- Ну медведь, медведь и есть! Ты бы еще запел, чтоб тебя слышнее было... Не ври, ничего ты не полз. Это вон Жуков полз, а ты очки втираешь.
- А вот полз, а вот полз! - кричит Глебов.
- А если полз, значит, все под тобой трещало. Ванюшка, ты как его поймал?
Ванюшка дает исчерпывающее объяснение:
- Ну как? Как... Очень просто: слышу, сопит...
- Вот я и говорю: сопишь, кряхтишь. Шуму на весь лес. А ты дышать - и то забудь, понятно тебе?
Я вспоминаю, как настороженно, с недоверием и опаской отдавал распоряжения Репин, когда ему поручили привезти со станции ленинградские подарки. Он приказывал Жукову, Стеклову, почти уверенный, что они не подчинятся ему. Сейчас я не чувствую настороженности в поведении Короля. Он, как и Репин, привык приказывать и совсем не привык подчиняться. Он тоже мог бы ждать, что старшие, самые крепкие, не пожелают повиноваться ему. Но теперь все так сплелось в один узел, что и не разберешь. В отряде он, Король, подчиняется тому самому Подсолнушкину, который беспрекословно слушается его на спортивных занятиях. Оба они повинуются председателю совета Жукову, а Жуков без слова выполняет в отряде все требования Подсолнушкина и во время подготовки к игре - все приказания Короля. И все они обязаны подчиняться дежурному командиру - Колышкину ли, Суржику ли, а завтра Колышкин и Суржик будут послушно выполнять распоряжения нового дежурного командира - Стеклова или Володина.
Все в детском доме зависят друг от друга. Каждый должен уметь и приказать товарищу и подчиниться ему. Подчинение и приказание встречаются все чаще, переплетаются все теснее, и Король уже не пробует на зуб ни Жукова, ни Стеклова. Он не тревожится, он знает: его послушаются. И он уже не может ответить своему командиру Подсолнушкину: "А ну тебя! Чего тебе еще надо?"
Не может - и дело с концом!
32. КОНВЕРТ С ОШИБКАМИ
...Ну, а занятия? Когда же Король будет заниматься?
- Слушай, Дмитрий, а как насчет ученья? Может, передадим подготовку к игре кому-нибудь другому? Многовато для тебя получается.
- Нет, нет! Не многовато! Вот увидите, Семен Афанасьевич! Увидите, как будет!
И мы увидели.
Начать с того, что у Короля недюжинные способности организатора. Вот, например, Володин - тот влезает в каждую мелочь отрядной жизни, за все берется, всем помогает - и подчас не успевает сделать главное, хоть и занят своими командирскими обязанностями с утра до ночи. Я часто сталкивался с этим: человек боится довериться кому-либо и все старается сделать сам. У Короля другая ухватка.
В первые дни Король был с ребятами неотлучно, а потом стал оставлять взводы на попечение командиров. Нагрянет неожиданно к Подсолнушкину, наведет порядок ("Почему не учишь ползать? Так и будете ходить в полный рост?") и к Володину, от него к Стеклову, Колышкину... Если первую неделю он почти все время от обеда до чая проводил в тренировке, то уже на вторую неделю дело пошло само. Король только не забывал зайти посмотреть, показать что-нибудь новое, проверить, как усвоено то, чем занимались в прошлый раз ("Нет, ходить след в след не умеете - вон натоптали, как стадо прошло! И прячетесь плохо!"), а все свое свободное время до минуты стал отдавать ученью.
Софья Михайловна и Екатерина Ивановна занимались каждая со своей группой ребят. На занятия у нас было отведено четыре часа - после завтрака до мастерских и после вечернего чая до ужина. Но никто не вкладывал в это столько страсти, столько неистовой горячности, как Король. Прежде я не знал, что он фанатик, но он именно фанатик и если уж принял решение, то, видно, не отступит, хоть режь его. И вот он встает в шесть часов утра и садится за книгу. Урезонить его невозможно.
- А если я не могу спать? Если у меня бессонница? Я должен лежать, вылупив глаза?
Снова и снова он повторяет:
- Эх, вот бы Плетнев пришел сейчас! Вместе бы засели. Он башковитый. Как думаете, Семен Афанасьевич, придет он?
- Я мало знаю его. А ты как думаешь?
- Должен прийти. Ну куда он без нас? К осени придет непременно.
Екатерина Ивановна говорила, что арифметика у Короля идет хорошо, легко, но писал он вопиюще неграмотно. Тут непонятно было даже, за что браться - каждая страница, написанная Королем под диктовку, представляла собою невообразимую кашу, где предлоги сливались с существительными, отрицания - с глаголами, слова принимали самую неожиданную и бессмысленную форму; иной раз и не узнать было, что это за слово такое.
