Ответы пришли незамедлительно. Были приняты и соответственные меры. В частности, подготовлен и представлен в Совет Министров СССР перечень природоохранных мероприятий, которые необходимо осуществить в 19862000 годах в бассейне озера Байкал. В результате исследований была проведена оценка современного состояния земельных и почвенных ресурсов и разработаны рекомендации по их сохранению и рациональному использованию. Сыграло свою роль письмо и в организации нового научного подразделения в филиале — отдела тибетской медицины. Начало изменяться и отношение к тибетской медицине, особенно в высоких кабинетах, властных структурах.
Базарон не ограничивался только исследовательской работой. Он активно пропагандировал тибетскую медицину, ее достижения — в печати, в своих выступлениях с трибун научных симпозиумов и конференций. А ездил он тогда часто и охотно. И не только по стране. В 70–80-е годы в качестве члена правления общества «СССР — Малайзия» он исколесил всю Центральную и Юго-Восточную Азию. Эта мобильность, готовность, отложив все свои дела, мчаться за тридевять земель на какой-нибудь научный симпозиум или конференцию, роднит его с нашим братом-журналистом. А еще — поразительная коммуникабельность, умение общаться с людьми, слушать и слышать их, располагать к себе.
В Малайзии он, например, близко познакомился с главным медиком страны Ку Енгом, потом сопровождал его в поездке по нашей республике. В Индии, Японии, Цейлоне встречался и подолгу беседовал с Далай-ламой Тубдэн Чжамсо — известным борцом за мир, широко эрудированным и обаятельным в общении человеком. «Свел» их старший брат Тубдэн Чжамсо Тубдэн Норбу, профессор буддийской философии в Блюмингтонском университете, который прекрасно говорит по-бурятски, часто бывал у нас в республике. Общался Базарон с ними на английском языке, которым свободно владеет. Знает также старомонгольский, тибетский. Тут ему переводчики не нужны. Первому его научила мать, а тибетскому — еравнинский эмчи-лекарь Донир Дашиев — один из последних могикан тибетской медицины, знавший наизусть «Чжуд-ши».
У него и глаз цепкий, приметливый, не ускользнет ни одна мелочь.
«В Малайзии, — рассказывал он, — особенно поразил столичный университет прекрасным оборудованием, полной компьютеризацией. Тогда, в начале 70-х, для меня это стало настоящим потрясением и открытием. В этой стране и Таиланде вдоль дорог в канавах плещется рыба, вода прямо кипела от нее. И в ресторанчике, куда мы заходили, сквозь стеклянные полы виднелись плавающие рыбки. Это впечатляло. В Японии запомнилась встреча с бурятами, выехавшими туда до войны, до революции. Возле Киото есть целая бурятская деревня, дворов 500. Большинство молодых имеют высшее образование, занимаются овцеводством. Есть здесь начальная бурятская школа. Не забывают люди, откуда они родом…»
Крутой поворот в жизни и в карьере Базарона, о чем уже упоминалось, был первым и последним. Дальше он шел вперед по выбранному маршруту, подчиняя все главной цели — как можно глубже изучить восточную медицину, врачебную науку Тибета. Его имя, благодаря многочисленным научным трудам, становится известным не только среди отечественных исследователей, занимающихся этой проблемой. Настоящее признание, в том числе и международное, принесла ему докторская диссертация, которую он защитил в Ленинграде в 1990 году по теме «Тибетская медицина — информационная база знаний для поиска новых лекарственных средств». Она послужила основанием для присуждения ему звания действительного члена МАИ )Международной академии информатизации). Так была по достоинству оценена эта нестандартная работа, выполненная на стыке сразу нескольких научных дисциплин. Основные ее положения получили отражение в 65 научных публикациях.
В 1996 году Американский международный биографический центр за вклад в науку наградил его Почетной грамотой и золотой медалью «Человек года», а знаменитый Кембриджский университет через год присудил ему Золотую звезду — за заслуги в области медицины. Биографические сведения о бурятском ученом войдут в Энциклопедический словарь выдающихся людей современности.
