- Товарищи!
Я обвел взглядом ряды товарищей. Они смотрели на девочку внимательно и с любопытством. А она, переждав секунду, так же решительно и независимо продолжала:
- Вам известно, что по призыву Горького продолжается сбор подарков для деревенских ребят. В начале марта были посланы первые посылки. Впереди по сбору идут Смольнинский и Петроградский районы. Отстают выборжцы. Пионеры Балтийского завода провели во всех цехах сбор технического оборудования. Завод "Красный гвоздильщик" посылает вам тетради и книги. Пионеры базы имени Урицкого посылают баскетбольные мячи, шашки, шахматы, настольные игры... База электроремонтного завода...
Девочка так и сыпала названиями, цифрами (шестнадцать молотков, шесть ножовок, десять зубил...). Ясно было, что выступать ей не впервой - дело простое, привычное и, может быть, даже чуть наскучившее.
Когда она приостановилась, чтобы перевести дух, из наших рядов раздался деловитый вопрос:
- А где все это?
Я узнал голос Володина. Кто-то прыснул, смех пробежал по рядам и умолк. Таня Воробьева слегка пожала плечами:
- Где? На станции. Там дежурный остался. Где... Как будто в этом дело!..
Но для нас дело было и в этом. Мы еще не умели мыслить отвлеченно. Привезены мячи, тиски, баскетбольные корзинки? Мало услышать об этом - надо поскорее поглядеть на них, потрогать и пустить в дело!
- Большое вам спасибо, товарищи пионеры, - сказал я. - Большое, сердечное спасибо и за ваши подарки и за то, что вы приехали к нам в гости. А теперь давайте знакомиться... Товарищ дежурный командир, командуй "вольно".
- Вольно! - надсадно крикнул Суржик.
Ряды дрогнули, но не распались. Гости тоже не двинулись с места. Мои и приезжие стояли и разглядывали друг друга.
- А не пообедать ли вам? -сказал я.
Это был, прямо сказать, мудрый ход. Гости переглянулись.
- Обедать! Обедать! - воскликнул Жуков. - Там еще много всего, и еще картошки варить положили, мы уже положили, сразу! Идемте! - радушно говорил он, протягивая руку и поворачиваясь то к одному, то к другому.
Его некрасивое, но такое подвижное и умное лицо все светилось оживлением и ожиданием чего-то хорошего, что сейчас непременно произойдет. Можно было подумать, будто он всегда только тем и занимался, что принимал гостей.
Ленинградцы уже не парами, а тесной кучкой, окруженные моими ребятами, двинулись с ними к столовой. Сероглазая Таня строго задавала Сане какие-то вопросы, а он отвечал ей очень вежливо и в то же время чуть снисходительно.
- А на станцию, на станцию-то? - теребили меня со всех сторон.
- Суржик, распорядись.
- Самому мне?
- Зачем самому? На кого же ты дом оставишь? Ты главный дежурный сегодня. Пошли кого-нибудь. Да вот хотя бы... Репина хотя бы. Он, кажется, свободен?
Суржик приоткрыл рот, втянул голову в плечи, оглянулся кругом, откашлялся... Он старался хоть немного, хоть на минуту оттянуть время. Но делать было нечего. И вот я и стоявшие вокруг ребята имели удовольствие слышать, как Виктор Суржик, слегка заикаясь, отдает приказание Андрею Репину:
- Слушай, Репин... это самое... Возьми троих, какие тебе снадобятся... и на станцию... за этим... самым... чего привезли.
Репин выслушал молча, опустив глаза и слегка раздув ноздри. Плотнее сжал губы. Наверно, ему хотелось осадить Суржика, а может быть, и засмеяться. Но и ему ничего другого не оставалось делать: дослушав это нескладное приказание, он молча повернулся и пошел - исполнять.
Гости разместились за тремя столиками в нашей столовой - вместе с вожатым их было как раз двенадцать. Дежурные носились как угорелые от кухонного окошка к столам и обратно: то им казалось, что не хватает хлеба, то - за добавкой супа, то вдруг понадобилось в солонку, и без того полную, подсыпать соли.
- У вас баскетбола нет? Значит, хорошо что баскетбольные корзинки? спрашивал маленький круглолицый пионер с ярко-розовыми, забавно оттопыренными ушами.
- Мяч есть. А корзинка никуда: обруч ломаный. Да мы в мастерской... храбро стал объяснять Подсолнушкин и вдруг на полуслове запнулся.
- А библиотека есть? - спросил вожатый
- За книги большое спасибо, с книгами у нас плохо, - пришла на выручку Екатерина Ивановна.
- Еще привезем. Знаете, как сбор подарков идет? Все несут и несут просто наперебой, - сообщил еще один гость, самый маленький и, если не считать Тани Воробьевой, самый серьезный - он-то и был барабанщик.
- Ешьте, ешьте больше, - заботливо угощал Саня.
Он один вел себя совсем просто и непринужденно, в то время как остальные суетились вокруг приезжих, а Петька даже выбегал каждую минуту во двор и вновь мчался в столовую, не находя, что бы еще такое сделать.
Тем временем во дворе спешно наводился какой-то совсем уже сверхъестественный порядок. У нас и без того было чисто. Но сейчас Петька подобрал на бегу клочок бумажки и прошипел: "Сорят тут еще!.." Павлушка Стеклов подметал волейбольную площадку с таким видом, словно это был паркет бальной залы. Леня торопливо загонял куда-то своих кур. Он-то, конечно, был уверен, что Пеструха с цыплятами может служить украшением любого двора, но на него напустились со всех сторон. Оставалось только покориться.
Алексей Саввич с крыльца наблюдал за ребятами.
- Хозяевами себя чувствуют, - сказал он, встретясь со мной взглядом.
Больше всего я боялся, что они так и будут ходить кучками и глазеть на гостей, словно никогда не задирали вот таких же точно ребят на ленинградских улицах.
Но лед сломал барабанщик. Он вышел из столовой первым, маленький, не выше Лени Петрова, важный и серьезный, остановился на крыльце и чуть не наткнулся на Петьку. Восторженными и страдающими глазами Петька уставился ему в руки - на новенький краснобокий, сияющий медными винтами барабан. Потом глаза их встретились.
- Умеешь? - спросил барабанщик.
Петька помотал головой.
- Сейчас покажу. Бери палки...
Когда в дверях столовой показались вожатый, Таня и остальные, барабанщика и Петьку уже окружало плотное кольцо моих ребят. Никто из них не умел барабанить, но все наперебой поучали и советовали:
- Дробней, дробней надо! Левая у тебя отстает. Что ты все правой!
- Да ну вас! - досадливо отмахивался Петька.
У ленинградского мальчишки так здорово, так отчетливо получалось:
Старый барабанщик,
старый барабанщик,
старый барабанщик
крепко спал!
Он проснулся,