А я вернусь.
И поверь мне, Хлестаный: сейчас я обойдусь без железного ворона.
Пальцы немного дрожат. Данька снова распутал завязку на кожаной мошне, где хранились туески и мешочки с зельями. Итак, сегодня придется пользоваться нетрадиционным оружием. Вот серебристый, колючий порох железняка в багряном мешочке - нюхать нельзя, опасно! - найден, помнится, в кармане убитого Скараша. Крупные бледные цветы одоленя, собранные и засушенные жиробрегским травником Суковатом - шесть кун за три жмени в зеленом кисете - тоже пригодятся.
У каждого мешочка есть длинные завязочки - можно обвить вкруг запястья и притянуть узлом... Теперь на левой руке Данилы болтаются четыре разноцветных кисета с волшебной пылью. Оружие не хуже боевого кистеня.
Рута, девочка, держись. Братец приближается; плохие дяди будут наказаны.
Он стянул влажную рубаху через голову - впервые подставил солнечным лучам крупную белую спину: никакого загара, он всегда носил кольчугу. Остался в одних портах. Поднял со дна лодки красивый Стырин кинжал: помедлил секунду и осторожно взял клинок в зубы; стиснул челюстями прохладное кривое лезвие. Так удобнее плыть.
Тихо скользнул в воду.
Ну, поехали.
Раз-два, размеренно забило в груди; это музыка страха и наглости. Какой веселый холод в сердце! Какая сладкая тяга в плечах! Он плыл, широко загребая руками, и шумно дышал, и почти улыбался - впрочем, разве можно назвать улыбкой саблезубую гримасу мужика, держащего в клыках сорочинский кинжал? Он не прятался. Раз-два, еще мощный гребок длинными ручищами. Плыл прямо на лагерь, не скрываясь от дозорных бандитов, маячивших на песчаной косе. Вот поравнялся с кораблями, вот обогнул старенький ушкуй с обломанной мачтой. Пожилой ярыга на корме проводил Даньку долгим взглядом - сплюнул дважды, почесал ребра и промолчал.
Дозорные не молчат. Косматый часовой с тощими кривыми ногами схватил топор и глядит злобным гоголем. Его косоглазый напарник торопливо прилаживает стрелу на размочаленную тетивку. "Кто таков?! Откудова?!" - хрипло орут с берега. Данька плывет прямо на них. Данька молчит. Разве может отвечать на вопросы мужик, держащий в зубах сорочинский кинжал?
- Гэй! Стой! - хрипит кривоногий, неуверенно шагая вперед. - Кто тама плещет? Как звать?
А никак не зови, не надо. Красиво выгнув долгую белую спину, Данька ныряет в глубину - только задница в темных портах мелькнула на поверхности и тут же спряталась. Буль-буль, бурлит зеленая вода. Данила плавает быстро.
Хоп! Вынырнул у самого берега! Прыгнул на мелководье, выплюнул из пасти кинжал, ловко подхватил в левую руку... фррр-ррр! Брызги с мокрых волос! Холодным серебром, по-рыбьи мигает кривое лезвие. И видно, хорошо видно, как испугался кривоногий часовой.
- Гэй! Что-то харя мне твоя неведома... С какого ушкуя?! Кто твой вожак?!
Данила с улыбкой прыгает вперед. Ах! Разбойничий часовой угрожающе замахивается топором; его косоглазый напарник вскидывает лук...
- Бесполезно, косой. Все равно промахнешься, - рычит Данила, страшно прыгая по песку. Еще метров тридцать, и можно кинжалом...
- Стреляй! - хрипит кривоногий в совершенном ужасе. - Это чужой! Бей его, бей!
Косоглазый, уже желтый от страха, тянет ноющую тетиву. "Стрела дрожит; сволочь выстрелит не сразу, секунды через две-три", - проносится у Даньки в голове. Ну - теперь кто первый...
Гранаты к бою. Резко вильнув вбок, Данила оборвал с запястья маленький багряный кисет. Завязка лопнула со звоном - будто чеку сорвали. Мешочек с волшебным ароматным порохом тяжело залег в ладонь. Настоящая психотропная бомба. Кратко замахнувшись, Данька метнул ее - под ноги дозорным разбойникам. Успел заметить, как маленький кисет упал на песок, выпуская тонкий хвост серого дыма - пуфф! едва заметный бурунчик колючей пыли взметнулся-закружился...
Злобно улыбаясь, Данька прыгнул вперед и упал.