Волнует его сейчас многое. В частности, как сократить время «запуска» уже апробированных, прошедших клиническое испытание лекарств, в массовое производство. В Монголии, например, используются уже десятки препаратов для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, поражений печени и почек, для остановки кровотечения, заживления язв и ожогов. У нас подобные исследования тоже ведутся, и довольно интенсивно. Получен ряд эффективных препаратов, но в производство они не идут — нет достаточной сырьевой базы. Потому их не видно и в аптеках. А вообще учеными отдела «расшифровано» более 50 препаратов тибетской медицины. Некоторые отработаны и рекомендованы для экспериментального изучения, а отдельные уже используются в лечебной практике, полифитохол, в частности, новые прописи создаются с учетом местных условий, характера заболеваний и образа жизни лечащегося. Изучены фармацевтические свойства бадана толстолистого, шлемника байкальского, горячавки бородатой, термопсиса лацентного. Но все же главная задача Базарона и его коллег — объективно оценить многовековой опыт древних тибетских врачевателей, ввести в научный оборот достоверную, правильно интерпретированную информацию из старинных трактатов. При этом он считает, что тибетская медицина не заменяет современную, а лишь дополняет и обогащает ее. Только сегодняшним исследователям необходимо хорошо ее изучить и отобрать рациональное и полезное. В связи с этим возникает другая проблема. Специалистов, знающих тибетский язык, в БНЦ единицы. Необходимо обучать молодых. И не только в нашей республике, но и за рубежом (в Тибете, Индии, Монголии). Но нехватка финансов не позволяет этого делать. Нужно искать выход.
— Как вам удается совмещать все это? Быть всегда в форме, несмотря на солидный уже возраст? — поинтересовался однажды я. — Наверное, восточная медицина, «зеленая» аптека помогают?
— Увы, аптека не прибавит века, — ответил мне ученый. — Жизнь, говорил Аристотель, требует движений. А наш современник, мой коллега академик Н. Амосов высказался еще более категорично: «Жизнь — это движение».
Фундамент моего здоровья был заложен в детстве. Летом я пас овец, вместе с друзьями объезжал необученных лошадей. В колхозном табуне был даже жеребец по кличке Базарон серый. Подобной чести удостаивались лишь самые ловкие и умелые наездники. Тогда же пристрастился и к охоте. И рыбу ловил с удовольствием. Степь, лес, свежий воздух, чистая холодная вода, разнообразный физический труд — лучших медикаментов не сыскать.
В армии стал заниматься спортивной гимнастикой. Был даже чемпионом Приволжского военного округа, выполнил норму кандидата в мастера спорта. Любимыми снарядами были перекладина и брусья. Хуже при моем невысоком росте удавались упражнения на коне и вольные — не хватало амплитуды движений. Уже на гражданке увлекся велосипедом. В теплое время года почти не пользовался общественным транспортом: или пешком, или на велосипеде. Особенно любил ездить на последнем, который достался мне не совсем обычным образом.
Началось все 23 февраля 1966 года. В Центральном доме Советской Армии чествовали защитников Отечества. В тот день Базарон тоже оказался в ЦДСА, где случайно встретил Игоря Чкалова, сына прославленного летчика, также связанного с авиацией, и его жену Валентину, работавшую в Боткинской больнице. С Чкаловым он был уже знаком. После концерта Валентина предложила поехать к ним домой. Там узнал, что друг семьи Борзунов, заместитель министра автомобильной промышленности СССР, уже давно страдает от язвы желудка, часто ложится из-за этого в Кремлевку. «Нельзя ли ему помочь?», — спросила она. Тут же по телефону пригласила на очную ставку самого замминистра. Встретились с ним, поговорили. «Нет ли в восточной медицине лекарств от этой болезни», — поинтересовался Борзунов. «Поищем, может, что и найдем», — ответил Базарон. Вскоре послал из Улан-Удэ противовоспалительный травяной сбор.
Через два месяца снова встретились с ним у тех же Чкаловых. Борзунов рассказал, что в течение всего этого времени пил настой из присланных трав. Контрольное обследование показало, что язва зарубцевалась, ее не обнаружили. Врачи даже удивлялись этому.
В разговоре Борзунов как бы ненароком осведомился о его хобби. «Велосипед, — сознался Эльберт Гомбожапович. — „Урал-2“ выпуска Пензенского завода».
— Это самая неудачная модель, — заявил Борзунов. — Лучшие велосипеды делают в Минске.
Когда прощались, записал его улан-удэнский адрес. А через пару месяцев Базарон обнаружил в своем почтовом ящике сразу пять извещений на посылки. Все они были из Минска. В одной лежала записка: «По просьбе тов. Борзунова высылаем вам велосипед. Оплачено. Катайтесь на здоровье!»
