- Когда ты успел заделаться греком, Алеша?
- Братец, братец! - зазвенел веселый голосок, и легкие ножки, высокие сапожки застучали по сходням. - А я тебя жду-дожидаю на ладье! Я все-все приготовила, гребцы уж на веслицах! Ах... князь Лисей...
Я обернулся: странная девушка Рута замерла на середине скрипучего мостика, перекинутого с пристани на гуляющий лодейный борт. Серо-голубые глазки испуганно расширились - опять она полезла за пазуху за грубым шерстяным платочком...
- Уберите платок, княжна. У вас очень красивые волосы, - улыбнулся я. Девушка появилась очень кстати: наш разговор с Кашириным входил в напряженную фазу. Две ссоры с близкими друзьями - слишком много для одного дня. Даже в Игре.
Рута радостно зарделась, спрятала платочек и спрыгнула с мостика на пристань:
- Ах, княже Лисей... Ах, почему ты не хочешь ехать с нами! - Она подошла и умоляюще заглянула в глаза.
- Князь Алеша не может ехать, - сухо сказал Каширин. - Я уже объяснил тебе, Рута. У него важные дела здесь, в Жиробреге.
Он подхватил мешок и полез вверх по сходням. На фоне ясного солнечного неба Данила превратился в темный плечистый контур, тяжко карабкающийся на борт. Бух, бух - спрыгнул с борта на палубу, скрылся из виду.
Рута быстро огляделась по сторонам - и потупилась. Мы остались вдвоем. Даже холопы успели перетаскать все мешки с корзинами и теперь отдыхали вдали на травке.
- Напрасно вы уезжаете, - сказал я, с вежливой улыбкой разглядывая Руту. Я буду скучать. Попроси брата, чтобы он передумал.
- Ах, милый князь! Ты правда будешь скучать? - Рута подскочила, хотела ухватить за рукав, но опомнилась и отдернула ручку. - Милый-премилый князь, мы скоро вернемся! Мы быстренько, туда-назад и пресразу вернемся!
Верится с трудом. До Калина плыть по Влаге не менее двух дней... На реке бесчинствует разбойничья ватага Зломы и Стыри, но это далеко не самая страшная часть путешествия. Угроза воровского налета - смешное ничто по сравнению с опасностями, поджидающими в самой тороканской столице.
- Ты правда будешь скучать? - переспросила рыжая Рута, серьезно нахмурив тонкие брови.
- Угу, - сказал я задумчиво. Я разглядывал тонкую ленточку, вплетенную в ржано-золотые волосы княжны. Ленточка охватывала высокий загорелый лоб и вилась над маленькими ушами, теряясь расшитыми концами в тугом пламени тщательно заплетенных косичек, уложенных вкруг головы. Только теперь я осознал, что Рута изменила прическу. Вместо агрессивного, огненного хвоста нечто аристократическое, хитрая корзинка, свитая из множества маленьких медных косиц. Когда она успела их заплести?
- Красивая прическа, княжна, - пробормотал я, продолжая изучать вышивку на тесемке: пляшущие русалки, попарно чередующиеся с крылатым медведем, племенным знаком сребрян. Непростая вышивка: насколько я помню, одежду с изображениями русалок в языческой Руси имели право носить только представители княжеского рода... А тут еще племенной символ! Кажется, Рута - и впрямь настоящая дочь Всеволода Властовского!
- Я тоже княжна, - тихо сказала Рута, поймав мой взгляд. Осторожно ткнула пальчиком в тесемку на лбу. - Я высокородная княжна Властовская, вот. Честно-пречестно. Просто у меня батюшку изгнали и вотчину забрали.
- Ничего... вернем тебе вотчину, - куртуазно улыбнулся я.
- Правда?! - Рута подпрыгнула и захлопала в ладошки: - Я буду спать на соболях, правда? Буду меды распивать? Ах, как чудесненько, милый князь! Я буду настоящая княжна! У меня будет тонкая белая рубашечка, и зернистый опашень, и перстеньки на всех пальцах, правда?
- Обещаю тебе, - улыбнулся я. Открыл рот, чтобы сказать еще...
Не успел... Она вдруг привстала на цыпочках и поцеловала... точнее, смешно чмокнула влажными губками куда-то в нос.
- Ты миленький, князь Лисей.
Я немного растерялся. И почти не расслышал, как она прошептала:
- Ты... дашь мне свои кольчужинки?