Вовремя. Стрела пробила небо над головой и с лютым шорохом унеслась за спину, назад, к воде.
- А-а!!! Мимо, кости-пакости гнилые! Мимо! - яростно заорал кривоногий вор. Данька, сплевывая песок, поднял голову... Волшебная граната разорвалась и уже действовала.
- Заткнись, навозник! - зашипел в ответ косоглазый, скаля крупные желтоватые зубы. - Надоел ты мне!
- Лучник хренов! Мертвяки в забрало! Попасть не мог! - Первый часовой, кажется, совершенно позабыл про Даньку. Раздраженно хряпнув топором по воздуху, кинулся к косому напарнику. - Кривозоркий леший! Матка-поганка!
- Что? Что ты бредишь?! Ах ты, мохлютина злая... - простонал лучник: отбросив лук, пошел навстречу, засучивая рукава. - Я тебе втолкую!
Темно-серый бурунчик с легким свистом танцевал над песком. Оба дозорных, сцепившись, уже тонули в нем - магическая пыль поднялась выше пояса.
Вот так мы снимаем часовых, ухмыльнулся Данька. Бесшумно поднялся с влажного песка и, пригибаясь, побежал мимо дерущихся бандитов, стараясь держаться подальше от вонючего облака. Железняк - лютая трава, гнилая. Одна щепоть колючего порошка превращает старых приятелей в злобных недругов. Правда, действует не на всех. И ненадолго...
А Даньке и не нужно много времени. Он планирует уложиться в десять минут. Темный расписной шатер уже отчетливо виднеется вдали среди пестрых палаток широко прыгая по песку, расталкивая прохожих ярыжек, не оборачиваясь на свист - вперед-вперед, быстро.
Прыгнул через костер, отшвырнул подростка с копьем. Ударил ногой злобного кобеля - кажется, убил.
А вот и я. Здорово, сарынь-сволота голодраная.
Соскучились без меня?
- Эй, гляньте! У него Стырькино чингалище!
- Где? Который? Чужой?!
- Вон, вон - громилка в мокроватых портах! Гляди! Ну все - заметили. Набежали со всех сторон с копьями, колунами. Рожи бандитские - однако... среди ублюдков немало нормальных парней, удивился Данька. Вот - поймал в толпе почти знакомый серый взгляд. Фантастика! Широкоскулый бородач смотрит внимательно и спокойно - на шее племенные нережские амулеты, а до чего похож на Стаса, на Данькиного друга из прошлой жизни! Тут Каширин передумал буянить.
- Мужики! - крикнул он, высоко поднимая обе руки; кривой кинжал яростно заблестел над толпой: теперь, кажется, услышали и заметили все.
Плотное кольцо вокруг. Волосатые груди, загорелые животы, скрещенные руки. Любопытные смелые глаза. Парень слева откровенно пьян - набычился, роняет слюну. А рядом кряжистый мужикан лет сорока - улыбается почти приветливо... Эта улыбка окончательно убедила Даньку: для начала попробуем по-честному.
- Мужики! Сарынь молодецкая! Я - Данька из Морама. Я пришел за своей сестрой!
Зашумели:
- Кто? Чей? Пришлый?
- Из Морама. Данька-дубрович.
- До кучи просится? Беглый?
- Говорит, дочку потерял...
- Не дочку - сестрицу. Слышь, бабу рыщет...
- А че приперся-то? У нас девок отродясь не было.
- Точно! Сразу продаем, ха-ха! Либо - с глаз долой: в куль да в воду! Вылюбил и выкинул! У нас разговор короткий...
- Ага! Слышь, паря! Здеся баб нема! - выскочил наперед курносый ярыжка с подвижным шутовским лицом. - А вот бери меня заместо сестрицы! Буду на печи лежать, а ты меня ухаживай! Ха-ха-ха!
Толпа довольно загоготала.
Данила ласково покосился на курносого шута. Эта сволочь все портит... Гримасничает, скалит неполнозубые десны - и уже отовсюду забулькало, захихикало: они смотрят на меня как на идиота! Вот, мол, чудилка: приперся в волчью стаю с одним ножиком в руке - и права качает!
Видимо, совсем по-честному сладить не удастся. Данька быстро нащупал на запястье крошечный зеленоватый кисет с сушеными цветами одоленя. Незаметно разорвал завязки, ухватил тугую щепоть иссохших лепестков... улучив секунду, сунул в рот.