145024.fb2
На сером горизонте что-то сверкнуло. Возникла алая искра, помедлила - и устремилась к нам. Послышался басовитый звук, будто кто-то тронул струны гигантской гитары, и мироздание отозвалось эхом.
Эльрик поднялся и с усмешкой подковылял к нам. Он тяжело дышал, как волк после долгой пробежки. Взгляд его выражал торжество, безумное, дикое торжество.
Он ничего не сказал, уставился на алое облако, стремительно приближавшееся к лагерю, у которого несли стражу Десять Сыновей.
Потом вскинул подбородок, воздел над головой черный меч и запел.
Я знал эту песню. Я знал Эльрика. Я был Эльриком - некоторое время назад. Я знал, что означают слова песни, понимал каждое слово в отдельности. Но даже не догадывался, пока Эльрик не запел, как прекрасна эта песня. В жизни своей а я был завсегдатаем концертов - я не слышал ничего похожего. В песне было все - и угроза, и торжество, и необузданная жестокость и жажда крови, - и все же она была прекрасна. Мне почудилось, я слышу, как поет ангел. Голос Эльрика выводил диковинные рулады, сливавшиеся в гармонию. На мои глаза навернулись слезы, сердце сдавила щемящая тоска: я оплакивал человека, которого убил собственными руками, я слышал песнь скорби, равной которой наш мир не ведал.
На мгновение труги остановились, зачарованные песней.
Я посмотрел на Оуну. Девушка плакала. Она видела в своем отце что-то недоступное моему пониманию - и, по-моему, пониманию самого Эльрика.
Песня окрепла, и я сообразил, что Равенбранд слил свой голос с голосом мелнибонэйца. Звук был почти осязаем, он окутал меня, и я воспринял его во всей полноте, во всем многообразии тысячи эмоций, пронизавших мою душу и впитавшихся в мою кровь. Эта песня укрепила мой дух - и ослабила физически: ноги подгибались, я едва мог стоять.
Послышался третий голос - издалека, чуть ли не от серого горизонта. Я увидел обрывки алого света, исходящего из незримого источника. Алые пальцы, точно лианы, ощупывали каменные колонны, огибая с флангов армию Гейнора. Над полом пещеры простерлась гигантская длань. Десница божья. Или сатанинская. Вот пылающая рука сжалась в кулак и обрушилась по очереди на каждого из Десяти Сыновей: демонические вихри заметались из стороны в сторону, ища спасения от отцовского гнева. Белое сияние померкло, словно разлетелось вдребезги, однако алая длань не позволила ему улететь далеко.
А в лагере Гейнора воцарился сущий бедлам. Из палатки выскочил человек, взобрался на одну из привязанных неподалеку лошадей. Затрубили рога, загрохотали барабаны. Следом за Гейнором - а это, без сомнения, был именно он - повыскакивали и другие нацисты, полуодетые, с автоматами в руках. Слепые дикари шарили по земле в поисках дубинок. Только труги знали, что делать.
Больше половины чудовищ улепетывало во тьму, прочь от Серых Жил, а алая длань Древнего продолжала учить уму-разуму вырвавшихся из-под родительской опеки сыновей. Пытаясь улизнуть, демоны уничтожали лагерь, крушили камни, убивали всех, кто попадался им на пути.
Гейнор, похоже, приказал зажечь факелы: лагерь вдруг вспыхнул огнями, будто рождественская елка.
Мой кузен восседал на своем жеребце-альбиносе, который нервно перебирал копытами, закатывал слепые глаза и настороженно прислушивался. В одной руке Гейнор держал поводья, в другой же стискивал серебристый клинок, сотворенный чарами Миггеи. Вот он пришпорил коня и поскакал в нашем направлении; впрочем, я сомневался, что он знал истинную причину происходящего. Судя по всему, он вознамерился вернуть в лагерь разбежавшихся дикарей и трутов. За ним поскакали прочие нацисты - расталкивая конями толпу, что только добавляло беспорядка.
