Сначала это были сотни тысяч тонн и не каждый год, но на переломе 70-х хлеб уже не исчезал из статей импорта. К закату эпохи Брежнева он достиг фантастических размеров — 54 миллионов тонн, включая реэкспорт на Кубу и во Вьетнам. В те же годы товарное производство зерна в стране (треть от валового производства, две трети потреблялось самим сельским хозяйством, которое так и осталось почти натуральным: была бы воля — и ту треть не продали бы) едва достигало 70 миллионов.
Долгие годы я занимался советской морской торговлей в соответствующем институте. Изнывал в министерстве и Госплане, доказывая, что импорт зерна неизбежен и будет расти, что надо строить порты, элеваторы и флот, на что получал неизменный, партийной убежденности, ответ: «Импорт зерна — временное явление». Я представлял спутниковые прогнозы американцев, а мне в ответ — решение очередного пленума. Дело о флоте тянулось, а возить-то — надо. Постепенно и незаметно в стране возник так называемый бербоут-чартерный флот, по своему тоннажу превысивший практически любое из семнадцати морских пароходств. Что это такое — бербоут-чартерный флот или судно? Обычно это судно, уже проплававшее от трех до пяти и отдаваемое в долгосрочную аренду со сменой экипажа, флага, порта приписки и переходящее к арендатору после аренды в течение нескольких лет. Если учесть, что современные сроки амортизации морских судов составляют примерно восемь лет, передача России (СССР) судов в бербоут-чартер была выгодной альтернативой порезке судов на металлолом. Нас же эта практика отбрасывала в техническом прогрессе — мы все более и более отставали, пользуясь стареющим пополнением флота. Кроме того, пошли и новые проблемы и беды: подержанные иностранные суда не могли работать на наших маслах и мазутах, к ним не было деталей, необходимых для ремонта.
Шла разработка знаменитой всесоюзной халтуры «Продовольственная программа». Мне очень хотелось застолбить стабильный импорт зерна. В отделе транспорта Госплана на мои доводы всегда находился удачный ответ, но я не сдавался, и наконец у оппонентов не осталось разумных доводов:
— Импорта зерна не будет, потому что в стране не хватает металла. —?
— Ну, вы поймите, мы вынуждены посадить Минсудпром на лимит по металлу, а вы в судостроительной программе страны, разумеется, не первые, не можем же мы из-за вашего зерна ослаблять обороноспособность страны!
К середине 80-х число экспортеров зерна, кормов и муки в СССР перевалило за шестьдесят. Страна стала монополистом среди потребителей. Закупалось продовольственное и кормовое зерно, семенной и посадочный материал, комбикорма. Везлось все это из-за океана, из южного полушария и из соседних стран, включая нищую Румынию.
Давно нет того Госплана, давно гниют на всех морях железяки под названием военно-морской флот незнамо откуда возникших морских держав вроде Украины. Зерно все так же ввозится в страну, при этом последний горький анекдот был уже в перестройку, в эпошку «плачущего большевика» Николая Рыжкова. Благодаря его усилиям для приема импортного зерна был брошен на произвол судьбы собственный урожай — ведь валютой заплатили в надежде на собственный недород, а тут стихии разыгрались и случился в стране небывало большой урожай, расцененный горе-премьером как бедствие.
Что же дальше?
Как долго еще Россия будет продавать нефть и газ, чтобы купить хлебушка? Ответ, кажется, очевиден: сколько хватит этой нефти с газом. А там — еще что-нибудь придумается: можно еще торговать землями, городами, евреями, кавказцами, совесть, говорят, тоже ходовой товар…
Так как на этой теме до меня потоптался такой большой специалист в этих вопросах, как Владимир Солоухин, то я не буду далеко уходить и углубляться в эту сферу и скажу лишь несколько фраз об употреблении кулинарном или квазикулинарном.
Имеется целое семейство биостимуляторов растительного происхождения, к которым относятся: лимонник, заманиха, аралия, элеутерококк, золотой корень, марьин корень, черный корень, бадан — и так до бесконечности. Конечно же сюда относится и женьшень, но это нечто уже недоступное простому смертному, поэтому о нем я даже говорить не буду. А то, что я назвал: ветки, корешки, ну, еще у лимонника ягоды. Все это обычно настаивается, и лучше на спирту, чем на водке, но, в конце концов, можно и на водке. Хотя тот же лимонник может лежать годами просто в шкафу. Но ведь очень важно настоять на водке или спирту, так как подобного рода лекарство имеет уже некоторое назначение, бодрящее не только настоем, но и тем, на чем оно настояно и в чем настояно. И еще я помню, мне очень нравилась настойка из заманихи. Заманиха — это название, полностью соответствующее предназначению. Это биологический стимулятор для мужчин. Я, правда, так и не понял ее действие ни на себе, ни на других, но ведь ходят же слухи, значит, это как-то помогает.
