Данька поморщился: ему показалось, что входная дверь сама собой растворилась, выпуская наружу старика с девочкой - и тут же, вежливо скрипнув петлями, вновь вернулась на место, плотно прижавшись к косяку.
- Окно! К окну мне... - пробормотал Данька, и сестричка немедленно подставила тощее плечико, охватила рукой за пояс и подтащила его к подоконнику. Сквозь узкий просвет меж ставен Данила сразу увидел посреди двора большое огненное пятно - широкий костер, в свете которого мелькали узкие черные тени дружинников Белой Палицы - даже не шесть, как насчитала Бустя. Гораздо поболе. Дружинники сновали по двору с ведрами и снятыми седлами, рубили дрова и рассыпали овес в широкие корыта - наконец, просто расхаживали медленными шагами от сарая до сарая, поглядывая по сторонам... Два маленьких пятна, белевших во мраке - сгорбленная фигура старика и ровная, выпрямленная спина девочки, - двигались по двору неспешно, отнюдь не пытаясь ускользнуть от чужого взгляда. Посух вел Бустю прямо по тропке, пересекавшей пространство между рыбацкими домиками по направлению к околице - он шел тихо и не оборачиваясь, крепко-накрепко удерживая в ладони мягкие Бустенькины пальчики. В какой-то миг Даньке стало страшно: толстый бородатый дружинник с широким полотнищем обнаженного меча в руке, казалось, обернулся и в упор глянул Посуху в спину, уже почти шагнул за ним следом - но вдруг мотнул головой, точно смутившись, смачно сплюнул и как-то поспешно ушел вбок, в тень.
- Ха-ха! Чудо расчудесное! Они уходят, уходят! - жарко и весело затараторила рыжая Рута. - Что за чудный старичок! Ах, теперь бы только и нам с тобою вырваться, убежать!
- Убежим, - сказал Данька и на радостях чмокнул сестру в измазанную глиной щеку. Девка захихикала, смешно сморщив рожицу - взвизгнула и повисла на шее (Данила едва не потерял сознание от приступа боли, но на ногах устоял и даже сохранил на лице подобие улыбки).
- Убежим-ускачем, миленький братец! - Рута наконец отцепилась и с места сиганула к столу, склонилась над кучей оружия на столешнице. - Я возьму вот, и вот, и вот - поострее! Тебе чего - топор или меч? Или лук, или цеп, или нож? А?
- Мне-то? - Данька нахмурился. - Мне, пожалуйста, вон тот перстень.
- Перстень? - Рута подняла взгляд и моргнула подряд раз восемь.
- Да, вон лежит под лавкой. Только осторожно: он там вместе с рукой. Не пугайся...
Рута глянула под лавку, кратко взвизгнула - но тут же бестрепетной ручкой ухватила отрубленную кисть за жесткий посиневший палец и гордо помахала в воздухе перед собой.
- Тебе вот это нужно, братец? Фу, какая гадость!!! Стараясь смотреть в сторону, Данька вцепился в холодный перстень на мертвой руке, дернул - со второго раза стянул кольцо с узловатого окостеневшего пальца и поспешно отшвырнул кусок неживого свищовского тела обратно под лавку. Поднес к глазам аспидно-черный перстень со странным шишковатым камнем, словно изъеденным червоточиной - и правда похоже на мертвую муху. Ужас. Редкая дрянь. Поплевал на внутреннюю часть кольца, протер "подолом рубахи. Поморщился, покосился на замершую в ожидании Руту и надел перстень на указательный палец правой руки.
Всего миг! Сдавленно захрипев, он тут же сорвал перстень, сдернул с обожженного пальца и дико затряс головой: всего миг длилось жуткое пронзительное чувство в правой руке - словно выросла и удлинилась, жаркой телесной струей вытянулась вниз, до самого пола, даже ниже - в подпол, к самой земле! Задыхаясь, Данька рывком поднес ладонь к глазам - показалось, пальцы только что коснулись земляного пола - там, внизу, в подвале! Еще должна быть пыль на пальцах...
