, взбалмошный итальянец. Когда злился, а это было практически постоянно, очень цветисто ругался по-итальянски. Я специально на диктофон записал и выучил пару его пассажей, могу при случае использовать, — мы с удовольствием посмеялись, и Афоня показал нам фото своих соратников по кухне: — Вот он!
Фотография вызвала у меня смутную ассоциацию…
— Сильно похож на этого… — я пощёлкала пальцами, —… шефа из «Рататуя»! Помните такой мультик?
Галя, Афоня и Вася хором выдали:
— Точно! — а дети оживились:
— Что за мультик?
— Ой, ребятушки, если коротко — история про крысёнка, который мечтал стать поваром. Так рассказывать — неинтересно будет. Это нужен мастер иллюзий.
— Эх, жа-а-алко… — грустно протянул маленький Колька.
Галя посмотрела на него и смягчилась:
— Ладно уж, пупсик, смотри, — она оперлась руками о стол и исчезла, а на столе между чашек появился полуметровый совершенно няшный серебристый крысёныш с лопоухими розовыми ушами, крупным розовым носом и круглыми глазками-бусинками.
— Какой холёсенький! — дружно запищала женская часть и подалась вперёд; девчонки — они и в Африке девчонки!
— Но-но! — пискляво предостерегла Галя, воинственно размахивая чайной ложкой. — Без тисканья, а то никакого вам концерта!
— Ух ты! — восхитилась я. — Получилось-таки с голосовыми связками!
— Ну да, — Галя воткнула ложку в сахарницу. — На удивление, с мелкими проще и почти без искажений. С большими вот хреновато выходит. Что, Александр Митрич, первый раз видите мага-метаморфа?
Афоня, не в силах справиться с наплывом эмоций, только покивал.
— Не хватает всё-таки тебе спецэффектов, — критически высказалась Василиса, — света там или бума.
— Ну уж, что имеем! — пискляво ответила Галя. — Зато для рейнджерских действий хорошо, а то будешь по лесам громыхать со свистом.
— Ну да, тоже верно.
— Галя, перекрасься, а? — поморщилась я. — Я, блин, серых не люблю…
— Ну давай, — зверюшка встрепенулась и стала совершенно белоснежной. — Я бы ради тебя и зайкой стала, но у них лапы неудобные. А мы же собираемся готовить, правда? — беленькая крыска подмигнула нашему повару.
— Конечно, мадмуазель! — Афоня с трудом совладал со своей оторопью.
— Ой, да какая там мадмуазель! — Галя игриво махнула лапкой. — У меня, милок, уже четыре внука! Кстати, предлагаю принять по пять капель за знакомство.
Афоня слегка покраснел:
— Милые дамы, прошу принять мои глубочайшие извинения…
— Выпить нет? — проницательно уточнила Вася.
— Ой, да ладно! — пискнула Галя. — Хорош над хозяином прикалываться!
Нет, уморительный всё же получился зверёныш…
— На правах старшей дамы заказываю красное сладкое.
— Принято! — Галина махнула лапкой, и вода в стеклянном графине окрасилась в рубиновый цвет. — Ой, а ещё вода есть или будем снег топить?
Александр Дмитрич, по-моему, не слышал. Он взял кувшин, недоверчиво понюхал и по-крестьянски плеснул себе в кружку.
— Это потрясающе!
— Вот! — наставительно подняла крошечный палец Галя и пискляво проворчала: — Учитесь! А то им то букет не тот, то оттенок… А есть маленькие рюмочки?
Повозка громыхнула, въезжая на тракт, и движение стало мягким и плавно покачивающимся.
Конечно, мы выпили и за знакомство, и за здоровье, и за плодотворное сотрудничество. Потом Афоня начал готовить, и мы помогали ему как могли: сочувствовали, грели, охлаждали, и Галя старательно пилила какие-то овощи самым маленьким из найденных в хозяйских запасах ножичков.
В итоге мы сготовили шикарное рагу и смели его до последней капельки, а остаток пути посвятили рассказам Афони и рассматриванию фотографий. Белая крыска сидела у него на руке, показывала пальцем на фотки и задавала всякие вопросы. А на голове у неё покачивала крыльями большая ажурная светящаяся бабочка.
И было тепло и уютно.