Делаются всякого рода комплексы из различного рода биостимуляторов, наиболее мощный из них — это уссурийский бальзам и алтайский бальзам, бальзам «Москва», «Донской» и много всяких других, «Сибирский»…
Теперь все эти биостимуляторы на спирту и водке мне не надобны, да и мифология это все, я вам скажу откровенно. А вот чаи гонять — это прекрасно.
Самый первый и известный — это чай с мятой лимонной или перечной, а еще лучше с горноалтайской. Необыкновенно душистый, очень вкусный чай с чабрецом — с богородицкой травкой. Помимо всего прочего, приятности и аромата, чай из чабреца лечит легочные заболевания, кашель, а также действует усыпляюще, успокаивающе.
Не менее душиста и душица. Однако по сибирским поверьям, душицу употребляют мужчины, потерявшие всякую надежду на потенцию. Поэтому меня в Сибири однажды осмеяли за то, что похвалил чай из душицы. И сказали: «На тебя это не похоже». Я нисколько не застыдился, но принял к сведенью эту информацию.
Хороши в чаю лист черной смородины, брусничный, черничный, земляничный, особенно ранней земляники. Кто-то любит черный как смоль чай, настоянный на зверобое. Ну и пусть любит себе дальше.
Я очень люблю чай, настоянный на липе, на липовом цвете. О, какая душистая липа в дельте Дуная, в Измаиле! Плоды и цветы не просто крупные, а очень крупные. Пока они сушатся, стоит золотистый запах меда. Но и потом всю зиму, доставая эти немножечко жесткие соцветия с длинным листком цвета молодого золота, ощущаешь тончайший аромат липового меда.
В чаю хороша и калина. Но о калине, как и всякой другой ягоде, другой разговор.
Я очень люблю использовать дикоросы, не эти, а только некоторые из них, в бане. Самая лучшая банная трава — это мята. А еще хорош отвар или настой эвкалипта. Но баня ведь к жратве не относится впрямую, хотя и очень возбуждает аппетит. Тут несколько слов я должен сказать про пост. В бане ведь есть некоторым образом пост или в некотором роде приготовление себя к разговлению. Так уж получилось, что мы все более начинаем ценить пост и видим в нем некоторую самоценность. Мне кажется, это не более чем обман трудящегося элемента. И что еще хуже — самообман. Пост значен и осмыслен только для разговления. Постом мы очищаемся, приготовляем себя к сотрапезе с Богом, принесением себе и ему некоторой жертвы. Пост есть не более чем самоочищение и подготовка. А просто так поститься, для того только, чтобы поститься… Все эти диеты с диетологами, с расчетами, идиотизмом калорий, все это не более чем производственная физзарядка и марширование строем всей страной в одно и то же время. Как и баня хороша только тогда, когда после нее можно попить чайку, поесть и поспать. Баня — есть самоочищение ради нагрузки, которая предстоит потом.
К дикоросам относятся также ягоды, которые мы собираем в лесу по штучке, горстью. Обсыпные, редкие. Я очень люблю землянику в смеси с черникой и с молоком. Хотя прекрасно помню, что за земляникой надо много-много ползать по солнечным полянкам. А сбор черники сопряжен с комарами. Есть еще такая прекрасная ягода — голубика или, как говорят белорусы, дуреника. Дуреника потому, что она очень эфирна, и долгое пребывание на болоте в зарослях голубики приводит к тому, что человек может заснуть или словить недолгий кайф.
Костянику обычно никто не собирает специально или нарочно. Просто идешь, собираешь грибы, а тут у тебя соплодие под ногами то там, то здесь. Съешь эту кисленькую незатейливую ягодку и понимаешь, что она существует так, для проходящих.
Ежевика на прожженных взгорках, на границах, на холмах. Ох! до чего сладка ягода! Одно плохо — много там бывает змей, так и шуршат. Самые мощные заросли ежевики когда-то были в районе Нового Афона. Если двигаться от станции по побережью в сторону генеральских дач; поди, уж там теперь ничего этого не осталось — экология заела. Ежевичные заросли я помню и в дельте Дуная вдоль уничтоженной границы, точнее вдоль уничтоженной пограничной колючки, куда не ступала нога нормального человека, а потому заросли были уж очень буйные и очень гадюшные. А в Закарпатье ежевика растет на самых вершинах обезлесенных горушек и холмов и там ее собирают ведрами, за пару часов — ведро.