- Братец, что?! - Рута подлетела, вцепилась в рубаху на груди. Больно? Плохо? Ну скажи наконец, что случилось?!
- Нет... ничего. - Он нагнулся, поднял с земли перстень. Уперся спиной в бревенчатую стену и вновь погрузил палец внутрь темного кольца, словно в горло ядовитой змеи.
Он почувствовал: указательный палец, просквозив кольцо, разом болезненно растекся жидкой струей энергии, страшно вытянулся и ударил в дощатый пол - Данькина рука потоком электрической ртути скользнула в длину на несколько бесконечных саженей, и вдруг - Данила понял: ногти на руке выросли и заострились, прорезались жесткими стальными остриями! Отяжелевшая пятерня завозилась в пыли на земляном полу... указательный палец разогнулся как жесткое туловище стальной кобры, как чешуйчатый хвост скорпиона - как шея железного ворона с плоской маленькой головой! Данька посмотрел на свою руку: она была прежней, сохраняя свой обычный вид - но он не чувствовал ее здесь, вблизи - он ощущал, как внизу, в подполе, под горячими стальными когтями скрипит пыль. Он чувствовал, как ворон расправляет крылья и одна за другой подтягивает под железное туловище ужасные лапы, привыкая к невнятной пока воле нового хозяина, к ритму его пульса.
Данька недолго свыкался с этим ощущением чужеродной тяжести в руке словно к пальцам привязали струну, на конце которой ходит из стороны в сторону тяжелый воздушный змей или сильная морская рыба. Рута побледнела и отступила на шаг, серые глаза ее восторженно заблестели, когда разбуженная, ожившая птица, в очередной раз пробив дощатый пол - на этот раз на подъеме снизу вверх, - тяжело вырвалась из пыльного подполья и, мягко распластав убийственные крылья, закружилась под потолком, с лету сбривая растянутые бельевые веревки. Данька стиснул зубы, с усилием, изогнувшись всем телом, крутанул локтем и усадил железного ворона на стол - птица опустилась на дальний край, прочертив по столешнице глубокие борозды от когтей, мгновенно разметав со стола на пол какие-то горшки и чарки.
- Я думаю, сегодня я обойдусь без меча и без топора. - Данька посмотрел на Руту и улыбнулся.
Рута моргнула еще раз и прикрыла рот. Наконец весело тряхнула солнечной челкой, выбившейся из-под парика, и прыгнула к окну:
- Надо спешить-улетать, братец, ножки уносить! Я подгоню коней к дому, к самой стене. А тебе придется прыгать в седло прямо с подоконника! Ха-ха, сумеешь?. Гляди не промахнись!
"Господи, ведь существуют же двери", - весело покачал головой Данька, когда легкое тело стрелой просвистело над столом и, распахнув ногами ставни, вылетело наружу. Он снова покосился на свою правую кисть, на черный перстень - неровный камень словно покрылся легким налетом нервных голубоватых искр... Данила помахал в воздухе расслабленными пальцами - железный ворон на столе не шевельнулся, хотя Данька отчетливо ощутил несколько мерных толчков, передавшихся в руку через кольцо - словно серия ударов стального сердца. Он осторожно сжал кулак - и снова закружилась голова: рука неудержимо поползла вперед, жутко удлиняясь! Стремительно вытянулась чуть не до самого стола - вот можно вцепиться ногтями в шероховатую столешницу... да, так и есть! Ворон уже скребет по доскам черной лапой, высекая искрами занозистую древесную пыль! Данила разжал кулак. Отлепился повлажневшей спиной от бревенчатой стены, тяжеловато шагнул к окну. Глянул вниз - от земли-то высоко: подполье можно считать за первый этаж, а окошко горницы и вовсе метрах в пяти от мутно шевелящихся кустов под стеной.
