- Не надо чаю, - безнадежно вздохнул Кудыковский. - Чай здесь ни при чем.
Таким тоном отказывается от дорожного бутерброда человек, идущий с перочинным ножом на старого тигра.
Через полчаса из-под крыши послышались мягкие стонущие звуки. Так стонут голуби на солнце и завхозы в бане, когда им растирают спину.
- Тяжело? - сочувственно спросила жена, заглядывая в комнату.
- Нет, - сердито ответил Кудыковский, - легко. Как ершу в мармеладе. Ты только послушай.
Он с ненавистью вытянул лист из рукописи и едко прошипел:
- На, любуйся. Посмотри, каким стилем пишет популярный Зиновий Бедакин. Вот его герой в третьей главе идет по полю. Слушай: "Игнатий задрюкал по меже. Кругом карагачило. Сунявые жаворонки пидрукали в зукаме. Хабындряли гуки. Лопыдряли суки. Вдали мельтепело". Понятно?
- Нет, - уклончиво ответила жена. - Я рязанская. Может, вологодские так говорят.
- Вологодские отпираются. Намекают, что это псковский диалект.
- А псковские что?
- Говорят, что это новочеркасский язык.
- А ты Бедакина что, пробовал убедить?
- Пробовал. Обижается. "Я, говорит, не для того популярным стал, чтобы мой стиль калечили". Жаловаться даже хочет. "Пушкина, говорит, до дуэли довели, Толстой из дома ушел, а теперь из меня стиль вынимают".
- Ну, верни роман, - необоснованно предложила жена.
- Куда там. Две части издали, а третью вернем? Роман же интересный же, пойми ты это... О господи, хоть бы он четвертую часть русским языком написал бы! Вот послушай... Героиня у него есть. Зоя Проклятых. Ну, черт с ней, пусть уж так называется, если нежнее фамилии не нашел. Вот как она страдает: "Зоя пурашилась. В голове у нее симарунило. В ушах пляпали будрыки. Еще минута, и она бы горько встрапнула". Это же не девушка, а каменоломня из сна пьяного дворника. Завтра поеду к Бедакину, - может, сжалится...
Разговор с Бедакиным был короток и почти безнадежен.
- Не могу, дорогой, - категорически сказал он Кудыковскому, - язык мой, сам его создал и чужим ломать не позволю. Как думаю, так и пишу.
- Может быть, вы по-русски думать будете, - уныло предложил Кудыковский, - раз уж на русском языке роман пишете?
- Типичный великодержавный шовинизм, - сухо остановил его Бедакин. Так нельзя. Меня по всему Союзу читают.
- У вас вот сказано, что ваш Игнатий задрюкал по меже. Почти непонятно неподготовленному читателю; может, это на четвереньках человек ползет, а может, на флейте играет. Нельзя ли другое слово?
- Можно. Запишите: "курлонил".
- А это что такое, собственно?
- То же, что фудыркнул. Живой, напоенный образом глагол.
- Жаль, что напоенный. Не поили бы их лучше, эти глаголы, - вздохнул Кудыковский. - И вот еще героиня у вас пурашится. Это что-нибудь физическое или внутреннее? В голове у нее симарунит, а сама она пурашится. Некоторые не поймут.
- Вставьте так, - миролюбиво предложил Бедакин: - "Зоя хапурилась, как душатая". Ясно теперь?
- Уже яснеет, - горько пожевал губами Кудыковский. - Может, разрешите кое-какие слова самому перевести с вашего на общепонятный? Сами понимаете: читательская масса. Не все подготовлены к восприятию самобытных образов. Отсталость. След проклятого прошлого.
- Переводите, - строго согласился Бедакин, - но с соблюдением стиля.
- Да уж не без этого, - обрадовался Кудыковский. - Я даже со словарчиком. На базе точной науки, так сказать. Будьте спокойны, Зиновий Гаврилович.
Поздно вечером Кудыковский вернулся к себе на дачу вдвоем. Впереди шел он, а сзади мальчишка, который нес с вокзала охапку толковых словарей русского языка. Не снимая кепки и на ходу закусывая холодной бараниной, схваченной на террасе, Кудыковский сел за рукопись романа.
- Так, так, - радостно шептал он через полчаса, роясь в рукописи и словарях, - дрюкать... На "Д". "Драпать... Дробить... Дрюкать... Дрюкать... - скакать на левой ноге. Костромское выражение". Так. Теперь на "К". "Карагачить... Кабкать... Калпить... Карагачить... Ловить рыбу руками. Из архангельских сказок". Так... Посмотрим теперь, что героиня делает... В ушах пляпали будрыки... "Пляпать - сверлить стену"... "Будрыка, множ. будрыки - донское название молодых медведей..." Ну-с, теперь дальше...
Через два месяца Зиновию Бедакину принесли корректуру третьей части его нового романа-трилогии "Угодья и половодья". Сверху была пришпилена записочка Кудыковского: "Что мог - исправил. Работал по словарям. Если что не так - извините. К.".
Бедакин начал читать прямо с третьей главы. Карандаш медленно падал у него из рук.
"Игнатий, - прочел Бедакин, - прыгал на одной ноге по меже и ловил рыбу. Небогатые жаворонки запрягали лошадей и били сапогами простоквашу. Свистели колеса, вбивали гвозди суки. Вдали было весело".
Еще более странные строки, родившиеся при помощи толковых словарей и его языка, мелькнули перед Бедакиным в следующей главе.
"Зоя рыла землю. В голове у нее шел снег и молодой медведь сверлил стену. В ушах танцевали холодные бани. Еще минута - и она бы пошла дождем".
Бедакин растерянно оглянулся, убедился, что в комнате никого нет, и быстро зачеркнул обе фразы.
"Игнатий шел по меже, - торопливо вписывал он, - и вокруг него пели жаворонки. Вдали пахло сеном..." Здесь так сделаем: "Зоя страдала. В ушах у нее шумело, и перед глазами плыли круги..." Пойдем дальше...
"Иван Петрович малапурил..." Не стоит... "Иван Петрович курил" - это будет лучше... "Даль стырчевела..." Не надо. "Даль синела". Так будет красивее...
Еще через два месяца роман "Угодья и половодья" появился в печати.
- Не понимаю тебя, - сказала жена Кудыковскому, прочтя роман, хороший роман. Что ты злился? И очень простой, понятный язык. Что ты от него хочешь?
- Теперь решительно ничего, - хитро ухмыльнулся Кудыковский. Прекрасный писатель! Кстати, Вера, вели выкинуть эти словари, которые я купил. Кажется, мне они больше не понадобятся,
1935
ЗАЯЦ СЪЕЛ КОЗУ
I
Социальная заказчица влезла в комнату и упрямо остановилась у двери.
Писатель Атакин оторвался от рукописи и не без теплоты посмотрел, на молодую посетительницу.
- Чего тебе, Елизавета?
- Папка, напиши сказку! - твердо сказала социальная заказчица и без особого доверия к сообразительности собеседника добавила: - Хорошую.
- А насчет чего сказку?