Велосипед, изготовленный на экспорт, блестел никелем, был легок и прочен. В комплекте имелся спидометр со счетчиком, что особенно обрадовало Базарона. «Теперь буду точно знать, сколько километров накручиваю за день, — почему-то подумал он, поглаживая холодные никелированные трубки собранного велосипеда. — Интересно ведь».
Новый двухколесный друг исправно служил хозяину все эти годы. До самого последнего, рокового, когда коварная болезнь выбила из седла, лишила возможности крутить без устали педали, мчаться навстречу бьющему в лицо свежему ветру, ощущать радость от этого движения.
Решение врачей прозвучало, как приговор: надо ампутировать ногу. Операция была сложной. Собственно говоря, резали ногу трижды: начали со стопы, затем по щиколотку и, наконец, чуть выше колена.
Оперировали в госпитале для ветеранов войны и труда. Я зашел в реанимацию. Странно было видеть этого всегда бодрого, по-спортивному подтянутого человека беспомощно лежавшим на больничной койке. Выглядел он похудевшим и усталым. Под глазами темнели круги — следы последних бессонных ночей.
— Вот уж не думал, не гадал, что на старости лет сам попаду в руки к хирургам, — тяжело вздохнув, сказал он. — И так не вовремя: надо было лететь в Вашингтон на первый Всемирный конгресс по тибетской медицине. Уже и билеты взяли. Мой пришлось сдать. А тут и из Англии долгожданное известие пришло — пригласили в Кембридж за Золотой звездой. Придется ей подождать своего героя.
Несмотря на жестокий и коварный удар судьбы Эльберт Гомбожапович не терял присутствия духа и оптимизма.
— Протез есть на что надевать, — поглаживая забинтованную культю, сказал он. — Сначала научусь стоять, а там, глядишь, и ходить начну помаленьку — на костылях, с тростью. Жизнь — это движение.
Операцию Базарону сделали весной. Когда нога, вернее то, что от нее осталось, начала зарубцовываться, выписали домой, под, как он потом выразился, «домашний арест». Я все лето безвылазно провел на дачном участке, лишь изредка выбираясь в город за продуктами. Естественно, порядком отстал от жизни. И только осенью с горечью узнал, что Эльберту Гомбожаповичу ампутировали и вторую ногу. Сразу заглянул к нему домой. Дверь открыла Надежда Дугаровна. Хозяина квартиры застал сидящим в коляске возле стола, заваленного газетами, письмами, листами бумаги.
— Вот, осваиваю новую технику, — поздоровавшись, сказал он. — Ее мне Эржена Будаева, председатель республиканского общества инвалидов, помогла приобрести через собес. При случае обещала облегченную достать, импортную. Наша тяжеловата. Но я к ней начинаю уже привыкать.
Он выкатился на середину комнаты, где сделал несколько фигур «высшего пилотажа»: крутнувшись, развернулся на одном месте, затем лихо обогнув стул подъехал к окну и, взяв с подоконника книжку, вернулся назад, протянул ее мне: «Только что из Венгрии прислали. Перевели там мою „Тибетскую медицину“. В Греции тоже вышла книга, но я сам ее еще не видел, должны отправить». И, чтобы окончательно добить меня, тут же отжался раз пять на подлокотниках коляски. Добавил после: «Это только разминка. А так могу раз 30 отжаться. Руки у меня стали сильнее. Вся сила ног к ним перешла, наверное. Да я и сам тренируюсь помаленьку, есть гантели, эспандер. В теплое время на балкон сам выезжал по доскам, которые внук уложил. Вид у нас с балкона хороший: сквер, тополя, скамейки под ними, дети играют на песке… Эх, были бы ноги!..»
Потом мы долго сидели возле стола, заваленного бумагами и книгами, вели неспешный разговор. Надежда Дугаровна возилась на кухне, никто нам не мешал. Блокнот был отодвинут в сторону, я записывал только фамилии и цифры. Их было много, оставил только необходимые.
— С возрастом, отягощенным к тому же болезнью, от многого приходится отказываться. Вот и с велосипедом простился — подарил племяннику. Пусть катается на здоровье и для здоровья! Я свое откатал. И ружье, став буддистом, повесил на стену. Не выращивать теперь уж мне календулы и астры на дачном участке. И о грибах придется забыть, о лесных прогулках и походах. Эх, были б ноги!.. Но они не грибы, не вырастут новые, поливай не поливай. Но остается семья. С Надеждой Дугаровной мы вместе с 1955 года, вырастили двух дочерей, внуки уже взрослыми стали.