- Ну прыгай же, братец! Ну-ну... сигай сюда, сюда! - торопливо и задорно зашептал вдруг кто-то из темноты внизу: да ведь это лошадь вьется там, у забора, вертит невидимым в темноте крупом - только седло мутно сереет да поблескивают во мраке острые глазки рыжего волчонка.
- Рута, это ты? - глухо спросил Данька: его мутило от колодезно-черной высоты за окном.
- Не, не я! Это леший в ступе! - сострила девка, едва удерживаясь на танцующей лошади. - Да ну прыгай же, братец! Ведь заметят нас...
- Гей, Рута! Бисова кукла, куда ж ты коней увела, а?! - вдруг заорал кто-то басом - как показалось Даньке, совсем рядом. Он высунулся из окна по пояс и последний раз глянул вниз - прямо под окном приплясывала тень рыжей всадницы, а чуть сбоку неподвижно стояла еще одна лошадь, совсем черная и невидимая - без седока. Данька закрыл глаза и, перекатившись по покатому деревянному карнизу, упал вниз.
К счастью, он угодил прямо на спину лошади, только - немного боком. Красивого прыжка в ковбойском стиле не получилось: Данька упал в седло не задом, а как-то грудью - с размаха ткнувшись лицом во влажную гриву на конской шее, крепко ударившись о костлявый круп низом живота. Сразу задохнулся от боли в промежности - успел только вцепиться в луку седла и немного подтянуть тело вперед... Рута кратко взвизгнула и жарко стеганула Данькину лошадь по ребрам - под ним все сразу заходило ходуном, зашаталось и захрипело: обиженный и перепуганный жеребец прыгнул через низкий забор в самый центр двора к костру - и, шарахаясь от огня, заплясал среди забегавших дружинников.
- Рута!.. Кони!.. Держи!.. - заревело и загикало ото всех сторон; Данька мотнул ногой, вырывая колено из чьих-то жестких пальцев - рывком втащил задницу в седло, судорожно елозя руками в гриве, стал нащупывать узду... Слева будто ударило рыжей молнией - Рута на гнедом мерине опередила Данилу, бешено стегая плетью направо и налево - ее худенькое тело безумно подпрыгивает в седле!
- За мной, за мной, братец! - заорала она, дико блеснув зубами и мотая рыжим хвостом. - За околицу, к лесу!
Прямо у Данькиного бедра возникла чья-то лысая голова с мокрым чубом-оселедцем, прилипшим ко лбу, - незнакомец визжал и, цепляясь за подпруги, пытался залезть на коня за спиной у Данилы. Данька коротко и довольно жестоко ударил его локтем между глаз и тут же отвернулся, сдавил жеребца пятками - желтое облако света вокруг костра померкло за спиной, и лошадь бросилась передними ногами в густой мрак безлунной ночи... Нащупав-таки поводья, Данила повернул коня туда, где снова завизжала из темноты сумасшедшая сестрица - она уже обернулась и увидела, что брат цел и невредим - только вот крутится, как слепой, во мраке, понапрасну пугая и мучая жеребца.
Жеребец, кстати, был не кто иной, как несчастный Волчик - Данька понял это, когда глаз привык к темноте: позади седла разглядел знакомый ворох седельных сумок с привязанным круглым щитом и любимым боевым цепом... Бедный и голодный Волчик так и простоял полдня под горячим солнышком, будучи привязан к тыну возле сарая - когда боярин Кречет посадил часть своих дружинников в седла и увел в погоню за Одинок-ханом, в починке и остались-то лишь две лошади: вороной Данькин Волчик и медно-гнедой мерин Руты (черную кобылу Белой Палицы незадолго до этого в знак протеста задрал заглянувший на минутку из лесу дядька Сильвестр). "Они не догонят нас, ха-ха! Лошадей нету!" - расхохоталась Рута, и Данька согласился. Расслабился в седле, вытер влажный лоб рукой и тут же вздрогнул - черное кольцо на пальце оцарапало кожу повыше переносицы. Ворон... он остался в починке.
