Это была картина в золотой раме. В лесу стоит олень и близоруко смотрит на корягу. Милобоеву сразу захотелось надеть оленю пенсне и выгнать его из комнаты вместе с рамой, но пришлось повесить на стену. Через полмесяца к оленю прибавился визави - серый голландец, ковырявший в дупле глиняной трубкой. От голландца было скучно, как от йодоформа в больнице, но повесили и его. Вслед за голландцем в комнату мелким победителем въехала люстра с дикарскими висюльками, два затоптанных кресла, опрокидывавших человека на спину, а на стене угнездилось восемь увесистых тарелок, на каких пригородные купцы в свое время ели пироги с изюмом.
- Тоже из эпохи? - спросил Милобоев.
- Александр Труа, - упоенно ответил кролик.
- Валяй, мне теперь все равно, - безнадежно согласился Милобоев. Может, еще фисгармонию финикийской эпохи подкупить, - пожалуйста. Я могу жить и под столом. Там только две корзины для бумаги: кустарная и стиля рококо. Мне места хватит.
Он сидел, окруженный вещами. Шагать уже было негде. Вещи съели метры. Кубатуру. Пространство. Воздух. Вещи доедали человека. Наконец они добрались и до его любви.
Однажды в осенний ненастный вечер маленький кролик захлебываясь рассказывал соседке о том, какой она сюрприз готовит мужу: синие гардины на окно и чучело медведя на пол.
- Любимому человеку надо создать уют. Быт. Вещи привязывают мужчину к семье. Вещь неотделима от семьи, уверяю вас...
А в это время любимый человек сидел у своей бывшей стенографистки и настоятельно пожимал ей ногу в рыжем чулке.
- Славно живете, Сонечка, - проникновенно шептал он.
- Где там, - морщила Сонечка курносое личико, - разве это жизнь? Даже обстановки нет. Один диван да этажерка...
- Прекрасно, Сонечка, - шептал Милобоев, - простор, воздух... Так бы и остался у вас.
- А вы останьтесь, - конфузливо предложила Сонечка.
- Ненадолго можно, - быстро согласился Милобоев, - надо только позвонить моей нуде, что за город уехал.
1935
ЗАКОННОЕ ЯВЛЕНИЕ
Это было в стране, известной только действующим лицам описываемого нами события.
Джордж Вильям Мекенгем сидел у себя в кабинете и взволнованно икал. По установившейся традиции это означало приступ гнева и получение печальных сведений с фабрики.
- Мистер Мекенгем, - осторожно шепнул секретарь, просовывая голову, к вам посетитель.
- Попробуйте его выкинуть, не спрашивая фамилии.
- Пробовал. Он держится за кресло и не уходит.
- Пустите его ко мне. От меня он вылетит вместе с креслом.
В комнату вошел плохо одетый молодой человек, почтительно поклонился и опустился на стул.
- Кто вы такой?
- Моя фамилия Бирт. Я инженер и ангел.
- Ангел? Вон! Я не имею никаких коммерческих дел с ангелами и другими нищими.
- Я ангел особого назначения. Я - ангел-спаситель. Я хочу спасти вас от разорения. Мое изобре...
- До вас я выкинул за сегодняшнее утро уже девять изобретателей. Не думайте, что, если вы десятый, вам повезет. Я ненавижу изобретателей, как змей в собственной спальне. Вы понимаете?
- Нет.
- Тогда вы идиот. Я купил у одного изобретателя патент на электрический бак, который заменяет стиральную машину, ванну для детей, прибор для мытья кошек и складную кровать. Я выпустил сто тысяч моих баков и потерял миллион долларов. Население из экономии стирает штаны в речке, тут же купает ребятишек, топит кошек и спит на берегу, выпив сырой воды вместо пива. Я купил у другого изобретателя патент на мотоциклет, заменяющий в хозяйстве корову, жену, двух негров и кофейную мельницу. Снова девять тысяч. Снова миллион убытка. Население не купило ни одного мотоцикла на том основании, что корову можно доить, а его нельзя. Негров можно вешать, а его нельзя. Вы понимаете? Идите к черту с вашими изобретениями!
- А я думал, - уныло вздохнул изобретатель Бирт, - что ваше производство...
- Молчите. Мое производство выпускает теперь только одни безопасные бритвы. Слава богу, что из экономии еще никто не зарастает бородами и что нельзя бриться тросточками и половыми щетками.
- Дело как раз идет о бритье, - робко уронил Бирт. - Я принес вам, мистер Мекенгем, патент на особую бритву, которая никогда не ломается, не ржавеет, не тупится. Человек, купивший эту бритву, бреется ею не меньше шестидесяти двух лет. Потом она переходит к сыну, который бреется ею еще минимум четверть века. Колоссальная экономия.
- Итого восемьдесят семь лет одной бритвой, - с ужасом прошептал Джордж Мекенгем. - Бандит! Мерзавец! Восемьдесят семь лет такой человек не будет покупать ни одной бритвы, а я должен буду ходить по улицам и продавать спички... За такие изобретения надо бросать с мостов, предварительно сломав спинной хребет!
- Хорошо, - испуганно поднялся со стула изобретатель. - Не надо бросать с мостов. Я ушел.
- Погодите. Не будьте идиотом. Сколько вы хотите за ваше проклятое изобретение?
- Десять тысяч долларов наличными.
- Так... Десять тысяч... У вас есть еще один костюм, кроме этого?
- Увы, мистер Мекенгем, последний.
- Ах, последний! Тысяча долларов. Ни цента. Вы сюда пришли пешком? Да? Двести долларов. Берите, или я позвоню! Нате вам записочку в контору. Сто долларов тоже деньги. Не благодарите. Я этого не люблю.
В конторе изобретатель Бирт тщательно пересчитал деньги, вспомнил, что рядом есть ресторан, слегка ожил и вкрадчиво сказал серьезному джентльмену в больших очках:
- Мистер... Я бы очень вас просил прибавить к моему гонорару хотя бы две дюжины первого выпуска моих замечательных бритв.
- Болван, - сухо ответил человек в очках, - неужели вы думаете, что их кто-нибудь собирается выпускать? Выход налево. Заприте за собой дверь. Шляются же этакие...
Изобретатель робко почесал за ухом и боком вышел на улицу.
Официально известно, что в числе предприятий, покупающих патенты новейших изобретений с целью их уничтожения, находятся самые мощные тресты
"Комон-Санс" (Нью-Йорк).
1935
РОЖДЕНИЕ ЯЗЫКА
Популярный Зиновий Бедакин уехал с дачи с шестичасовым поездом. После него остались семь окурков на резедовой клумбе, тревожное настроение и рукопись нового романа. Рукопись лежала на садовой скамейке, белая и вспухшая, как утопленник, выкинутый на берег в лунную ночь. Было в ней что-то интригующее и страшное.
Редактор Кудыковский осторожно вытащил окурки, еще осторожнее взял рукопись и понес ее читать в маленькую комнатку под крышей.