— В парк! — заявила Лиза.
— А я хочу в берёзовую рощу, грибы собирать, — важно сказал Витёк.
— Ладно, решим по ходу, — Орлов глянул на часы. — Айда за Тоней!
Двухлетняя Тоня, дочь Орлова от третьей жены, Маргариты, проживала с мамой на набережной, возле Коммунального моста. Вся компания поднялась на лифте на восьмой этаж — и радостная хохотушка Тоня присоединилась к ним.
— Теперь — за Кешей. Полный вперёд!
И они помчались на правый берег, где на окраине проживала четвёртая жена Орлова, Земфира, с его самым несчастным и самым любимым ребёнком Кешей — восьмилетним дебилом-дауном, очень похожим (конечно же, только внешне) на своего легкомысленного и беспутного папу. И вот уже все впятером отправились снова на левый берег. После бурного обсуждения решили всё-таки ехать в центральный парк. А там их поджидали всевозможные развлечения и сладости.
Для начала зашли в кафе — и Орлов взял всем по мороженому и по молочному коктейлю. Потом Лиза попросила жвачку — и пришлось покупать эту гадость для всех. В этот день Орлов ничего не жалел для своих детей, раз в месяц можно и раскошелиться (если не считать алиментов, которые он исправно платил всем четырём жёнам).
Посетили комнату смеха, потом комнату страха (вторая понравилась детям больше — скелеты, вампиры и прочая забавная нечисть). Потом прокатились на колесе обозрения — и Орлов показал детишкам с высоты птичьего полёта, где что находится в их родном городе.
— А вон мой дом! — кричала Лиза.
— А вон мой! — ревниво подхватил Витёк.
— И мой! И мой! — визжала счастливая Тоня.
— Га-га-га! — радовался и глупый Кеша, который в свои восемь лет ещё не умел разговаривать.
Потом прокатились на детской железной дороге, а потом — на большой карусели.
Сидя рядом со своими детьми в карусельной кабинке, обнимая их, прижимая к себе их кукольные нежные тела, Орлов чувствовал себя очень счастливым. Карусель вертелась, мелькали чужие лица, а рядом, совсем рядом были родные, сияющие мордашки детей, его детей, его любимых ненаглядных детишек.
— Эй, быстрей, карусель! — кричала Лиза. — Крути сильнее, карусельщик!
— Га-га-га! — кричал Кеша.
— Ах вы, мои орлята! — с умилением произнёс Орлов. — Птенчики вы мои сиротливые…
— Орлята учатся летать! — пропела Лиза и засмеялась, глядя на папу.
Они долго ещё развлекались, испробовав почти все аттракционы. Наконец день семейного счастья подошёл к финалу. Орлов развёз детей по домам и уже поздно вечером вернулся в свою однокомнатную холостяцкую квартиру.
Улыбка блуждала по его лицу, пока он раздевался, принимал душ, заваривал кофе, усаживался перед телевизором.
— Как хорошо, — сказал он, продолжая улыбаться и обращаясь к самому себе, а может быть, и ещё к кому-то, — как хорошо, что я — один… бог ты мой… как хорошо… как спокойно… как тихо.
Жена с дочерью затеяли в квартире евроремонт и сплавили Сухова на весь август в Переделкино, в последний Дом творчества, оставшийся от разворованного Литфонда.
— От тебя всё равно дома проку мало, — сказала холёная супруга, — будешь только под ногами путаться. На дачу не заработал, вот и катись в Переделкино. Может, что путнее наконец напишешь.
Она была права. В последние годы Сухов окончательно убедился в том, что всё его прежнее многолетнее творчество никому не нужно. А ведь целый стеллаж в домашней библиотеке занят его книгами! Тут и трилогия о Гражданской войне «Пылал закат», и повесть для юношества «Любовь не игрушка», и роман-эссе «Окно в завтра», за который он на заре перестройки отхватил государственную премию. И много чего ещё. Но всё это — в прошлом, а прошлое, как поётся в старинном романсе, кажется сладким сном. И давно уже нет новых книг, нет и переизданий, и на старости лет Сухов превратился в нахлебника, паразита, живущего на заработки предприимчивой супруги, ведь нельзя же всерьёз принимать его скудную пенсию, даже и с лужковскими добавками.