- Все, что пожелаешь, княжна, - машинально пробормотал я. В тот миг я не понял, почему она так покраснела. У настоящих, природных княжен очень тонкая кожа, поэтому они склонны краснеть чуть не по любому поводу. Однако в этот раз Рута раскраснелась особенно густо и как-то мучительно: я заметил, что в серых глазках снова блеснули слезы.
- Ты правда... милый князь, ты правда подаришь мне дюжину колец из твоей кольчуги?
- Двенадцать колец? В смысле... на память? - удивился я. Видимо, какая-то неизвестная мне традиция. - Да-да, конечно...
Я закатал роскошную рубаху на руке и обнажил кованое опястье, придерживавшее стальной рукав кольчуги. М-да... Кажется, я уже говорил, что кольчуга была старая, слегка тронутая ржавчиной - по подолу, и не только. Впрочем, Рута не обратила на ржавчину никакого внимания. В узкой ручке блеснул кинжал (я вздрогнул) - поддев тонким лезвием, она быстренько разогнула распаявшееся колечко с краю, отцепила в подставленную розовую ладонь...
- Княжна, я прошу вас: уговорите Данилу отложить путешествие хотя бы на неделю!
- На недельку никак нельзя, - затараторила Рута, деловито орудуя кинжалом. - Мы лучше прямо теперь съездим в Калин, и сразу назад. Мы скоро-скоренько, вот увидишь! Даже соскучиться не успеешь, миленький князь...
Наконец, стиснув в ладошке двенадцать ржавых колец, спрятала кинжал.
- Рута! Что там возишься! - раздался спокойный голос Каширина: крепкий силуэт снова воздвигся над бортом.
- Мы прощаемся, - сказал я.
- Братец, братец! Я просила у миленького князя кольчужинки, и он мне дал! - гордо объявила Рута, едва не подпрыгивая от счастья.
- Ну и что? - Данила уставился не моргая.
- Как что, братец... - Княжна потупилась. - Я их взяла...
Даже я, великий знаток древних обычаев, не угадал тогда истинного смысла своего необычного подарка княжне Руте. А Каширин просто пожал плечами:
- Я очень рад за тебя. Рута. А теперь забирайся на борт: мы отчаливаем. Он задрал голову, ветер разметал серо-желтые волосы. - Прощай, князь Алеша. Даст Бог, еще свидимся.
Рута послушно взбежала по мосткам на борт. Я оттолкнул холопа, пытавшегося убрать сходню:
- Последний раз прошу: не уезжай. Данила, не обижайся... ты не прав. Ради решения личных проблем ты мешаешь успеху нашего общего большого дела...
- Хватит! - Каширин раздраженно хрястнул по дубовому борту ребром руки в кольчужной перчатке, - Не надо меня лечить. Плевать я хотел на звучные большие дела, если ради них надо жертвовать жизнью близкого человека. Понял меня, Алеша? Бывай.
Обернулся и отошел от борта. Весла опустились в зеленую воду, распугивая уток: ладья затрещала и тронулась. Грузно отвалила от причала и скоро пошла вниз по большому влажскому течению. Вскоре я уже едва различал пузатый силуэт корабля под приспущенным парусом - но я хорошо видел, что с кормы кто-то прощально машет платком. Я догадывался, что это не Данила.
Вздохнув, я прислонился к теплым сосновым перильцам. Задумался, подставляя холодное лицо солнцу - сквозь ресницы глядя, как играет, блистая зеленым золотом, прозрачная река. Впрочем... я поторопился. Безусловно, в Х веке речная вода должна быть кристально-прозрачной и свежей - однако на самом деле... ржавая муть и гнилой мусор широкими пятнами сдвигались вниз по течению! Я удивленно поднял брови. Какие-то переломанные ветки, переплетенные веревками жерди... а вот и толстые бревна пошли... откуда вся эта дрянь?
Холопы оживились: повскакивали с травки, полезли в лодочки: вооружившись баграми, кинулись вылавливать дрова. Какие толстые лесины! Десятки, сотни свежерубленых сосновых бревен валили по течению, сталкиваясь и утопая в гнилой пене... Гремящая лавина леса сплавлялась по Влаге, густо вываливая из-за острова. Народ на пристани оторопел, все смотрели на реку. Может быть, наводнение в верховьях? Или караван кораблей потерпел крушение?
Казалось, что река стонет.
Лютый морозец тихо прогулялся по спине. Я вспомнил:
...Не гляди-тко на меня, на матушку быстру реку:
Я ведь матушка-река из силы повыбилась.
Ведь стоит-то за мной, за матушкой быстрой рекой,
Стоит силушка поганая да триста человек;