Малина также легко собирается. Надо только залезть в малинник — и уж ведро за полчаса-час наберешь точно. Самый мощный малинник в Подмосковье у станции Луховицы. Он все растет и растет, как некая раковая опухоль, и туда съезжается вся Казанка. А мы когда-то в далеком детстве в Уваровском районе, теперь уж и района такого нет, недалеко от Поречья, в деревне Бурмакино, собирали малину тоже ведрами. Варили варенье, благо сахар надо было только тащить, а не доставать как ныне. Самое чарующее в этом варенье не само варенье, а пенки от него, быстро густеющие и ноздреватые.
Я пока еще ничего не сказал о такой ягоде, как облепиха. К ней отношение чисто медицинское. Есть ее просто так, по-моему, никто не ест. Таких медицинских ягод становится все больше и больше. К ним относится жимолость, не волчье лыко, к которому мы привыкли, съедобная жимолость. Ягода все более-более редкая и соответствующим образом все более-более дорогая. Сюда же относятся и лимонник, и калина.
Я помню морошку. Ее продавали бабы, вынося фунтики или стаканы к поезду Москва—Мурманск.
Но первой ягодой моей жизни была, конечно, клюква на подленинградских болотах. Ляжешь в зеленый мох, чувствуешь болотную сырость и холод земли, а в самом мху огромные на непомерно коротеньких, тоненьких ножках ягоды, полные кислейшего сока. Мама делала нам в то время из клюквы кисель или морс. Клюква хороша тем, что ее можно держать на морозе безо всякой опаски, что она пропадет. Наоборот, она только крепчает от мороза и гремит как горох. Холодный морс пился всегда по диагонали: чашки, стаканы, кружки ставили по диагонали всего стола, и каждый брал стакан, потом мог взять второй, третий и т. д., пока не выпивалось все. Тогда мама ополаскивала эту посуду и устанавливала новую диагональ. Она очень радовалась тому, что мы, как лапландцы, — любители этого морса. Он у нас в семье так и назывался — лапландский морс.
Есть еще одна прекрасная ягода — брусника, особенно сибирская. В отличие от нашей, белорозовой и мелкой, сибирская брусника крупная и темно-малинового цвета. Собирать ее одно удовольствие. В районе Урая я однажды видел, как мужики рано утром уже возвращались из тайги, неся на носилках здоровенный пакет килограмм на 20–30 брусники. Да я и сам, помню, набирал целлофановый пакетик на килограмм за 20 минут, и никаких проблем. Брусника держится всю зиму в бочках с водой и не закисает. Очень хороша брусника как закуска к водке. Она терпкая, и если ее посыпать сахаром, то горько-сладкая, но если не посыпать сахаром, то она будет горько-горько-сладкой и от этого становится еще более удобной закуской под водку.
Вот, пожалуй, и все дикорастущие ягоды, а если какие упустил, то наверняка что-нибудь тропическое или субтропическое. Бог с ним. Не скоро доведется нам шастать по этим колючим зарослям.
Про грибы можно рассказывать сколько угодно. Про грибы сушеные, маринованные, жареные, соленые, вареные, жаркое из грибов. Грибы культурные и грибы-дикоросы. Но, наверное, все равно больше и лучше Солоухина про это не напишешь, а краше, чем это сделано в «Мастере и Маргарите» Булгакова, не сочинишь.
Белый гриб универсальный: он и жарится, и парится, и варится, и маринуется, и в суп идет. Но все-таки лучше два способа употребления белого гриба — это сушеный белый гриб. Ах, какой суп из сушеных белых грибов! Как же он ароматен, как вкусен, особенно зимой! И маринованный, маленький, который еле-еле подцепляется на вилку, скачет по слизи и является лучшей догонкой к рюмашке водки, даже самого жуткого разлива.
Универсален и опенок. Я должен все же заметить, что все меньше и меньше остается в лесах благородных губчатых грибов и все больше и больше — опят. Грибы теперь собирают не все лето, а из крупных промышленных сборов только два раза: когда появляются опята. Две волны опят затеняют нам все остальные грибы. Хороший гриб опенок, ничего не могу сказать, особенно молодой. Во всех видах хорош, в том числе и сушеный. Но как-то скучно шастать по лесам весь сезон и собрать десяток белых, а раньше-то за один заход по 100 штук брали.
