Седею, склоненный
Над книгами всех мудрецов,
Читая творенья
Философов древних Китая.
С тревогой в душе
Провожаю я год уходящий,
И если в груди моей
Сотни мятежных порывов,
Усильем одним
Отметаю я прошлое сразу
И к небу высокому
Благостный взор устремляю.
ВСТРЕЧАЮ НОВЫЙ ГОД ПСА
(1718 г.)
С клеймом преступника
Живу двенадцать лет,
В благополучии
Всегдашнем пребываю:
В полнейшем здравии,
Не покидая дома,
Но на хозяйском месте,
Как и встарь...
Как глубоки
Пять Мудрых Сочинении,
Дошедшие
До самых недр народа,
Дарящие
Нам всем покой
И мудрость...
Мне ветер Вечности
Теплом в лицо повеял...
Перевод А. Голембы
Втайне я надеялась: может быть, в этом году сэнсэю выйдет помилование, но надежды не оправдались.
Вокруг моего жилища в полях пестрым ковром цвела вика; в горах туманной дымкой клубилась, плыла под дуновением весеннего ветерка цветочная пыльца зеленеющих криптомерии, и воздух благоухал весенними ароматами.
В моем саду свисали с ветвей обильно цветущие золотые цветы ямабуки, так что даже после захода солнца казалось, будто сад все еще озарен золотистым сиянием. Каждую весну Дансити заменял бамбуковый желоб, расчищал пруд в саду.
Этой весной он принес целую охапку пышных пионов. Два самых больших цветка, пурпурный и белый; он поставил в старинную фарфоровую вазу, принадлежавшую еще моему отцу, и украсил нишу в одной из комнат.
Миновала весна, наступило лето, и вот первого мая сэнсэй Синдзан получил извещение, что, хотя обвинение с него по-прежнему не снимают, ему разрешается выходить из дома "в окрестности, на близкое расстояние".
Разумеется, я обрадовалась до слез. Но от визита воздержалась и ограничилась лишь письменным поздравлением.
Я понимала, что мое посещение может причинить ему неприятности - ведь сэнсэй все еще считался опальным; город Коти был достаточно далеко и никак не входил в "окрестности", а селение Асакура, где я жила, - и подавно. Но в сентябре мне предстояла очередная поездка к моим мертвым в Ямада. Вот тогда я смогу повидать сэнсэя так, чтобы это не бросалось в глаза.
Теперь уже никто не сможет помешать нашей встрече. Я жила ожиданием предстоящего счастья. Ожидание - вот единственная доступная мне радость...
Вместе с тем я отдавала себе отчет, что все эти соображения - не более чем отговорки, самообман... Что-то заставляло меня откладывать свидание с сэнсэем, больше того - я испытывала даже какой-то страх перед этой бесплодной встречей.
И пока меня одолевали эти сомнения и колебания, тринадцатого июня сэнсэй внезапно скончался.
В полном одиночестве, как обычно, я растирала в ступке лекарства, когда Дансити, задыхаясь от быстрого бега, появился на пороге, чтобы сообщить мне о его смерти. Не помня себя, я вцепилась в руку Дансити и, не в силах произнести ни слова, затряслась, как в ознобе. Я смотрела на Дансити, широко открыв глаза, и дрожала всем телом.
С того дня я живу в странном оцепенении. Каждое утро всходит солнце, каждый вечер оно скрывается за горизонтом. Жизнь продолжается, как будто в мире ничего не случилось.
Я не чувствую жары, не замечаю, когда кончается день, ощущаю только нестерпимый блеск солнца. Вселенная кажется мне раскаленным добела, странно беззвучным миром,
Дни и ночи я провожу в праздности, неподвижно сидя в полутемных комнатах. Без дум, без мыслей.
С наступлением ночи я бессильно падаю на свое жалкое ложе и с тоской встречаю сияние утра. Мне кажется, я стала похожа на сову. Когда я смотрю за окно на мир, озаренный жгучим сиянием летнего солнца, я не в силах выдержать этот палящий свет и щурюсь, словно слепая. Мне казалось, я никогда уже не смогу выйти на улицу, залитую ярким солнечным светом.
Что-то непрерывно утекало из моей души, и взамен ширилась и росла пустота. Дансити, тревожась обо мне, по-прежнему приходил, но мне было тягостно с ним встречаться. Лучше всего я чувствовала себя одна.
От Дансити я узнала, что ученик сэнсэя господин Яситиро Миядзи, осужденный на затворничество в бухте Уса и проживший там уже восемь лет, подал прошение о "выезде на чужбину". Все эти годы он поддерживал связь с сэнсэем, изредка обмениваясь с ним письмами, но теперь, когда сэнсэя не стало, господин Миядзи уехал в Киото.