Так что спорить с женой он не стал и охотно отправился в Переделкино.
Поселили его в старом корпусе со сталинскими колоннами на фасаде, на втором этаже, рядом с большим балконом. Последний раз он был в этом заведении в августе 1991-го, в те самые дни пресловутого путча, когда Сухов, ещё бодрый и почти молодой, каждое утро после завтрака уезжал на литфондовском УАЗике в Москву, «на баррикады». Вечерами, возбуждённый и полный революционных впечатлений, он возвращался в дом творчества и горячо рассказывал коллегам по перу обо всём увиденном.
Господи! Какой же я был тогда молодой и глупый, подумал старый и умный Сухов. Какие мы все тогда были глупые. И как быстро, катастрофически быстро мы все постарели.
Он шёл по коридору на первый свой нынешний завтрак в столовую — и поглядывал на развешенные по стенам фотографические портреты знаменитых некогда, а ныне полузабытых писателей, былой гордости отечественной литературы… И где они все? Ведь многие же ещё живы. но ни слуху о них ни духу!
И в столовой почти никого не было. Сухов насчитал человек десять, не больше. Согбенные старики и старухи, серые тени, еле живые призраки прошлого, привидения соцреализма. А ведь тогда, в девяносто первом, этот зал был полон и Дом творчества был битком набит писателями… Куда ж они все подевались? Неужто вымерли, как динозавры иль мамонты?
— Что-то мало нынче писателей, — заметил он подошедшей официантке, худенькой кареглазой девушке в джинсах и зелёной кофточке. — На весь корпус — не больше дюжины.
— А в новом корпусе — вообще ни одного, — подтвердила она. — Приходится сдавать его в аренду лётчикам с Внуково. Да и эти писатели, — кивнула она на старичков за соседними столиками, — больные все… По ночам скорая помощь приезжает — то к одному, то к другому… иногда и увозят.
— Странно, — задумчиво произнёс Сухов. — Очень странно.
— Что будете кушать? — спросила официантка.
— А что есть?
— Перловая каша, варёное яйцо, творог со сметаной.
— Годится, — сказал Сухов. — Как ваше имя, красавица?
— Катя, — она чуть порозовела.
— Так вот, Катюша. Несите всё, что есть. А обедать я сегодня не буду, вы уж меня не ждите… Разгрузочный день! — Он рассмеялся. — Хочу поработать, не отвлекаясь. Подкреплюсь днём яблочками — и хорош.
— Ваша фамилия — Сухов? — спросила Катя, сверяясь с какой-то бумажкой.
— Так точно. Артемий Сухов.
— Простите… вы — Артемий Сухов? — повторила она растерянно и даже изумлённо, примерно так, как если б он назвал себя Аркадием Гайдаром или Дарьей Донцовой. — Тот самый Сухов?
— Какой — тот самый? — и он подумал испуганно, что она, вероятно, приняла его за кого-то другого, из новомодных.
— Ну… который написал книжку «Приключения Винтика»… Это вы?
— Да-а… был такой грех в молодые годы, — усмехнулся Сухов и покачал головой. — Если честно, Катюша, про Винтика я сочинил ради денег. в те времена за детские книги очень хорошо платили…
— Да при чём тут деньги! — вспыхнула Катя. — Это же моя любимая книжка! «Приключения Винтика» — это… это… это почти так же здорово, как Гарри Поттер! Я читала вашу книжку раз двадцать, не меньше!
— А я уж её и забыл совсем, — Сухов вздохнул. — Так что, не знаю, Катюша, радоваться мне вашим словам — или печалиться.
— Конечно, радоваться!
— А другие мои книги вы читали? Например — «Любовь не игрушка»… А?
— Н-нет… не помню… Но «Приключения Винтика» — это классная книга! Просто супер! Она мне от мамы досталась — такая старенькая, потрёпанная, зачитанная вся. У меня её все девчонки в классе выпрашивали, чтоб почитать!