14525.fb2 Журнал «День и ночь» 2011-03 (83) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 60

Журнал «День и ночь» 2011-03 (83) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 60

Тему жанра продолжает статья Владимира Козлова, лауреата премии «Вопросов литературы» 2010 года за лучшие выступления по современной литературе — «Использовать при прочтении. О жанровом анализе лирического произведения». Критик иллюстрирует свои рассуждения жанровым анализом стихотворений Олеси Николаевой и Бориса Слуцкого. Проблему жанра исследует и главный редактор журнала Игорь Шайтанов, открывая читателю творчество Ярослава Смелякова с совершенно неожиданной стороны.

Интересна статья Артёма Скворцова о межтекстовых связях с предшественниками в поэзии Олега Чухонцева: правда, порой несколько казуистично выглядит попытка «упаковать» заведомо вторичные стихи, выдав стилистическую и интонационную несамостоятельность за органичную связь с традицией — оттого статья порой носит характер расследования. Раздел «Филология в лицах» посвящён работам Н. Тамарченко («Поэтика Бахтина») и А. Холикова «Плод занимательной науки. Из размышлений над жанром биографии литературоведа» (о недавно появившейся монографии Н. Панькова «Вопросы биографии и научного творчества М. Бахтина»). В рубрике «Портретная галерея» Мина Полянская вспоминает о своём преподавателе, литературоведе и критике Науме Яковлевиче Берковском, воссоздавая атмосферу взаимоотношений в литературном сообществе тех лет. Рубрика «Над строками 1-го произведения» посвящена композиции и архитектонике «Доктора Живаго» (В. Тюпа). Материалы о Киммерии Максимилиана Волошина (Б. Полетавкин, Н. Мирошниченко, О. Байбуртская, И. Палаш) составили раздел «Литературный музей». В статье «Проволока над током памяти» Лев Аннинский пишет о Нине Королёвой, а Вл. Кривонос — об освещении Юрием Манном жизни и творчества Гоголя.

Название рубрики «Книжный разворот» говорит само за себя, а под заголовком «В шутку и всерьёз» Рафаэль Соколовский воспроизводит подробности словесной дуэли Ленина и писателя, сатирика Аркадия Аверченко.

«Интерпоэзия»: эмигрантское и неторопливое

В журнале, выходящем в Нью-Йорке с 2004 года, преобладает поэзия состояний с интонационной медлительностью и отличительными чертами эмигрантской линии. Номер 3 (2010) открывается обширной подборкой Андрея Баумана, поэта, несомненно одарённого, мастера передачи тончайших деталей и природных состояний. Подобно Мандельштаму, поэтом движет стремление «постигнуть всего живого ненарушаемую связь». Правда, мандельштамовское влияние — не только семантическое, но и интонационное — порой отдаёт подражательностью. Когда будет преодолено это влияние (от прямых реминисценций — «колосьями шумит у изголовья» в концовке стихотворения, «что кровь по венам движется любовью»), когда уйдут тривиальные, общепоэтические начала вроде «Человек выходит из дома, / собираясь купить к столу немного вина и хлеба» или слишком опрощённые концовки («и цельный напролёт распечатленный мир / уловлен в этот миг и без остатка явлен») — тогда, на мой взгляд, Андрей Бауман имеет все шансы состояться как поэт, обретший собственный голос.

В стихотворении живущей с 1991 года в США Ирины Машинской «Книга» — черты, свойственные современной эмигрантской поэзии: некоторая интонационная вяловатость и лексическая неуклюжесть («нарядная, у стола — скатерть в сто ватт — открыта / дверь, с порога я вижу вазочки и закуски / будем с тобой чай из чашек московских»), словно продиктованная отлучением от родной языковой стихии; географическое разделение на «здесь» и «там» с уходом в метафизическое измерение:

Там волна волну залатает, фольга золотаяэто ещё не точка, это лишь запятаятам вода воду тешит, волна волну утешает,и что ещё не бывало, уже бывает

Сродни Машинской и Светлана Мамедова, родившаяся в Ташкенте, но в настоящее время живущая в Сиэтле (США). Несмотря на талант, остро чувствуется отсутствие или недостаточность литературной среды, вынужденная отстранённость от русской стихотворной традиции. Иногда эта отстранённость нивелирует художественное значение стихотворения ввиду композиционной и рифменной небрежности, не ощущаемой автором:

Шагами обмануть пространствоТерпеньем высветлить печальОставить след средь многих строчекСловами скрыв значенье точек

По-восточному неторопливы, размеренны стихи Данила Файзова — отправной точкой лирического сюжета становится мгновение, словно выхваченное из городской суматохи и символизирующее возможность подумать о смысле жизни.

