Когда рука вырвалась обратно из сумки, в ней был зажат красивый ножичек с костяной ручкой и узким, недобро блеснувшим лезвием. Данила поспешно перехватил его в пальцах. Нет, он так и не научился метать ножи в армии их тренировали вполсилы, всего несколько дней...
Он совсем забыл про ножичек, когда третий всадник, внезапно приблизившись, с радостным визгом сорвался в пике. Данила встречал удар кнута левой рукой, самым центром небольшого щита - а потому не думал о хорошо заточенном кинжале, зажатом в деснице. Только когда черная змея грациозно развилась в воздухе, ловко огибая щит и впиваясь в измученную, исхлестанную спину - Данила задохнулся от боли и неловко всплеснул руками, - только тогда ножичек сорвался с ладони.
Неприятель умело выполнил этот удар: вращательным движением кисти он слегка подхлестнул, закрутил в воздухе скользкий кнут и без труда обманул Данилу, достал-таки его жадным концом плети. Удар был настолько силен, что Данила выронил ножик из пальцев - захрипел и слабо, уже бессознательно толкнул коня вперед: скорей... прочь! Но всадник не торопился вторично доставать Данилу кнутом - маленький, хорошо заточенный ножичек застрял у него в горле, пробив слабые кольца старенькой кольчуги на шее.
Негромко пискнув, долговязый лучник как-то рывком откинулся на спину и выскользнул из седла в траву. Гулко ударился кольчужной спиной оземь - пару раз перекатился вниз по росистому склону и замер, подставив желтому солнцу белое веснушчатое лицо. Данила без труда узнал лучника Гусяту.
Он удивился: вмиг улеглась горячка схватки - из оврага потянуло сыростью, и даже боль в спине как будто приутихла... Опустил руки и почти беспомощно оглянулся на двух других неприятелей - увидел посеревшие лица и частые сполохи ужаса в глазах. Лошадь ближайшего лучника нелепо попятилась задом - так сильно натянул узду перепуганный всадник. Хищный кнут в руке безвольно поник и запутался в траве.
Они испугались страшного крамольника, вещего вогника Даньку. Когда неприятельские лошади скрылись за деревьями, Данила соскочил с коня и, потирая окровавленную спину, подошел к распростертому Гусяте. Видит Бог, он не хотел убивать славянина - это приступ боли вырвал лезвие из рук, с жестокой красотой всаживая его в горло несчастному лучнику. Данила рывком сбросил с плеча щит и тяжело присел перед телом - вытер лицо горячей ладонью и вздохнул: не успел переселиться в новую жизнь, как уже заделался беглецом и почти прелюбодеем, а теперь вот убийцей...
Мертвый Гусята вдруг надсадно кашлянул в траве и, жутко сморщив рожу, открыл глаза. Данила вздрогнул, но тут же расхохотался - протянул руку и вытащил нож из тесной прорехи в кольчуге: лезвие прошло вбок, не оставив на рябой коже даже царапины!
- Ты чего разлегся, мужик? - сощурился Данила, играя ножиком в пальцах. - Никак помирать собрался?
- Ой, уж не ведаю... Чего-то в голову вступило - ну, думаю, кончина пришла! - Покашливая и потирая горло узкой ладонью, лучник приподнял голову и тупо оглянулся: - А где хлопцы?
- До хаты ломанулись: обедать пора! - Данила спрятал ножичек. Хотели тебя будить, да пожалели: нехай спит брат Гусятка... Как горло - не болит?
- Темя болит - видать, с коня упавши, нелепо главою преткнулся, пожаловался Гусята. - Никак ты меня низверг?
- Так получилось. Я сожалею. Однако уж больно ловко вы меня кнутами стегали.
- Робота наша такая. - Гусята гордо оправил нарушенную прическу. - Я супротив тя ничто не имею: десятник указал Даньку лупить - ну мы и старались...
- Я все понимаю, я не против! - Данила присел рядом, сосредоточенно разглядывая кровавые полосы у себя на ребрах. - А Разбите-то какой резон меня ловить? Разве я ему зла желаю?
