И действительно стал хорошим артистом.
Однако не перестал наблюдать за людьми.
Никто на свете не изучил человека так хорошо, как он, вот почему он играл всё лучше и лучше.
Он знал, как смеётся юноша, скачущий по просторному влажному после дождя полю.
Знал, как смотрит девушка на цветущую под её окном сирень.
Знал, как дрожат от волнения руки у старика, когда он вскрывает конверт с письмом от внука.
Знал, как вздрагивает, в какое возбуждение приходит малыш, впервые увидев птичку.
Он знал уже всё, что должен был знать.
И вдруг обнаружил, что хотя и не стремился к этому, стал необычайно проницательным: постигал мысли человека, догадывался о них по его виду, по его взгляду.
Радость артиста не имела предела.
Ведь он будет играть ещё лучше, угадывая, о чём человек думает, чего хочет.
Нет, не о славе и популярности помышлял артист. Он любил своё дело и радовался, что сумеет ещё сильнее захватить и взволновать зрителя.
…Однажды зимним утром артист шёл через городской сад.
Падал снег.
В саду было безлюдно.
Пройдя заснеженную аллею и свернув в сторону, он увидел на берегу пруда молодую женщину и девочку лет шести. Они сидели на скамейке и смотрели на воду.
«Девочка мечтает о каких-то больших птицах», — мелькнуло у артиста.
Но он не обрадовался своей прозорливости.
Он не видел лица девочки и всё же почувствовал, что ей грустно. И у него больно сжалось сердце.
Тут девочка спросила мать:
— Куда девались лебеди, что плавали в пруду?
— Улетели, доченька.
И у матери был грустный голос.
— Все улетели? — допытывалась девочка.
— Думаю, все.
— А когда вернутся?
— Летом.
— Ой, как долго ждать, — со вздохом проговорила девочка.
И тут артист ощутил, что его тянет взмахнуть руками, словно крыльями.
Он развёл руки, с силой вскинул их, опустил, снова вскинул и взлетел.
И уже лебедем опустился на пруд.
— Мама, мам, смотри, лебедь прилетел! — вскричала девочка и кинулась к пруду.
— Да, правда! Это лебедь, настоящий лебедь! — обрадовалась и мать.
Лебедь по воде плыл.
Девочка не отрывала от него глаз.
Мать с трудом увела её.
Едва они исчезли из виду, артист принял человеческий облик.
Еле доплыл он до берега, продрогший в ледяной воде.
Мокрый с головы до пят, постоял, растерянно говоря:
— Э-э, плохо дело! Это ещё что за напасть… И, недоумевая, пошёл дальше.
Гулявшие в саду горожане узнавали артиста, когда он проходил мимо, и изумлялись, почему он весь мокрый, спрашивали — не помочь ли?
— Нет, спасибо, не беспокойтесь, — отвечал артист, дрожа от холода.
И продолжал путь.
Неожиданно он снова почувствовал непонятное волнение. С ним явно что-то творилось. И тут услышал откуда-то сверху:
— Цуго! Цуго! — обращался кто-то ласково к собачке, а по голове почему-то гладили его — артиста.
Он вскинул глаза и увидел мальчика. Мальчику было годика три, но ему он показался великаном.
Артист глянул на свои ноги и, обнаружив вместо них лапки, понял, что превратился в щеночка.
«Пропал я», — подумал он про себя и во всю прыть помчался по аллее. Тщетно гнался за ним мальчик — он успел нырнуть в кусты.
— Э-э, плохи дела, — повторил он, вновь став человеком, и усмехнулся.