Двое солдат примчались к тругам, которые замерли под нашей скалой.
Они говорили на разных языках. Нацисты рявкнули что-то грозное. Труги в ответ недовольно взревели.
Эльрик внезапно выскользнул из укрытия и сломя голову кинулся вниз по склону - туда, где стояли нацисты.
В правой руке он по-прежнему сжимал Равенбранд. Меч с торжествующим воем вонзился в тело первого солдата. Эльрик выдернул труп из седла, вскочил на коня и устремился на второго наци, который в ужасе бросился бежать.
Слишком поздно. Эльрик взмахнул мечом, и Равенбранд, описав широкую дугу, аккуратно отделил голову солдата от плеч, словно то была капуста на грядке. Мельнибонэец на скаку ухватил поводья второй лошади и поскакал обратно, распугивая тругов.
- Вот конь для одного из вас! - крикнул он. - Второй пусть сам о себе позаботится.
Я предложил скакуна Оуне. Девушка покачала головой.
- Я не езжу верхом, - сказала она с улыбкой. - Не умею.
Посмотрела на тругов, сняла стрелу с тетивы: труги забыли о своем недавнем намерении напасть на нас и разбегались кто куда.
Я взобрался в седло. Лошадь оказалась послушной и чуткой к малейшему натяжению поводьев.
- Садитесь мне за спину, - предложил я, но Оуна со смехом отказалась.
- У меня свои способы передвижения. Но за заботу спасибо.
Гейнор, должно быть, увидел меня. Нацисты все вместе ринулись в нашу сторону. Клостерхейм скакал рядом с моим кузеном.
Эльрик поворотил коня и жестом показал, что надо ехать обратно. Не останавливаясь, он свесился с седла и подхватил полыхавший на земле факел. Подскакав поближе, он сунул этот факел мне, а себе подобрал еще один. Лошади так и норовили пуститься галопом. Я понимал, что мы смертельно рискуем, но выхода не было: Гейнор нагонял. Надо признать, в седле он держался на редкость уверенно. Мне бы такую посадку.
А где Оуна? Я огляделся. Девушка исчезла!
Эльрик крикнул: "Гони!" Я отпустил поводья, и лошадь прянула с места.
Я звал мелнибонэйца - мол, остановись, твоя дочь пропала, надо ее найти, но он только смеялся в ответ и жестами требовал не отставать.
Он ничуть не боялся за Оуну. Мне бы его уверенность...
Мы нырнули в спасительный мрак в тот самый миг, когда Десять Сыновей перестали сопротивляться и подчинились отцовскому велению. Все десять вихрей очутились в алой длани и гудели, точно разъяренные осы, а пальцы Древнего уминали их, скатывали белое свечение в шар; когда же шар достиг нужного размера, Древний швырнул его под потолок пещеры, где он и завис подобием луны. Потом уменьшился, словно превратился в звезду. Стал крохотной искоркой - и наконец сгинул без следа.
Алое облако издало удовлетворенный рык и тоже исчезло. Остались только мы с Эльриком, мчащиеся в непроглядной тьме по направлению к Мо-Оурии, и Гейнор со своими приспешниками, преследующий нас по пятам, жаждущий нашей крови.
Мы держались той "дороги", которую проложили Десять Сыновей, заставляли коней перепрыгивать через поваленные колонны; огибали на всем скаку груды щебня. Я знал наверняка, что животные слепы, но их поступь была столь уверенной, что казалось, будто зрение у них орлиное. Быть может, за годы под землей эта порода лошадей позаимствовала кое-что у летучих мышей? Было бы здорово, если б у них вдруг выросли крылья...
Мое внимание привлекло нечто белое впереди. Приглядевшись, я увидел, что по "дороге" мчится белый заяц. И не куда-нибудь, а по направлению к башням Мо-Оурии. Казалось бы, вывод напрашивался сам собой, но я почему-то отказывался верить в очевидное. Сказал себе, что, должно быть, заяц снова отыскал нас, что он бежал за нами от самого Танелорна, где его безуспешно пытались изловить рыцари Миггеи.
