Наконец я решился вырваться из-под власти этого бездушного человека, навязавшего мне сенсационный роман.
- Послушайте, вы, - сказал я ему первого числа, - я хочу это прекратить.
Понимая, о чем идет речь, он спрятал деньги, которые только что собирался мне дать, и злобно посмотрел на меня.
- Попробуйте...
- И попробую. Сегодня же ночью я зарежу своего малайца.
- Я выкину вас из газеты. Можете поступать кондуктором.
- Это лучше. Дайте мне мои деньги.
- Зайдите завтра.
В этот вечер у меня не было папирос и ужина, но была молодая энергия и дикая воля к свободе. Я собрал все это воедино и начал безумствовать. На протяжении одной главы я успел кинуть на рельсы под курьерский поезд мою героиню, утопил во время увеселительной прогулки ее родных, радостно отдал всю тайну моих фальшивомонетчиков в руки правосудия и закончил кратким извещением, что первые лучи весеннего солнышка пробежали по трупу Арчибальда с перерезанным горлом. У меня было такое чувство, как будто я зарезал самого издателя.
Утром, когда номер вышел, издатель позвонил ко мне.
- Зарезали?
- Уже.
- Ну, что же, прощайте!
- До свидания!
- Я лично говорю: прощайте.
- Почему же прощайте... Я могу вам снова писать фельетоны, передовые статьи, стихи.
- А по экономическим вопросам тоже можете?
- Могу.
- И этого не надо. Можете убираться из моей газеты, куда вам...
Это было тоже неожиданно.
- Где же я буду жить... - поделился я с ним невеселыми соображениями, - мне завтра платить за квартиру, у меня сегодня...
- Вот, вот, - злобно подхихикнул он, - десять людей перерезать - это ничего, а без квартирки прожить - это вы не умеете. Любите кататься, любите и...
- Что же теперь делать? - мрачно спросил я.
- Верните к жизни вашего идиота!
- Я ему перерезал горло.
- Это не так страшно.
- Не знаю. Не испытывал.
- Дайте ему три дня отлежаться, а потом напишите, что здоровый организм этого человека перенес все...
- Я же вырезал, вытопил и выдавил всех...
- Людей много, - утешающе добавил он, - найдете новых. Ну, как, значит - работаем?
- Работаем, - с отчаянием вырвалось у меня, - работаем...
VII
В романе человеку походить три дня с перерезанным горлом ничего не стоит. Малаец ожил.
Я решил идти окольными путями. Я набрал ему новую шайку, одаряя каждого из ее членов внешностью, привычками и полным портретным сходством с кем-либо из популярных граждан города, где выходила наша газета. Городской голова у меня назывался Хиком, крал угли в порту и поджигал амбары. Единственного адвоката, красу и гордость города, я сделал нищим, калечащим детей. И даже одна благотворительница, милая и добродушная женщина, начала фигурировать у меня в качестве судомойки.
Пришлось прекратить несколько знакомств и перестать появляться в клубе. Издатель, почувствовав, что это предстоит и ему, ходил около двух дней хмурый, но, придя в контору, начинал умиленно вздыхать и подсчитывать увеличивающийся тираж.
- Вам скоро никто не будет подавать руки, - радостно предупредил я его.
- Не чужими руками сыт человек бывает, - наскоро придумал он небольшое философское обоснование, - проживем и без них.
- Они вам напакостят.
- Не боюсь. Не министров задеваете. Полицмейстер сам читает и каждый день звонит: а что, мол, дальше будет?.. Вы уж только его не попробуйте.
Это была прекрасная мысль. Под видом красочного описания прежней жизни одного из пропойц, всаженного в роман, я написал решительно все, что я только знал плохого о полицмейстере.
Полицмейстер был очень ленивый, малоподвижный человек. На этот раз я сумел всколыхнуть в нем прежнюю энергию и подвижность: номер был конфискован. На другое утро каждый из газетчиков взял вдвое больше экземпляров.
- Так нас и закрыть могут, - весело похлопал я по плечу издателя.
- Вы думаете? - с деланным смехом спросил он. - Я другого мнения. Ни за что не закроют. Мне полицмейстер прямо так и сказал: вышлю автора, а уж там как хотите...
- И вышлет, по-вашему?
- Непременно... - успокоил он. - Ужасно упрямый человек: раз уж что задумал - обязательно до конца доведет...
Все почтенные люди в следующей же главе были отданы мной в арестантские роты: пропойца с привычками полицмейстера перестал пить, открыл школу и стал держать экзамен за университет.
VIII
Так продолжалось четыре с лишком месяца, когда наконец роман стал всем надоедать и по утрам газетчики, прежде чем брать газету, осторожно осведомлялись, есть ли в ней роман. Если он оказывался, в этот день большинство из них предпочитало лучше работать на постройках новой дороги, чем торговать печатными произведениями.
- Пора прекратить, - наконец вырвалось у издателя, - будет.