- Думаю.
А что думать? Теперь, сложи он хоть дюжину песен, отсюда его живым не выпустят. Первому второй не нужен, второй слишком близко к его спине стоять будет.
Лампа, висящая точно над серединой колодца, освещала смуглое лицо верховного м'сэйма, и он щурился, отчего уголки его глаз, приподнятые над скулами, еще выше взлетали к вискам.
- Долго лапу-то не соси, - посоветовал он чуть ли не дружески, - а то скоро первый весенний гром прогремит. Видал камень на вершине холма? А копье, из него торчащее, приметил?
Харр не отвечал - непонятно было, к чему все это Наиверший рассказывает, а ему надо было думать, не отвлекаясь.
- Нелюбо железо Неявленному, нелюбо. А чтобы м'сэймы мои убедились в этом воочию, повелел я всем на погляд эту железину водрузить. И - хочешь верь, хочешь не верь, - но все молнии, что Неявленный, на грехи человеческие гневаясь, из туч мечет, прямехонько в копье это железное въяриваются.
Ох и не хочет пошевеливаться головушка ушибленная! Ведь мелькнуло же что-то при виде пояса змеиного... А тут еще м'сэйм мозги пудрит своими байками...
- Да ты меня слышишь? - обеспокоился вдруг Наиверший.
- Слышу, слышу. Валяй, трави дальше (мне думать надо, думать...). Только кинул бы сюда соломки, больно жестко тут.
- А это земля оплавленная, - как-то радостно проинформировал его м'сэйм. - Не сказал я тебе, что лампа-то висит на конце копья того. И прямехонько над тобою. Саму светильню я, конечно, сниму, память все-таки о доме. Но как гроза подойдет - не взыщи: первая же молния по копью скользнет вниз и - в тебя. Мы никого не убиваем, рыцарь ты мой певчий, то гнев божественный.
Певчий рыцарь... И это ему, оказывается, ведомо. Все уступы слухачами своими наводнил, трепло гуково, паразит м'сэймов. И сейчас мысли путает, сосредоточиться не дает. И отпустить его нельзя: чует сердце, что сам же он и подсказку кинет, как из колодца этого выбраться...
- Ладно, - примирительно проговорил Наиверший. - Пока тучи еще не собрались, дозволю тебе посидеть со светильником. Может, так тебе легче будет песню складывать. А я покуда...
- Что, с холма поглядишь, не пожаловал ли твой Неявленный? Не дождешься! - сорвался, не выдержав, узник. - Вот тебе мое слово вещее: не видать тебе его, как собственной задницы! Не придет он! Не придет!!!
- Врешь! - загремел м'сэйм, оскаливаясь. - Человек без бога истинного прожить может, а весь род людской - нет! Потому и придет он неминуемо, узнанный или неведомый, в славе или в бесчестии, в богатстве или в скудости, гонимый или возвеличенный - он придет!
Видно, не свои слова выговаривал м'сэйм - только письмена мудрые, старинные могли звучать так пылко и возвышенно, что несчастный пленник не нашелся - да и не захотел на них возразить.
- И я выйду навстречу ему и стану пред ним...
Молния - не грозовая, смертоносная, а благодатная зарница ну просто смехотворной по своей простоте догадки сполоснула пожухлые было мозги Харра. Слава Незакатному!
- Складно чешешь, - примирительным топом проговорил он, - Только притомил ты меня. Голову я зашиб, а ты песен просишь... Отдохну я малость, с твоего разрешения.
И он принялся расстегивать свой кафтан. М'сэйм взирал на него без опаски - знал, что проворные ладошки его холуев ошлепали каждую пядь одежды чернокожего неофита и оружия под ней оказаться никак не может.
- Ты ступай пока, - угасающим голосом пробормотал Харр, развязывая пояс. - Только скажи мне последнее: как вы называете свою землю - всю, от восхода до заката?
- Это-то тебе зачем?
- Чтобы в песню вставить...
- Так и называем: Вся Земля. На старинном наречии - Ала-Рани, - кинул сверху м'сэйм, точно подачку.
Харр привалился спиной к осклизлой стенке, прикрыл глаза;
- Песни-то порой во сне приходят...
Замер.
Наиверший постоял еще немного, потом удовлетворенно хмыкнул, и Харр услышал его удаляющиеся шаги. Раз, два, три, четыре...
Пальцы менестреля бесшумно делали свое дело.
Четыре, пять, шесть... Готово. Шесть, семь...