Главное же — любимое дело, которому отдана вся жизнь. Остаются неразгаданными еще многие секреты и тайны в тибетской медицине. Ведь в ней существует более 700 литературных источников. Сегодня расшифрована только часть из них. Известный тибетолог, ученик Ю. Рериха Балдоржи Бадараев, ныне покойный, определяя объем работы только по переводу тибетских медицинских источников, говорил: «Если посадить 400 тибетологов, то они, возможно, переведут их через 12–15 лет». Так что на оставшуюся жизнь и мне работы хватит. Хватило бы здоровья. И душевного, и физического.
Мне скоро исполнится 70. Возраст, что и говорить, солидный. Но груза прожитых лет я не ощущаю. Рядом — жена, дети, внуки. Не забывают обо мне и друзья, коллеги по работе. Все помогают, чем могут. Как и письма, которые приходят отовсюду — из США, Англии, Монголии, из других стран. Среди их отправителей доктор Ли Эванс (Американский биографический центр), философ из Кембриджа Сид Тейлор, друзья из Монголии академик Ширендыб, профессор Хайдаб, другие известные тибетологи, священнослужители, издатели. Эта переписка, разговоры по телефону, личные встречи и беседы помогают быть в курсе событий по интересующим меня вопросам, обмениваться накопленной информацией и опытом, помогают, как по пульсу у больного, оценивать сегодняшнее состояние дел в тибетской медицине, ставить правильный диагноз.
Что касается моих творческих планов — их много. Есть и заделы: уже подготовлены четыре монографии — о болезнях печени, заболеваниях желудочно-кишечного тракта, сахарном диабете, об использовании алкоголя в лечебных целях в тибетской медицине. Каждая до 10 печатных листов. Совсем недавно завершил работу над очередной монографией «Лекарственные растения и рецептура тибетской медицины» объемом в 14 печатных листов. Берется издать ее Иволгинский дацан. И ведь ко всему прочему являюсь еще и проректором буддийского Института «Даши Чойнхорлин». Кому, как не буддийской традиционной Сангхе России поддержать меня.
Постскриптум. По восточному гороскопу Базарон — рыба. Но рыба рыбе рознь. Одни плывут вверх по течению к достижению цели, другие вниз, в никуда. По моим наблюдениям Эльберт Гомбожапович относится к первым. В его характере с детства была черта — обязательно добиваться поставленной цели. Много из задуманного удалось сделать, хотя порой приходилось плыть по самому стрежню, где течение наиболее сильное. Порой и вниз сносило, и надо было вновь подниматься против течения. Но это лишь укрепляло характер, силу воли. Восточные мудрецы говорили: «Не двигаться вперед, значит пятиться назад». Базарон всю жизнь старался следовать этому совету. И это тоже помогло ему добиться успехов и признания в деле, которому он себя посвятил и которому отдал почти половину прожитой жизни.
Улан-Удэ, 2000 г.
В документальной повести «Позывные воздушного разведчика», возвращающей нас к событиям Великой Отечественной войны, рассказывается о летчиках 99-го гвардейского Забайкальского полка 15-й воздушной армии. В центре повествования удивительная фронтовая судьба стрелка-радиста Надежды Александровны Журкиной, одной их четырех в стране женщин, которым история «предоставила возможность» стать полными кавалерами ордена Славы. В повести нашли отражение и фронтовые судьбы её боевых друзей — Героев Советского Союза Павла Хрусталёва, Ивана Злыденного, Дмитрия Никулина, Виктора Богуцкого, Анвара Гатаулина и других. Мы видим их в деле — её глазами, и её — глазами друзей. Они выполняли тяжелую фронтовую работу. Они были людьми трудной судьбы и своего горького времени.
Бывшему штурману-авиатору Л. В. Печёнкину удалось собрать документальный материал, но завершить работу не довелось. После его кончины дальнейшая работа над повестью была выполнена Эдуардом Молчановым, заведующим журнальной редакцией Академиздатцентра «Наука» РАН. Несколько фрагментов повести в его литературной обработке мы предлагаем читателям журнала.
— Эй, забайкальцы, — слышен в казарме чей-то взволнованный голос, — в штабе получена радиограмма: полку присвоено гвардейское звание. Ур-ра! Мы гвардейцы! Еще вчера полк наш 32-й стал теперь 99-м гвардейским Забайкальским — вот как! Завтра утром перед строем прочитают приказ Верховного Главнокомандующего. А через несколько дней гвардейское Знамя получим.