Понятно, что занятий с Екатериной Ивановной не хватало - и Король стал ловить каждого, у кого выдавалась свободная минута.
- Галина Константиновна, вы сейчас чего будете делать?.. Да, подиктовать. Вот отсюда, Екатерина Ивановна сказала.
И, забегая домой или сидя в кабинете, я слышал негромкий голос Гали. произносящий размеренно, отчетливо:
- "Шила в мешке не утаишь. Мышь, не ешь крупу".
Иногда я видел Короля и Стеклова вдвоем: один диктует другому или оба выполняют упражнения по грамматике: проверяют слово со всех сторон, переворачивают его на все лады, чтобы вместо точек правильно вписать пропущенную букву. Но Стеклов занимался совсем иначе: он не стукал себя со злостью ладонью по лбу, а то и кулаком по макушке, как делал Король, не ругал себя вслух ослом и тупой башкой. Самое большее - он закусывал губу и хмурился. Упирался подбородком в кулаки, сидел молча, сосредоточенно глядя в тетрадь, потом все так же молча, не высказывая вслух своих соображений ("Нашел! Вот черт его дери!"), как это делал Король, вписывал в тетрадь решение.
На предложение Короля вместе догонять пятую группу он сказал:
- Не буду я гнать. Не хочу. Куда гожусь, там и буду учиться.
Король поносил его нещадно, обзывал и ослом и дубиной, и все это с жаром, с истинной злостью.
- Да тебе-то что? - удивлялись ребята. - Не хочет - ну и не надо, тебе какое дело?
Но Король не унимался. Не знаю, какие доводы, кроме брани, он пускал в ход. Правда, однажды я услышал из окна, как он гневно сказал Стеклову: "Хороший ты товарищ после этого!", но, может быть, тогда речь у них шла и не о том. Знаю одно: на занятия к Екатерине Ивановне стал ходить и Сергей.
- Любопытно, очень любопытно, - сказала мне несколько дней спустя Екатерина Ивановна. - Королев очень смышленый мальчик, но невероятная горячка. Получит задачу - и скорей начинает наугад перемножать, делить, складывать, вычитать... И опомнится только в том случае, если у него, скажем, не делится без остатка, получается пять человек и три четверти или еще какая-нибудь явная чепуха. А так ему море по колено. Стеклов - совсем другой. Он начинает с анализа - и идет шаг за шагом, твердо, толково. Он немножко тяжелодум, но в конце концов почти никогда не ошибается.
Бывало Король приходил ко мне вечером:
- Семен Афанасьевич, можно я тут у вас посижу?
- Сиди.
Он пристраивался за соседним столом и углубленно писал что-то; иногда он открывал пухлый, до отказа набитый конверт и вытаскивал какие-то бумажные квадратики.
- Что у тебя там? - полюбопытствовал я.
- Это? Конверт с ошибками.
- Ну да. Вот я напишу слово неправильно - Екатерина Ивановна велит его переписать как следует и положить в конверт. Видите, сколько набралось? Все больше безударные гласные. Ведь есть такие, что и не проверишь. Небеса, например.
- А небо? Небесный?
Король поражен моей сообразительностью:
- Ишь ты, верно! Ну, а вот собака - собаку ведь не проверишь? Я ее кладу в конверт. Потом Екатерина Ивановна диктует и непременно опять вставит эту собаку... ну, это слово, где была ошибка. Если я его напишу правильно могу из конверта вынуть. А если обратно ошибусь, пускай там лежит. Я на этой собаке прямо покой потерял! Вот смотрю, вот вижу: со-ба-ка. А пишу - и обратно ошибку сажаю. Почему такое, Семен Афанасьевич? Все запоминаю: и реки, и горы, и города - ну, все! А тут - хоть тресни!..
А меня озадачивает другое: ведь он большой парень, ему скоро четырнадцать. Почему он так носится с этим конвертом, так бережно перебирает и раскладывает бумажные квадратики? В этом есть что-то от игры, так малышей учат грамоте по разрезной азбуке. Но Король... Да полно, он ли снисходительно сказал мне совсем еще недавно: "Екатерина Ивановна - для маленьких"?
33. ХОРОШИЕ НОВОСТИ
В одно прекрасное утро Жуков, Коробочкин и Разумов предстают перед нами в таких наглаженных трусах и рубашках, в таких начищенных башмаках и так гладко причесанные, что можно ослепнуть: они сейчас повезут в Ленинград деревянные ружья и флажки для сигнализации, которые мы изготовили в наших мастерских.
- Они нам подарки - вот и мы им подарки, - философствует Петька.
Интонация у него какая-то неопределенная, но все мы отлично понимаем, в чем дело: ему до смерти хочется тоже поехать, так хочется, что и не сказать словами! Жуков - руководитель экспедиции - поглядывает на него искоса.