Нет. В сжатом кулаке жарко забился чужой пульс - и Данила понял, что тяжелый летательный аппарат, этот небывалый воздушный змий сразу ожил и загулял на дальнем конце невидимой струны: стальная птица рванулась навстречу! Данила почти увидел: крылатая ракета рывком стартовала со столешницы в горнице, легко пробила брешь в стене дома, низко пронеслась над костром - посреди двора, над головами бегающих дружинников - и, со свистом распиливая воздух, на бреющем ушла за околицу, вослед новому хозяину... И вот - этот свист приблизился! Блестящий полумесяц отточенных перьев, закладывая тугой вираж над перелеском, снизился... ворон взмахивает крылами все тяжелее и мягче, замедляясь над Данькиной лошадью... Данила обернулся и почти ткнул стиснутым кулаком позади седла - хрипло крикнув, железная птица плавно опустилась на лошадиный круп, с лету и намертво впилась когтями в окованный жестью обод щита, притороченного сзади к седлу... Закачалась, постепенно складывая страшные крылья... Замерла - даже зеленоватый блик в маленьких глазах, казалось, сонно померк - это Данила разжал свой кулак и на всякий случай повернул перстень на пальце камнем внутрь.
- Ух... жуткая птица! - содрогнулась Рута и тут же расхохоталась: Ну, вперед, миленький братец! Я знаю путь до твоей баньки - вкруг озера по гатям, здесь близенько!
Через полчаса они уже мчались по гребню оврага, в котором давеча Потап собирал малину, а рыжая лазутчица потом прятала своего коня, отправляясь по заданию Палицы в разведку. Снова сжалось Данькино сердце: как весело было тут еще недавно - парились с братом в баньке, лечились медом... Он тряхнул головой и впервые ударил Волчика плетью: скорее, скорее! Дождаться этого проклятого Колокира, забрать Стати и спасти брата от азиатского заклятия!
Ужаленный плетью Волчик прыгнул было вперед, намереваясь обогнать медного мерина с рыжей девкой в седле, - но вдруг захрипел, заплакал и дернулся вбок, испуганно мотая головой! Данька подскочил в седле, натягивая поводья, - сбоку бешеный конь под Рутой тоже кратко и жалобно завизжал, завертелся на месте...
"Нечисть!" - быстро подумал Данила и увидел волка. Зверь стоял в полуста шагах впереди - черное горбатое пятно выскользнуло из жестких кустов и теперь застыло на серой ленте лесной тропинки. Стоял боком, неподвижно и странно - по-человечьи высоко и прямо выставив узкую акулью морду. "Ух, тварь..." - скрипнул зубами Данька, заметив, как изжелта в зелень блеснули, переливаясь, хищные глазки. Огромный, матерый и хладнокровный. Проклятие... Каких-то триста шагов не доехали до лесной избушки - вдали взгляд, казалось, уже различал знакомые очертания покосившейся баньки под соломенной крышей... А зверь-то словно поджидал их на тропинке - обернул голову... вдруг рывком тронулся с места и холодным сгустком хищной энергии скользнул ближе, в движении почти растворяясь во мраке.
- Ах, братец! - только и сумела выдохнуть Рута.
- Назад! Поворачивай назад! - прохрипел Данька, нащупывая холодный перстень на пальце. - Сейчас я его...
Снова парно блеснули мелкие злые глаза на серебристо-черной морде, волк сделал еще несколько шагов - и вдруг...
Данила понял, что с каждым шагом зверь все выше задирает голову, неестественно прогибаясь в спине... шерсть на загривке заходила седой волной, поднялась горбом - мягко подгибая передние лапы, зверь присел на собственный хвост, немыслимо раздуваясь в ребрах, в груди... Господи, он уже движется только на задних лапах, он вырастает в человечий рост.,.