Эльрик ухмыльнулся и сдавил коленями бока своего коня. Мне подумалось, что он хочет поймать зайца, но потом я понял, что мелнибонэец правит за зверьком как за путеводной звездой.
А позади скакал Гейнор, вопивший, точно разъяренная обезьяна, из-под своего диковинного шлема; плащ развевался у него за плечами, мечом он размахивал, будто знаменем и все подгонял, подгонял своего коня, чьи красные глаза слепо пялились во мрак. За Гейнором летели остатки его эсэсовского отряда, причем Клостерхейм единственный из всех сидел в седле как неживой, не выказывая и намека на эмоции. Краем глаза я перехватил его мрачный, саркастический взгляд: он по-своему наслаждался постигшей начальника неудачей.
- Торопись! - крикнул Эльрик. - У нас много дел.
Он оглянулся на Гейнора и расхохотался.
Пожалуй, впервые за все время нашего знакомства я подумал, что он вовсе не безумен. По крайней мере, не в том смысле, в каком принято говорить о безумии. Дочь считала его гением, возможно, ставила отца выше всех прочих колдунов. И, наверное, была права. Он отличался безудержной храбростью, которая в любом другом человеке воспринималась бы как сумасбродство. Но он - он повелевал стихиями, неподвластными никому из смертных. Более того, его союзы с духами, как мне довелось убедиться, были освящены многими столетиями, минувшими со времени их заключения, и закреплены кровью, пролитой его предками на заре мироздания.
По натуре, несмотря на свои волчьи повадки, Эльрик отнюдь не был хищником. И в этом он коренным образом, насколько я успел узнать, отличался от своих сородичей. Быть может, потому мы трое и встретились, что все были изгоями среди своего народа...
- Глупец! - крикнул Эльрик, осаживая коня и подпуская Гейнора ближе. - Ты думал, я позволю чародею-самоучке вторгнуться в Серые Жилы? Я Эльрик, последний император Мелнибонэ, и я поставлю тебя на место, зарвавшийся мальчишка! Все, что ты успел украсть, я отберу у тебя! Все, что ты разрушил, будет восстановлено! Все твои победы обернутся поражениями!
- А я Гейнор, - заорал в ответ мой кузен, - и мне подчиняются владыки Порядка и Хаоса! Тебе меня не одолеть!
- Тебя обманули! - весело откликнулся Эльрик. - Называй себя как хочешь, сути это не изменит. До сих пор тебе везло, но твое везение скоро закончится!
Эльрик повернулся к Гейнору спиной и послал лошадь галопом. Я, по правде сказать, думал, что отстану, но моя лошадка оказалась на удивление резвой и выносливой. Мало того, она словно видела все препятствия, возникавшие на нашем пути. Факелы зашипели, когда мы на полном скаку влетели в какую-то речушку, но лошади и не подумали остановиться. Нам удалось снова зажечь факелы, и вдруг я увидел Оуну, стоявшую на обочине "дороги" и подававшую какие-то знаки. Эльрик, похоже, понял - он погасил свой факел и жестом велел мне сделать то же самое.
Мы слышали за спиной стук копыт и голоса. Мы видели факелы гейноровского отряда. Они почти настигли нас. Хватит ли у Эльрика сил, чтобы справиться со столькими противниками? Насчет себя я не питал иллюзий - меня убьют на месте или, в лучшем случае, возьмут в плен.
Впереди возникло слабое, едва различимое свечение. А позади раздавались голоса и гремели копыта. Внезапно шум за спиной сделался тише, намного тише, а свечение стало ярче. Мы скакали по туннелю, пробитому, должны быть, в толще скал речным потоком, и путь нам указывал быстроногий белый заяц. Потолок туннеля, от которого отражался свет, казался полупрозрачным, дымчатым, как перламутр.
Гейнора совсем не стало слышно.
Мы что, куда-то свернули? Я вдруг сообразил, что Эльрик - или белый заяц и не собирался сразу возвращаться в Мо-Оурию.