— Упорно настаиваешь на своем?
— Ребята, прошу вас — перестаньте! Больше ни слова!
— Эх Надя, Надя… Не я командую вашей эскадрильей, а то бы обошлись и без тебя.
В глубине души Наде приятно внимание Виктора. Но разве ее переубедишь? Она сегодня проявила характер, когда узнала о том, что вместо нее на задание назначен другой человек. Она дошла до самого командира полка и добилась своего.
Передовую они перешли спокойно, на высоте 5000 метров. Орел обозначил себя километров за тридцать сплошным облаком нависшего красно-бурого дыма; расплываясь в небе, дымный полог заслонил солнце. Круто спустились на нужную высоту. Внизу промелькнули железнодорожный путь и шоссейка с потоком автомашин, свинцовые воды Оки. Самолет сделал крутой разворот, пошел под нижней кромкой клубившегося дыма.
— Надя, передавай: девять пятнадцать, подошли к Орлу. В районе завода крупнокалиберная зенитная батарея, сильный пожар, боя не вижу. — раздался в наушниках голос Павла. — Передала? А теперь немедля в кабинку, закрой все люки, надень кислородную маску и не высовывайся!
Запахло дымом. Самолет сильно тряхнуло. Надев кислородную маску, она сжалась в комок, поглядывая через блистеры то влево, то вправо. В кабине стало жарко и душно.
— Надя, передавай: станция разрушена, пути разворочены, вокзал горит. На привокзальной площади бой.
…И тут началось что-то невообразимое: самолет то подбрасывало куда-то вверх, то швыряло в сторону, то чуть не ставило на дыбы. Надя даже услышала, как где-то за ее спиной с резким треском начали лопаться заклепки. По плоскостям и фюзеляжу с хрустом защелкали осколки и пули. К тому же она ничего не может понять — маска плотно прилегает к лицу, а дым с каждым вдохом проникает в горло.
— Командир, стань в круг! Ни черта не могу сориентироваться и рассмотреть! — крикнул Хрусталев. — Придется лезть в нос.
— Туда не хватит кислородного шланга, — спокойно сказал Берестов. — Да и опаснее там.
— А, дьявол с этой маской!
Надя догадалась, что Павел решил сбросить кислородную маску, чтобы залезть в нос кабины и там, лежа на полу, наблюдать через остекление за землей. Она никак не поймет, почему вдруг к ней в маску вместе с воздухом и кислородом поступает дым. Дотянувшись до кислородного баллона, начала ощупывать его и почувствовала, как палец провалился в баллон через рваное, с острыми краями отверстие. Маска теперь бесполезна.
— Передавай, Надежда! В районе лесопильного завода бой. — Павел, кашляя взахлеб, с шумом втянул воздух и продолжал: — у станции Семинарская до двадцати вражеских танков, скопление пехоты. Со стороны Кром в город входят пятнадцать вражеских танков и до шестидесяти автомашин с живой силой. Тиша, разворот, курс на север! Держи вдоль правого берега. Надя, передавай. Все мосты через Оку взорваны. Бой на восточном берегу.
Очередной приступ удушья и кашля прервал голос Хрусталева. Кашляет и Надя, вцепившись левой рукой во что-то сбоку и не снимая с телеграфного ключа правой руки. Дым разъедает горло и легкие. Слезятся глаза. А тут еще самолет, как в гигантской молотилке. Комбинезон прилип к мокрому телу. Из-под шлемофона по лбу, шее и вискам струйками течет пот. То и дело крылатый разведчик врывается в облака дыма, снова выскакивает в просветы, и тогда где-то рядом начинают рваться зенитные снаряды, трещит разрываемая осколками дюралевая обшивка.
— …Надя… передавай… кирпичный завод… Занят нашими… В районе… старой к-крепости и улицы Пушкинской бой…
И тут словно кто-то ударил кувалдой по борту. Самолет повернуло в правую сторону, затрясло и задергало.
— Паша, вылезай, кажется, прилетели! — крикнул в отчаянии Берестов.
— Что стряслось? — спросил тот.
— Тягу руля поворота срезало!
— Надя, ты жива? — крикнул Павел.
— Жива, Паша, вас слышу!
— Прыгай немедля! Слышишь меня? Высота еще позволяет, это последний шанс!!! Прыга-ай!!!
— А вы?
— Поздно нам надеяться на парашюты! — как-то необычно спокойно вдруг сказал Берестов. — Высота двести и внизу немцы! Надя, ты слышишь меня?
— Слышу, командир!
— Прыгай!
— Нет!
— Передавай открытым текстом и голосом, чтобы слышали все: задание выполнили. Самолет неуправляем. Падаем! Прощайте! Умираем за Родину! Отомстите за нас!