- Из Престола-града весточка пришла тебя сыскать, в железы запечь и к самому стольному боярину Окуле доставить. Уж не ведаю, какие бесчинствия ты в столице натворил и за что Окула тебя рыщет... Тебе небось видней будет.
- А кузницу зачем сожгли?
- Да не жгли мы кузню Твою! - Гусята с досадой хлопнул ладонью по тощему колену. - Где это видано пожоги творить! Это уж десятник для красного словца сказал, будто наших рук дело...
- Ага, я понимаю: сама загорелась. - Данила злобно ухмыльнулся.
- Да уж нет, не сама... - Рябой загадочно улыбнулся. - Коли хочешь знать... приезжали тут людишки из Престола, от боярина Окулы. Весточку десятнику привезли с повелением Даньку-кузнеца сыскать... Зело любопытные людишки были: все в уборе воинском, при дощатой броне, чешуины толстыя! Ажно кони в железа одеты.
Данила безучастно выдернул травинку, прикусил зубами...
- Кони в доспехах? - Он насмешливо покосился на Гусяту. - Ну ты здоров свистеть, мужик. Может, в Престоле и коровы в кольчугах ходят?
- Цицей клянусь: не вру! Мы - дубровичи, лгать не научены... Изо всех славян самое горькое племя будем - кривда в горле застряет. Я сам чистокровный дубрович буду, не хуже тебя!
- То есть как: вообще лгать не умеешь?
- Прадед мой не лгал и меня не учил. От того все наши беды, у дубровичей-то... Да что сказывать: будто сам не знаешь!
- Знаю. - Данька кивнул. - Расскажи, кто кузню сжег.
- Ну я и говорю: лошади у них рослые, все в железы облачены! А на всадниках брони понавешены - исто богатыри! - запальчиво затараторил Гусята. - Ходили по посаду, все тебя рыскали... Два толстяка и недоросль рожи личинами железными прикрыты, только глаза скрозь щели зыркают... Страсть! Десятник говорит: они и пожгли твою кузню.
- А бабы не было с ними?
- Ах, оставь сие: какие бабы в бронях ходят?! А вот ребятенок подрослый был - в кости тонок, а уже меч немалый тягает.
- И что, уехали они? - Данила отбросил искусанную травинку.
- С рассвета тронулись прочь - как Разбита про пожог на кузне узнал, всполошился весь и к ним побежал: почто, мол, изверги, с полыменем балуете! Убирайтесь, дескать; прочь - а не то народишко проведает, проучит вас! А видать, и верно, поселяне на них взогневались - потому как их двое только осталось, а третий богатырь сгинул невесть где. Так они вдвоем на коней своих железных скочили: один недоросль, другой великан - и прочь!
Гусята замолчал, наблюдая, как Данила пытается приложить к ссадине на боку огромный лист подорожника, выдернутый из-под ног. "Не балуй, Данька, не поможет - возьми лучше у Разбиты калинового сока, это снадобье верное", заботливо сказал он, когда подорожник в очередной раз отвалился от раны и упал в траву.
- Остроумно, - отыскивая свежий лист, огрызнулся Данила. - Сейчас поеду к Разбито и попрошу у него калинового соку. Я знаю - он не сможет отказать.
- К чему ж далеко ездити? - усмехнулся рябой лучник. - Бона десятников жеребок стоит, которого ты увел. А снадобье в торбе, у седла...
Данила медленно перевел взгляд на веснушчатый нос Гусяты, подумал немного - и, быстро вскочив, подошел к вороному жеребцу - тот щипал травку, приходя в себя после бешеной схватки. Оказывается, в ворохе седельных сумок таилось еще множество любопытных вещей - Данила аж икнул от радостного удивления: в самом низу, под свернутым плащом - его собственная торба с недоеденной медовой лепехой внутри! Он вмиг позабыл про калиновый сок и ссадины на спине - руки вытащили из торбы аккуратно свернутую кольчугу и короткий меч в хитрых воровских ножнах! Очевидно, десятник Разбита, нагрянув с лучниками на двор однорукого Середы, сразу обнаружил на пеньке возле избушки Данилин доспех и первым делом конфисковал его - еще прежде, чем заглянуть в колодец. Данила закусил губу, подавляя довольную улыбку - и как он угадал, на какую из лошадей прыгать!