- Эй, твоя милость! - шаги замерли. - А если сейчас тебе первые строки пропою - ужин мне добрый обеспечишь?
Шаги повернули обратно - семь, шесть, пять...
- Наклонись только - осип я от сырости, голос сорву...
Широкоскулое, торжествующе ухмыляющееся мурло не успело заслонить собой лампу - по-змеиному свистнула веревочная петля, захлестывая шею, и со сдавленным храпом м'сэйм повалился в колодец.
- Со свиданьицем! - поздравил его по-Харрада, для верности врезая ему между глаз.
Пленник пленника обмяк и не брыкался.
Перво-наперво надо было снять с него и обмотать вокруг себя незаменимую свою тонкую веревку - вот ведь как, порой дороже меча оказывается! Заткнуть своим кушаком маленький узкогубый рот. Заломить назад руки и крепко связать их змеиным поясом (у, строфион тебя в зад, надо бы наоборот!). Стащить сапожки - нельзя путать ноги поверх сапог, так легче освободиться - и, оборвав собственные рукава, стянуть лодыжки, чтобы не пнул куда не следует. Все?
Нет, не все. Его самого тщательно обыскивали - значит, не грех сию процедуру на самом Наивершем проделать. Харр похлопал по черной безрукавке, сшитой из неведомой ему чересчур тонкой кожи, и сразу же обнаружил потайной карман, пришитый изнутри, и в нем плоский черненый перстень в виде трижды свившейся змейки; вместо камня была вделана крупная чешуйка, отливающая бронзой. На чешуйке еле заметно был выцарапан какой-то знак. Пригодится. Похлопал еще - нашел ножичек, тонкий, как бабья спица, недлинный, но как раз пришедшийся бы скользнуть меж ребрами - до самого сердца. Ай да Наиверший, ай да праведник. Просыпаться тебе пора.
Он похлопал м'сэйма по щекам - не подействовало. Или умело притворялся. Очень жаль, время не ждет. Харр вполсилы, без размаха пнул его точнехонько по сосуду мужественности - м'сэйм изогнулся, точно скорпион, и широко распахнувшиеся его глаза сразу стали кругленькими.
- Извини, выбора не было, - объяснил Харр. - Подымайся и - носом к стенке.
Он вздернул пленника за связанные руки, и тот выпрямился во весь рост. И только тут менестрель разглядел, что за мерцающий нимб осеняет его голову: это была колючая ветка, свернутая венчиком, так что шипы ее торчали, точно зубцы на короне. И на каждый шип была наколота живая пирлипель.
- Сволочь... - процедил Харр, осторожно снимая венец и одну за другой освобождая уже потухающих мучениц - они поползли по полу, волоча чешуйчатые пестрые крылышки. - Стой прямо, не сгибаясь и не приседая; шелохнешься - так по яйцам звездану, что глазки на пол вывалятся!
М'сэйм, упершись лбом в стенку и выгнув назад плечи, замер. Да и выбора у него не было. Харр оперся ногой о его связанные руки - хорошо стоит, мерзавец, прямо как окамененный! - оттолкнулся от пола, перебрался на плечи. Неужто не достать будет до края?..
Достал.
Вцепился так, что кровь из-под ногтей брызнула. Выдохнул воздух. Подтянулся, закрывая глаза от натуги... Получилось - лежал грудью на краю колодца.
- Ну, до первой весенней грозы! - крикнул он вниз и помчался к выходу.
Прикончить гада было бы, возможно, большим удовольствием, но нельзя было терять ни секунды. А обнаружат его живым или мертвым - все равно погони не миновать. Харр взлетел по винтовой лесенке, уперся с размаху в чей-то живот. Вскинул руку с перстнем:
- Именем Неявленного и волей Наивершего!
Встречный - страж, по всей видимости - брякнулся на пол. Харр перепрыгнул через него и ринулся дальше. Пару раз упирался в тупики, но повезло вылетел наконец на чистый воздух. Сразу понял, что пробыл под землей долгонько - уже завечерело, и усталые м'сэймы, как скотина на водопой, тянулись к чанам с разварным зерном. На взъерошенного Харра воззрились с удивлением, но он той же волею и вышеупомянутым именем проложил себе дорогу и, гулко впечатывая шаги в потемневшую тропу, широкими летучими прыжками понесся назад, по направлению к своему первому пристанищу. Его долговязая вечерняя тень летела справа, языком черного пламени полыхая по застывшей в недоумении траве, которая с каждым шагом становилась все выше и выше.
А вот она уже и во весь рост. Стоп.