Переключив рацию и повторяя голосом диктуемое Берестовым, она почувствовала, как что-то толкает ее в сапог. Развернувшись, увидела пульсирующий рваный, с острыми зубцами конец перебитой в ее кабине тяги-трубы руля поворота. А вот и другой конец.
— Ребята!!! Нашла!!! Командир, повреждение нашла! Соединяю!!! — закричала она, только теперь осознав грозившую опасность. Каким-то чудом ей удалось свести обе половины перебитой тяги; рваные края пульсирующей развороченной трубы, как зубья пилы, зацепились друг за друга. Не отдавая себе отчета, Журкина до боли в руках вцепилась в края трубы, плотно прижала их друг к другу. Почувствовав пружинящее сопротивление в педалях, Берестов потянул штурвал на себя. А в наушниках непрерывный крик Нины Сяминой:
— …Наденька! Милая! Держись!
Задыхаясь в дыму и обливаясь потом, она навалилась и мертвой хваткой держала сведенные концы тяги. В голове одна неотступная мысль: «Удержать! Удержать! Удержать!» А в эфире вдруг зазвучал твердый мужской голос: — Синица Шестнадцать, я Копер Один! Отвечай! Я Копер Один! Отвечай, Синица Шестнадцать. Всё, товарищи. Связи нет, почтим память.
В наушниках раздался щелчок — и все стихло. Мышцы рук ее словно окостенели.
…Разрубая верхушки деревьев, истерзанный самолет плюхнулся на землю далеко от посадочного знака. Прокатился в противоположный конец аэродрома и уткнулся замершими винтами в кусты.
Полковой врач разжал ее закостеневшие пальцы на краях сведенной воедино трубы и помог осторожно вынести из изрешеченной кабины. Искусанные в кровь, ссохшиеся губы шептали: «Удержать! Удержать! Удержать!».
Стелется под ногами поземка. Ветер острый, колючий, дует с Балтики.
Небо обложено тучами. Подмораживает изрядно. В толстых меховых комбинезонах и унтах шагается тяжело.
С кем бы она ни летала на боевые задания, в какие бы переплеты ни попадала, экипажи эти с аэрофотосъемки возвращались на свой аэродром не с пустыми руками. Ей не надо повторять одно и то же при передаче на землю боевых донесений, она действует хладнокровно и расчетливо, если приходится отражать атаку врага. Пилот Виктор Манов и штурман Александр Гуляев, к которым направили Надежду Журкину для выполнения очередного задания, встретили ее радушно.
Экипажу Виктора Манова выпало разведать участок вражеской обороны западнее города Салдуса общим протяжением пятьдесят километров. Подошло время вылета. Запустили моторы, взлетели. В двадцати километрах от передовой увидели пристраивающуюся к ним пару выделенных для сопровождения истребителей. Нижняя кромка облачности была в пределах пятиста метров, и видимость никудышная: где-то два-три километра, а дальше все в тумане. С одной стороны, это и хорошо — усложняет ведение прицельного огня для вражеских зенитчиков, но, с другой, попробуй-ка при такой ограниченной видимости шестью заходами без огрехов заснять площадь шириной в пять километров и протяжением в пятьдесят. Истребители сопровождения вынуждены прижиматься к разведчику, чтобы не потерять его из поля видимости, а это ограничивает их в маневре.
— Надежда, передавай: одиннадцать двадцать шесть, приступаю к выполнению задания! — скомандовал штурман.
Самолет лег на боевой курс.
Работая ключом, Надя взглянула за борт. Внизу зигзагами тянутся полузасыпанные снегом траншеи, просматриваются замаскированные блиндажи. Под маскировочными сетями полевые кухни, ходы сообщения. Тут сразу и не разберешь — свои или чужие. Пара сопровождающих идет следом в пределах видимости, то сближаясь друг с другом, то расходясь в стороны.
Первый проход завершили спокойно, если не считать нескольких выпущенных по ним пулеметных трасс. На следующем самолет начало встряхивать от взрывов зенитных снарядов. Появились на встречном курсе два «фоккера». Под ним одновременно ударили залповым огнем оба наших истребителя ЛА-5, и немцы тут же ушли в облака.
— Саша! На хвосте пират! — крикнула Журкина, заметив пристраивающийся перехватчик. Окрашен он в белый матовый цвет и на удалении в триста метров почти неразличим на фоне серой облачности.
Она первой выпустила длинную очередь, и тут же заработал пулемет штурмана Гуляева. Вражеский самолет растворился в наплывах серых облаков.
— Ух, кажется, пронесло! И откуда он только взялся? — выдохнула Надежда.
— Будь внимательней! — проворчал Гуляев. — Доверни-ка, Витек, чуток вправо! Хорошо! Так держать! Этот перехватчик — хитрая бестия! Ишь, как ловко хотел пристроиться! Эмблема какая-то, кажись, на борту! Не заметила, что там у него намалевано?
— Вроде щит и птичья лапа. Раньше такого не замечала.