- Такие и не прыгая нахальничают, - вступилась довольная девица. Платите...
Когда пришли домой и разделись, Плеонтов закурил папиросу и осторожно спросил:
- Ну, какого ты мнения, Минтусов, относительно стиля? Соответствует ли каждой эпохе ее стиль, или...
Минтусов снял пиджак и, быстро сдернув через голову свитер с голубыми полосками, протянул его Плеонтову:
- На! Давись!..
1934
О ЛИРИКЕ
Может быть, оттого, что на городском бульваре по вечерам беспредметно и необоснованно пряно запахли левкои, может быть, оттого, что ветер с моря прилетал в город, как задорная песня о молодости и удаче, а может быть, и оттого, что в Замойск пришли журналы из центра с горячими статьями об искусстве, - редактор "Замойского катушечника" сказал поэту Васе Грибакину, посмотрев куда-то в сторону:
- Можете написать что-нибудь этакое?..
- Какое? - испуганно спросил Вася, опасаясь срочного заказа истории коммунального ассенизационного обоза в бодрящих певучих стихах для очередного номера.
- Ну, вот такое, - с трудом выдавил из себя редактор, - лирическое...
От неожиданности в Васиных руках распалась уже готовая самокрутка. Уже около двух лет тайком от неумолимой замойской общественности Вася писал лирические стихи. Он писал о летчике, который потерял мистицизм, в первый раз врезавшись в облака, о комсомолке, обсадившей цветами ясли, о старике, плакавшем под песни молодежи. Но так как в стихах не было ни точных цифр о средней яйценоскости в Замойском районе, ни конкретных цитат о конском поголовье в уезде, то с каждым новым стихотворением Вася чувствовал себя, как закоренелый преступник. И вдруг сам редактор "Замойского катушечника", уныло посасывая левый кончик бороды, открыл шлюз Васиной души.
- Ну, что же, можете?
- Могу, - робко уронил Вася. - А насчет чего лирическое: насчет союза швейников или, наоборот, насчет борьбы с малярией?
- Обыкновенное, - сухо отрезал редактор, - с любовью. Со звездами. Со скамейкой, с птицами и вообще. Завтра принесите подробный план. Одобрим пишите.
Целую ночь Вася сидел у себя за перегородкой и набрасывал план лирического стихотворения. В голове, как вспугнутые воробьи, мелькали отдельные строки, луна наседала на тюльпаны, соловей мешался со скамейкой, волна догоняла затаенный вздох. Но над всем, как утюг на веревочке, висело директорское распоряжение о плане, и, сдерживая необузданные взлеты творчества, Вася писал на листке из блокнотика аккуратные, пронумерованные строчки плана:
1. Сидение на скамье.
2. Смотрение на луну.
3. Нюхание цветов.
4. Держание за руку.
5. Говорение слов.
6. Любовь как таковая.
7. "И ты ушла, и я ушел, и оба мы ушли".
На другой день редактор недовольно и кисло смотрел на Васю Грибакина и вертел в руках представленный ему план, делая на нем пометки большим синим, тупо очинённым карандашом.
- Вот вы пишете: "Сидение на скамье". Так. Скамью, конечно, в искусстве можно ввести, не протестую, но кто именно на ней сидит?
- Он, - вздохнув, ответил Вася и значительно тише добавил: - И она тоже. Двое.
- Цифровое обозначение здесь ни при чем, - остановил его редактор. Здесь важны социальные корни. А может, это бывший архиерей и вдова генерал-губернатора на скамью уселись?
- Они же старые, - робко защитился Вася.
- Ну, как знать, - подозрительно посмотрел на него редактор, - а может, они еще сохранились. В соку еще. А вы их в советском стихотворении на скамью садите.
- Так у меня же не они сидят...
- Вот, вот. Значит, надо, чтобы все было ясно, что, мол, сидят на скамье активисты. Люди с хорошим профстажем, членские взносы платят аккуратно, общественную нагрузку несут...
- Это же сколько строк? - безнадежно мигнул Вася. - Сначала о нем, потом о ней...
- На то и лирика. Поэт все должен уметь. Техника стиха... Значит, сделайте вы его... ну, скажем, текстильщиком... Впрочем, нет. У них в облотделе что-то неладно. Пусть он будет у вас счетоводом, сдавшим годовой баланс за две недели до срока. Слышите? Запишите, чтобы не забыть.
- Записал.
- Такой человек и на луну немного посмотреть может, и цветок понюхать имеет право... Да что там говорить, - теперь не восемнадцатый год, пусть уж и птицу какую-нибудь послушают. Только остерегайтесь соловья.
- А она?
- Она - дочь станционного кассира, - уже увлекшись, говорил редактор. - В лирике давно не было попыток разрешить узловые проблемы транспорта... Об отце можете всего несколько строк и то только в связи с недопогрузкой вагонов... Не утяжеляйте особенно лирические строки. Лирика должна быть легка и певуча... Вот тут у вас есть пункт четвертый: "Держание за руку". Это выбросьте.
- Почему?
- Неудобно. Вдруг ему на собрание месткома надо идти, а она его за руку держит. Лирика лирикой, а срывать общественную работу на глазах массового читателя неудобно... Вот и второй пункт философски неясен: "Смотрение на луну"... С одной стороны, конечно, луна - общественное достояние, но почему именно на нее? Вечер советский работник должен проводить культурно. На луну он может днем посмотреть.
- Да ведь вечер же...
- Мало ли что вечер! В городе музей сельскохозяйственной культуры открыт, а они на луну пошли смотреть. Бестактно. Как-нибудь уж выкрутитесь: шли, мол, в музей, но пошел дождь, вот они и сели, между прочим, на скамейку...
- Хорошо.
- А то и совсем этот пунктик выкиньте. Пункт шестой - "Любовь как таковая" - тоже, пожалуй, не надо. Не стоит. Не ко времени как-то. Кампания по сбору утильсырья на носу, а вдруг мы в литстраничке о любви разведем волынку. Пройдет кампания - тогда другое дело. Вот этот пункт: "Говорение слов" - оставьте. И даже расширьте. Углубите его. Пусть он несколько слов о фотокружке на предприятии скажет, она, допустим, его проинформирует насчет, ну там, целевых сборов, что ли, или насчет кассы взаимопомощи... Любящие ведь люди, надо им поговорить о чем-нибудь личном, интимном. Лирика ведь... А вот конец у вас удачный: "И ты ушел, и я ушла". Только не забудьте указать конкретнее, куда именно ушли.
- А куда? - хрипло спросил Вася.
- А это уж куда хотите. Вы поэт. Я не хочу стеснять свободу творчества. Я против всякого администрирования. Укажите, что он, мол, пошел сводить контрольные цифры, а она тоже куда-нибудь. Ну, скажем, "Малую советскую энциклопедию" дочитывать... Ясно? Берите ваш планчик. Только, пожалуйста, завтра к утру и не больше шестнадцати строк...
Всю ночь Вася Грибакин писал и плакал. Через четыре дня в литстраничке "Замойского катушечника" под общим заглавием "Дорогу лирике!" появилось стихотворение Васи Грибакина:
Вперед
Не было скамейки и луны,
Не было цветов и соловьиной трели,