В облаке пыльных одежд, низко наклонив крупную голову, весь заросший седой шерстью, бурой глиной и лесной паутиной, на дороге стоял, молчаливый и страшный, полуночный оборотень Вретень. Верный раб Свища, порой" заставлявший трепетать даже своего жестокого хозяина. Шестой по счету член коганого отряда, отправленного на поиски богатыря Потыка в окрестности Малкова починка. "Я совсем позабыл про тебя, хитрая тварь", - с омерзением подумал Данька и дернул перстень на пальце, поворачивая камнем наружу.
Сзади, за спиной у Данилы уже металлически заскрежетали расправляемые крылья, уже шевельнулась, отыскивая бесцветным взглядом очередного противника, плоская скорпионья голова с железным клювом. Вретень не тронулся с места - он стоял посреди лесной тропы, чуть раскачиваясь на коротких кривых лапах... Данька с отвращением осознал, что чудовище по-прежнему изменяется внешне - волчьи уши уменьшаются, подрагивая и прижимаясь к мохнатой голове, тесный ряд клыков скрывается в густой бороде, на костлявых руках шевелятся отрастающие длинные пальцы... Что это? Словно ворох темной шерсти сползает с плеч, подобно поношенной шубе - и бледно-зеленые глаза... не глаза вовсе, а крошечный тусклый фонарь, упавший на землю и покатившийся в пыли!
- Приветствую тебя, славный и хитроумный воин! - мягко произнес Вретень и слегка поклонился. Отшвырнул с дороги в кусты обрывки волчьей шкуры и изящным движением руки оправил темные волосы над высоким смуглым лбом. Легко шагнул вперед, поднял голову - и Данька увидел утонченное эллинское лицо великого актера Колокира. - Я принес то, что ты ищешь.
В его руке качнулся небольшой сверток, дорожная торба бурого цвета вроде той, в которой дед Посух носил кузовок с земляникой.
- Итак... последняя моя роль сыграна! - Грек поклонился в пояс, смуглой дланью опуская свою драгоценную ношу в глубокую пыль у дороги. - Я принес вам сердце погибшей Империи. Мой народ не сумел удержать это сердце в своей груди. Теперь оно - ваше... Я ухожу.
Данька не успел остановить его. Колокир снова весь будто сгорбился и, переступая вспять, как-то разом скрылся в глубокой лесной темноте при дороге. На тропе рядом с невнятной грудой сброшенного актерского реквизита осталась лежать странническая сума с царскими Статями базилевсов.
- Да, совсем забыл... - Из-за древесных стволов вновь проявились очертания его крупной головы. - От себя замечу, что роль Данэила Казарина была сыграна блестяще... Не думал, что среди славян встречаются столь дивные лицедеи. Я впечатлен. Я слышал каждое слово, лежа в сенях на сене и изображая чудовище. Изображать чудовище было нелегко - ха! - однако твоя роль куда сложнее, славный воин! Господь с тобою, прощай...
И он исчез уже навсегда.
- Ха-ха! Милый братец, это ж никакой не волк! - радостно завопил над ухом девичий голосок, и Данька вздрогнул:
Рута, соскочив с коня, подлетела к валявшейся на земле сумке, подхватила и замахала в воздухе над головой, едва не подпрыгивая от восторга: - Чудо-чудо чудненькое! Он принес нам Стати, братец! Мы всех-всех перехитрили, вот какие мы умницы! Вот они. Стати - ха-ха! Лови!
Как детский мяч, она бросила мягкую торбу Даниле - тот едва успел поймать! Вцепился в грубую ткань переметной сумы, прижал к животу, подержал в руках пару мгновений - что-то жесткое там, нетяжелое, но... веское. Сунул за пазуху.
- Ну, куда теперь поскачем, братец? А? Я говорю, куда нам теперь? Рута уже вскарабкалась на спину гнедого мерина - тот завертелся и зафыркал, проникаясь нетерпением седока. - Братец, ты чего молчишь? Ты здоров?