- Их и жарить? А эти?
- Ты еще у меня поговоришь - эти... Что купила, те и жарь. Эти, эти... Разговорилась... А как господа дохнуть будут с поганок да с мухоморов, тоже разговаривать будешь?
За ужином счастливые и заспанные грибники с жутко скрываемым чувством отвращения набрасываются на купленные в соседней лавке грибы и с умилением произносят:
- Сами собирали... Четыре часа ходили...
- Ах, какая роскошь... Неужели сами? - стоически-холодно удивляется случайный гость. - Скажите - такие грибы, и сами...
Добрых полчаса еще разговаривают о грибах и кончают только тогда, когда один из самых безнадежно засыпающих грибников тыкает с широкого размаха вилкой в подгорелые котлеты и двигает блюдо к гостю:
- Кушайте... Куште пжалста... Сами собирали...
В эти дни я совсем не выхожу к ужину.
1916
ИЗ СБОРНИКА
"Кесарево-кесареви"
1917
НАЧАЛО
Началось это совершенно неожиданно. На одном из великосветских раутов Распутин сидел, окруженный дамами, и конфузливо сопел, поковыривая большим грязным пальцем в куске ананаса.
- В вас есть что-то магическое, - ласково кивнула ему головой одна из окружающих, - вы - мистик.
Предполагая, что дама говорит о прежнем тобольском конокрадстве, Распутин ответил уклончиво:
- Враки все. Митька крал, а я нет. Врет наш урядник.
- Нет, нет, не спорьте, Григорий Ефимович, - запротестовали дамы, - вы сфинкс. Загадочный сфинкс.
- Может, и так, девушки, - осторожно согласился Распутин, - только ежели вы насчет Васькиного мерина, так это напрасно. Кто крал, а кто и не крал. Дело прошлое, вспоминать не стоит.
- Мерин - это звучит красиво, - шепнула одна дама, - что-то непонятно-влекущее. Если у меня родится мальчик, я назову его Мерином. Мерин Сергеевич. Честь нашей фамилии спасена.
Тут же Распутина назвали многогранным, безкрайним и нездешним. Он растерянно оглянулся на дверь и подумал:
"Бабы важные. Может, у всех мужья-то пристава. Сейчас словами донимают, а потом до дела докопаются. Как позовут мужьев-то, прощай тогда Гришка..."
И вслух добавил:
- Идтить надо.
- Нет, нет, не пустим, - заволновались дамы, - ни за что не отпустим...
"Ну вот и готово, - испугался Распутин, - и пымали, как воробья. Эх, кабы выкинуть что-нибудь, чтобы сразу выкинули..."
Он потянулся к хрустальной вазе и стал тянуть за скатерть, но расторопный лакей быстро переставил ее на другой стол.
"Вазу нельзя, - подумал Распутин, - за вазу бить будут. Ходи, Гришка, без ребер".
Но сметливый ум сибиряка подсказал блестящий выход, и, подойдя к дверям, Распутин подозвал к себе хозяйку салона:
- Одевайся, старуха. В баню едем.
Именно с этого момента и началась блестящая карьера Распутина. Уже чудились ему возмущенные крики гостей, уже заранее краснела щека от удара, и с трепетом ждал он минуты, когда, найдя точку опоры в холодных камнях тротуара, он стрелой помчится в свою комнатку...
Но произошло неожиданное.
- В баню? - переспросила хозяйка. - Сию минуту, Григорий Ефимович...
И уже в прихожей услышал он только завистливый шепот из зала.
- Счастливица... Счастливица...
А когда садились в карету, старый лакей почтительно спросил хозяйку салона:
- Так и прикажете доложить графу?
- Так и скажи: в баню. Очистит грехи, мол, и приедет.
* * *
С этого вечера прошло три месяца, а великосветские дамы оказались столь погрязшими в грехах, что очистка их не прекращалась даже в двунадесятые праздники.
Приходили очищаться целыми семьями и поколениями. Престарелые бабушки вели за руки юных внучек, и популярность Распутина росла.
- Там барыня вас спрашивает, - докладывала Распутину кухарка. Впустить?
- А чего ей надо?
- У меня, говорит, время от пяти до семи свободно, так я, говорит, очиститься заехала, да поскорее, а то внизу мотор дожидается.
- А какая она из себя?
- Старая, да прыща на ней много.
- Гони, - отбивался усталый Распутин, - сказки, что, мол, безгрешная она. Пусть нагрешит, а потом уж и лезет.
Тогда стали записываться. Не помогло и это. Распутин пожелал исключительной клиентуры и сурово заявил очищаемой им от грехов баронессе:
- Слышь, Пашка, хочу, чтобы в самые верха попасть. Вези куда, то есть, самые высокие.