- А как жеребка-то зовут? - осведомился он у Гусяты, осторожно протискивая в подол кольчуги голову и кровоточащие плечи.
- Волчиком, - отозвался из травы Гусятин голос. - Ну что, снадобье сыскал? Посмотри в рыжей торбе - там Разбита свои ценности хранит. И мне дай взглотнуть разок - больно уж тоска в голове ноет...
"Волчик... хороший мальчик", - Данила ласково потрепал жеребка по перепутанной гриве. И отстегнул от седла рыжую сумку - не торопясь распугал завязки. Погрузил внутрь руку: россыпь монет, кожаный бурдюк с калиновым соком и... какой-то мусор. Он уже почти вытряхнул в траву смятые клочки древесной коры - но вдруг бросился в глаза тонкий рисунок на бересте. Расправляя лоскуты в осторожных пальцах, Данила вновь приблизился к развалившемуся в траве Гусяте, протянул бурдюк со снадобьем.
- Прочитай, - коротко сказал он, когда Гусята отхлебнул из бурдюка и довольно пригладил побуревшие от сока пшеничные усы. Поправив на спине меч, Данила присел рядом и сосредоточенно прислушался.
- Стольного боярина Окулы морамскому десятнику Разбите слово - сыщи мне беглого вора Даньку Коваля да в железах в престол к моему двору управь - при сем письме три вестовых человека - накорми сделай что просят Окула, - с выражением зачитал Гусята и торжествующе покосился на Даньку.
- Слыхал? Сие и есть весточка приказная из Престола - все как я тебе сказывал. Эвое письмо Разбита уж дней пяток тому получил, а намедни и второе послание приспело с вестовым голубем - ну-ка, подай сюда! - Он принял из Данилиных рук другую грамотку, размером побольше.
Стольного боярина Окулы десятнику Разбите слово - людям моим скажи да спешно пути держат в селение Косарцево на Жерехов двор - Даньку Коваля искай неустанно - коли живым сыщешь управь его в железах кo мне - ежли мертвым сыщешь присмотри при нем таблицу жестяну с узорами - сию таблицу мне пересылай спешно и с острасткою ибо драгоценна есть - боярин Окула.
Когда Гусята, дочитав, оторвал длинный нос от бересты и поднял глаза, Данила был уже в седле - передохнувший Волчик жарко затанцевал под седоком, почуяв на хозяине красивую боевую кольчугу и дорожный плащ - не зря, ой не зря хозяин подхватил с земли оброненный давеча цеп... Быстро накинув на голову кольчужный капюшон, Данила сквозь железные кольца в последний раз оглянулся на лучника Гусяту:
- В какой стороне, говоришь, селение Косарцево будет? Гусята устало махнул рукой куда-то на полдень. Волчик с места сиганул в бодрую молодую рысь, легко взлетел по зеленому склону на гребень, навстречу прямым солнечным лучам: на какой-то миг жарко просияла на солнце серебристая кольчуга всадника, темным крылом косо промелькнул плащ - и крамольник Данька скрылся из виду...
А рябой Гусята неторопливо развязал бурдючок с целебным соком, вторично приложился к нему пышными усами и сделал долгий, щедрый глоток... Потом пощупал пальцем дырку на кольчужном вороте и сказал себе, что Данька-вогник, пожалуй, не такой уж отвратительный вор и лиходей. Самый обычный хлопец - и даже чем-то похож на самого Гусяту в юности. Такой же лихой и налетчивый.
V
Если к пустоте приделать руки,
Если посадить да на коня,
Если заиграть златые звуки
Он умчится, шпорами звеня!