- Я все знаю, папаша, - натужно улыбнулся я, пряча за спиной зеленую ленточку. - Мы, эксперты, многое можем прогнозировать с ба-альшой степенью вероятности.
- Верно говоришь, Мстислав Лыкович, - мертвым голосом произнес Катома. - Ухитили девку. Опять.
Он закрыл глаза волосатой ручищей. Я воспользовался этим трогательным моментом, чтобы поспешно убрать с собственного плеча некстати прилипший волос - вопиюще длинный и золотистый.
- Напрасно вы, папаша, не уберегли деточку, - откашлявшись, заметил я. - Должно быть, позабыли приставить к девичьей спаленке вооруженную охрану?
- Пять болванов! - взревел Катома как больной на голову медведь. Пять дружинников охраны было, угу! И пес цепной! Тьфу, да все зря! Через окно, видать, улучили...
- Не надо нервничать, - сухо заметил я. - И мебель пинать тоже не стоит, она нынче недешева. Сделайте глубокий выдох. Я найду вашу дочку, как два перца...
- Выручай, Мстиславушка! - захрипел посадник, кидаясь и обнимая до боли в ребрах. - Не жить без солнышка моего! Одна радость осталась! Возверни ее, пропащую, домой!
- Вот здесь не надо давить, - простонал я, освобождаясь от посадниковых рук. - Я вас тоже люблю, но давайте обнимемся позже. Хорошо. Я помогу, если вы согласны выполнить условия...
- Исполню! Все исполню, добрый скомрах!
- Если вы согласны выполнить _все_ условия, то...
- К рассвету! Верни ее к рассвету, чародей!
- Можно и к рассвету. Первое условие...
- Нет, сперва скажи - кто?! Кто ее украл?! - перебил Катома, стискивая огромные кулаки.
- Эгхм, - насупился я. - Тут страшно запутанная история. Вашу дочь похитили... э-э... двуглавые гуси-лебеди в камуфляже... По приказу пакостного Чурилы. Да-да, точно-точно. Диверсанты подкрались к детской кроватке, а потом - э-э... что они сделали потом? Они сделали вот такие страшные лица! Растопырили руки, и - хвать. Да, определенно: хвать! В охапку и под мышку. И давай деру, когти врозь. Только в путь.
- Но где, где она теперь?!
- О! Хороший вопрос! Ваша единственная дочь - в жуткой эм-м... газовой барокамере пыток! В ледяной пещере, в мр-рачном подземелье под горным хребтом Шышел-Мышел. В провинции Сычуань. Окружена... э-эм... ядовитыми гидрами, крезанутыми выдрами и гнойными пи... Пиратами. Веселыми ребятами.
- Пр-роклятие! - заскрежетал Катома, на лбу его начали зрелищно разбухать разные жилы. - Убью их! Спасу доченьку!
- Не увлекайтесь, - строго заметил я. - Вы старенький и будете отдыхать. А вот я (и только я) всех убью и спасу. И не путайте меня. М-да, впрочем, слушайте дальше, это даже интересно. Злые Пиночеты связали ее по ручкам и ножкам! А еще... хо-хо! засунули кляп, и защелкнули хромированные наручники на лодыжках, и заставили надеть красные ботфорты на каблуках, и потом... Что потом? Тьфу! Мы отвлеклись. Короче, плачет ваша доченька в кошмарных застенках... Ее щадяще пытают раскаленными спицами, заставляют слушать песни Кобзона и нюхать дезодоранты "Дзинтарс"! О бездушные звери, практически выродки! Они хотят надругаться над девичьей честью!!! Они - ...
Я не договорил, ибо раздался...
Дикий...
ВИЗГ!!!
- Скоти-и-ина!!! - неслось из-за дверцы, ведущей в смежную комнатку. Не-На-Ви-Ж-ж-жу-у!!!
Орали качественно. Сразу заложило левое ухо. Частота визга знакома до боли: ну ясно, Метанка взбунтовалась.
За девичью честь обиделась, смекнул я. И в страхе покосился на Катому. Тот замер, хватая воздух усатой пастью... Глаза его абсолютно остекленели: кажется, все пропало.
- Ах, чур меня! Я слышу... голос дочки!
Упс. Двадцать девять гридей заурчали, обступая меня колючим полукольцом. А посадник Катома начал меняться в лице, умело кося под чудовище из модной компьютерной игры. Скуластая рожа вздулась, волосы на висках зашевелились, а глаза почернели.
- Это она! Там, за дверью! Ты... сховал ее!!! Меня спасло врожденное хладнокровие.
- Вы чего, батя, опупели? - ледяным голосом поинтересовался я. - Это ж моя родная бабушка орет. Она там, в соседней каморке тусуется.
- Бабушка? - жесткими трясущимися ручищами боярин ухватил за грудки. Кончики усов задергались и злобно приподнялись. - Отчего же голос... такой знакомый?!
- Вам теперь... кхе! везде чудится милый голосок? Повторяю: визжит моя троюродная прабабушка, Марфа Патрикеевна Бисерова, девяносто три года от роду, ветеранша финской войны.
- Кричит? Почему кричит?
- Дык это... кушать просит. Вечерний бифштекс с яйцами и все такое... Старенькая, а жрет за троих.
- Бабка, говоришь... - Катома фыркнул, недоверчиво мотнул головой. - А ну давай поглядим!
Молодец такой, он уже привстал со скамьи! Вот весело.
- Не-не, папаша! - выдохнул я. - Вам туда нельзя.
- Это как? - во взгляде боярина мелькнула кривая тень недоверия. Бородавка на переносице сурово нахохлилась. Язык мой был мне враг. Он сработал прежде мозга:
- Бабушка у меня... опасная. Оч-чень агрессивная.
- Что???
- Она это... м-м... боится людей. Особенно незнакомых мужчин. И кидается. Как укусит зубами, просто кошмар.
- Ох ты... - Катома чуть отшатнулся, изумленно качнул усами. - Знать, болезная?
- Да-да, у нее это... плоскостопие. И кариес. Сплошной, на всех зубах. Очень, очень мучительная болезнь. И заразная притом.
ГРОХ!!!
Тяжелое ударило в стенку с той стороны. И снова истошный девичий вопль. Затыкая уши, я поморщился. Фирменное Метанкино верещание, как обычно, напоминало по тону экспрессивный скрипичный пассаж в си-бемоль мажоре, брачный клич малайской макаки и предсмертный писк мытищинской пионерки, заживо изгрызаемой задорными никарагуанскими пираньями.
Грох! Опять кидается посудой. Шмяк! И подушками.
Катома тревожно покосился на дверцу:
- Никак, случилось что?
- Думаю, кинулась на служанку, - мигом сорвалось с языка. - Я же говорю, опасная бабушка: своих не признает. Ох, старость не радость. В смысле не в кайф.
Хотел еще добавить некий бред о том, как часто приходится нанимать новых служанок взамен изгрызенных, но слова погасли в звенящем переливчатом Метанкином вопле:
- Вр-р-руууун! Кр-р-ретииин! Негодяяяяяаааай!!!