Разговоры о том, что подано ходатайство о присвоении гвардейского звания Забайкальскому отдельному разведывательному полку, ходили давно. Ветераны недаром считали, что полк вполне заслужил такую честь. Его «родословная» велась с 1931 года, начало было положено отдельной авиаэскадрильей, развернутой позднее в бригаду скоростных бомбардировщиков. Официально полк стал 32-м бомбардировочным в 1938 году, базировался в Забайкалье. Там и получил наименование «Забайкальский». Немало летчиков и штурманов этого полка сражались в Испании и Китае. А потом забайкальцы достойно проявили себя в боях с японскими самураями на Халхин-Голе. О ратном подвиге летчиков, сражавшихся в небе Монголии, повествуют многие страницы романа Константина Симонова «Товарищи по оружию». А в ноябре 1942 года полк стал разведывательным.
После вторжения немецких войск полк перебросили из Забайкалья на Юго-Западный фронт. За два месяца летчики уничтожили более 130 фашистских танков, 30 самолетов. Эта запись уместилась в одной строчке истории полка, но она говорит о многом, потому что год шел тогда 1941-й… Обо всем этом Надежда Журкина, ставшая единственной в своем роде «гусар-девицей» среди летного состава полка, узнала еще на одном из первых политзанятий, которое проводил будущий Герой Советского Союза штурман Иван Злыденный.
Прошло две недели, и личный состав полка был построен на краю летного поля. Из соседней стрелковой дивизии прибыл духовой оркестр. Полеты в этот день были отменены. Настроение праздничное. Эскадрильи и звенья построились по порядку номеров, как бывало до войны на строевом смотре, в четыре шеренги: впереди — командир экипажа, в затылок ему штурман, далее стрелок-радист и механик.
Поглядывая на часы, бросая взгляды на небо, командир полка майор Щенников о чем-то переговаривается со своим заместителем капитаном Журавлевым. Ожидание напряженное и праздничное.
Рокот моторов. В небе появился двухмоторный Ли-2 в сопровождении истребителей. Прибыли член военного совета 15-й воздушной армии полковник Сухачев, командир 284-й бомбардировочной дивизии, в состав которой входил их разведывательный полк, полковник Тушин и начальник политотдела дивизии майор Калинин.
— По-олк, смир-рна-а! Р-равне-е-ние — на се-редину-у! — раздалась команда.
Оркестр грянул марш, и командир полка, молодцевато повернувшись, шагнул навстречу прилетевшим. Последовали рапорт, приветствие, короткая речь перед строем полковника Сухачева. Он сообщил о количестве совершенных в полку вылетов, обнаруженных разведкой вражеских эшелонов, танков и иной боевой техники, отметил, сколько восстановлено поврежденных при выполнении боевых задач самолетов, призвал помнить о погибших и мстить врагу.
А потом он взял из рук офицера расчехленное гвардейское Знамя, поцеловал его и передал командиру полка. Тот снял фуражку, преклонил колено и тоже прикоснулся губами к краю алого со знаком гвардии бархатного полотнища. Прозвучала гвардейская клятва.
Надя, стоя в притихшем строю, почувствовала: это ее боевая семья, все лучшее для нее сейчас в этом полку, на этом неказистом полевом аэродроме. Кончится война. Минуют десятилетия. И те из них, кто уцелеет, придут в Центральный музей Вооруженных Сил взглянуть на боевую реликвию. Они приведут с собой своих детей, а может быть, и внуков и скажут: «Запомните и передайте своим детям и внукам — вот под этим боевым стягом мы отстояли для вас светлую мирную жизнь!».
В тени деревьев после торжественной церемонии поставлены слаженные из досок столы. Звеньями и экипажами расположились на праздничный обед офицеры, сержанты, солдаты… А потом — концерт полковой художественной самодеятельности и даже танцы.
Во время танцев к Журкиной подошел полковник Сухачев и, улыбаясь, первым отдал честь.
— Ну, здравствуй, Надежда. Добилась-таки своего. Ушла из штабных радисток. Слышал, летаешь в разведку. Поздравляю! А теперь, я думаю, штурман твоего экипажа сибиряк Павел Хрусталев не вызовет меня на дуэль, если я приглашу тебя на вальс?