Из жареных грибов существуют два важнейших принципа. Первый — это жарить с большим количеством постного масла. А вот если в конце жарения добавить в грибы соус из сметаны и муки, то грибы получаются какие-то томленые, топленые.
Первые грибы — сморчки и строчки — вещь нежная и сама по себе, по-видимому, даже невозможная. Лучше всего их делать с картошечкой, нечто вроде жаркого, но опять же непременно со сметанным соусом. Я не очень люблю смешивать грибы с майонезом. Если есть возможность использовать сметану — надо использовать сметану, а майонез оставить под другие вещи.
Вот ведь и настанут такие дни и времена, когда станет возможным такой примерно разговор:
— Раньше картошку продавали на пятерку три.
— Штуки?
— Зачем штуки — три кило.
— И вечно-то вы врете, мамаша. Кто же это картошку килограммами покупает. Вы б еще ведрами сказали или мешками? Старый человек, а врете беспробудно.
— Не буду, не буду больше, внучек. Эх, сейчас бы картошечки.
— На хрен она нам нужна, импорт проклятый, нешто своей еды мало — вон корья осинового сколько, ешь — не хочу!
Классическая картошка — в мундире. Хорошо промытая, в круто соленной воде, чуть треснувшая. Варится она долго, зато экономия на отходах — очисток совсем тоненький. Да я с детства привык именно в мундире ее и есть: мытая ведь. Кто скотину держит — для себя картошку чистит, и весьма небрежно, а свинье в мундирах варит. Оно и понятно: картофельные очистки — хороший корм. Моя белорусская тетушка чистила картошку с таким припасом и с такой скоростью, что картошка как бы висела в воздухе, а огромные шматы очисток летели в широкое поросячье корыто.
Исходящую паром картошку тонко порежем, положим на каждый кругляш быстро тающий ломтик сливочного масла или польем постненьким, сверху — килечку, или селедку, или что там Бог послал из нехитрого, лучку — хошь репчатого, хошь — зеленого, в толстой граненой рюмашке, а лучше лафитничке — холодная зеленоватая от лимонной корочки родимая, грибочек рядышком, огурчик, помидорчик, задумчивость и рассудительность. В едоке картошки в мундире всегда есть чувство собственного достоинства и самодостаточность.
Печеная картошка — блюдо бродяг и детей. По осени, по провинциальной или загородной осени, когда палят костры из желтых листьев и старых веток, из того, что умерло и больше не вернется, когда седой и сладкий дым плывет между задумчивых пустот, мне вспоминается былое и иное, как бы не я теперь, а только там, в давнишнем, я был собой и настоящим был, и сладко так, до замирания и слез, от острых незабвенных далей, так тянет то побегом, то любовью, то разговором, о великом и ничем, и хочешь верить, что все вернется, будет как тогда, что, может быть, и жизнь — лишь повторенье прекрасного и незабвенного в тебе.
О, разломи ее напополам, сольцой присыпь, измажься и снова приобщись к исконному и верному в себе!
Жарить картошку можно либо соломкой, либо кругляшами, чем тоньше режешь, тем лучше, вкусней и элегантней будет картошка. Можно жарить на сале — будет по-деревенски, с непередаваемым и неподражаемым деревенским ароматом, можно на сливочном масле, по-городски, можно — на постном масле, как ни странно — лучше всего на пальмовом, можно, наконец, на маргарине, по-бедному. Жарить надо сначала на среднем огне и в открытую, переворачивая румяные пласты на-гора, а заканчивать лучше на малом огне и при закрытой крышке. Еще можно жарить во фритюре, но это уже будет по-бельгийски, не по-нашему. В почти готовую картошку можно добавить тушенку, кильку в томате, даже иваси, хорошо также разбить и распластать два-три яйца.
Совсем другое блюдо — молодая картошечка, жаренная целиком, маленькая, стало быть, на русском масле, обсыпанная укропчиком густо-густо и подаваемая с малахольными. Первая в сезоне молодая картошечка — ритуал и священная трапеза, всей семьей, на трезвую голову: мол, вот и дожили до новой картошки, слава тебе Господи, теперь уж не пропадем.
В отварной картошке нет никаких секретов: это и есть простая пища по понятию. Хотите удивить гостей — подайте отварную картошку — изысканный наив. Впрочем, теперь гостя можно удивить всем. Есть такая московская шутка:
— Руки с мылом будете? Или чай без сахара? Или, может, просто потанцуем?
Перед готовностью отварную картошку хорошо бы заправить югославской овощной приправой. А еще можно подать ее по-волжски: с кусками спелого арбуза.