А когда ты память словно пиджакПовесишь на спинку стулаНа семи ветрах прилетят к тебе молодые гостии предстанет мир муравейником или ульемоставляя в прошлом свои вопросы

Жизни, как водится, сопутствует её оппозиция, присутствие которой выражено в стихах Файзова различно: так, в интересном стихотворении о диалоге Москвы и природы столица побеждает природу в споре, возвышаясь, но и идентифицируясь с ней.

москва отвечает на то я здесьчто тебя-то спросить забылиоттого что ты это я и естьесли вдруг кому непонятнои велит столица звонить и петьи стоят солдатики оловянныи у них на кокардах-погонах пятнаа в руках боржом сулугуни винаи батон нарезная смерть.

Юсуфа Караева можно назвать поэтом тонкой душевной организации: мотивы обиды и непонимания человека в меняющемся мире повторяются в его подборке. Непонимание — в дидактичном стихотворении о ребёнке и взрослых, смотрящих на него с высоты возрастного полёта; непонимание — в разговоре с любимой, на признания отвечающей «я тоже». Стихи балансируют на грани верлибра и лирической прозы — часто возникает не совсем мотивированная расстановка межстрочных пауз с одновременной прозаической нарративностью.

Ты быстро обижаешься на то чего нетНа твою собственную обидуКак потерянная игрушкаЛежащая под кроватью несколько днейТвоя недосказанность чувств и нежелание

Юлий Хоменко — мастер короткого ироничного пейзажа. Подборка в «Интерпоэзии» получилась в каком-то смысле космополитичной: замкнутость побуждает лирического героя к искусственному, порой метафизическому расширению пространства. Снега Вены осенней — те же, «что метут на Москву с Енисея», сады и парки Вены напоминают Петербург. За внешней лёгкостью восприятия — тоска по родине, которая, как известно, «давно разоблачённая морока». В стихотворении про облако — мотив вынужденной заброшенности в чуждый мир:

Впрочем, что ж разводить художества? —В синь забросили, не спросили.А оттуда — просёлков множествоПо Бразилии, по России.

Эмигрантскую линию продолжает и Александр Мельник, живущий с 2000 года в Бельгии. Неуют в чужой стране обуславливает и перевоплощение в другой облик, и горестные признания:

Помешала карма мне стать котом,не мечтать о бренном и о пустом —кувыркаться, мурлыкать и щурить глаз,да консервы из банок съедать за раз.Сбили с толку кочевника миражи.Я не должен, дружище, не должен жить.

Стихи Олега Вулфа рассчитаны на погружение в определённую атмосферу, более важную, чем формально-логическая выстроенность: трудноуловимый поток звуково-ассоциативных связей ведёт через кочки и зияния смысла.

Узкую песню тянут, что было сил зажмурясь, сжав кулаки, из ртов.Керосиновый луч подними, освети их лица истцов.Песней обнесена на свету оса. Свинчена в ось пыльца,спасена, к вечеру лишь осыплется.

Зыбкими ассоциативными связями пронизана и подборка Гедалия Спинадель, где преобладают в основном верлибры, пронизанные генетическим ощущением рода:

Ковш экскаваторас налипшею землёйДевчонка тонкаяБегущая в метро по переходуЦерквушка жёлтаяЧья колокольня высокоСвой крест несётСреди желтеющей листвы и голых веток —Родня моя в пространстве утра

Следом идёт поэтическая проза Маргариты Меклиной «Совы Вейвея» об уничтожении выставки художника-авангардиста в Шанхае, предваряемая авторским предисловием. В разделе «Verba poetica» читатель найдёт небезынтересную статью Владимира Гандельсмана о Софии Парнок. Там же — мудрая и точная статья Елены Игнатовой «Кто мы? Ленинградский андерграунд семидесятых», написанная почти тридцать лет назад и напечатанная в самиздатовском журнале «Обводный канал». Вопросы, затрагиваемые в статье, гораздо шире названия — о литературе вообще, связи её с традицией, конформизме и нонконформизме. О поэзии самой Елены Игнатовой дельно и проникновенно пишет русский поэт, живущий в Иерусалиме, Анатолий Добрович; в разделе «Новые книги» опубликована и рецензия Евгения Абдуллаева на книгу Игоря Меламеда «Воздание». «In memoriam» посвящён памяти Анны Яблонской — драматурга, поэта, автора «Интерпоэзии», погибшей при теракте в аэропорту Домодедово 24 января 2011. О ней вспоминает Виталий Науменко, а Виктор Ивашв посвятил памяти Яблонской стихотворение — на удивление художественно состоятельное и не тянущее на альбомное, что нехарактерно для посвящений.

Говоришь объедающий голодговоришь что всё просчитали енота ожоговой трогаяиз плоящейся раны достали на древо с его карусельюкалендарик дарёный глядитнад сушёною ссученой ельютой что буквой засохшей кроит[…]

Также в журнале опубликованы переводы Дана Пагиса (классика современной ивритской поэзии, 1930–1986) Александром Барашем и новый перевод с английского Владимиром Ермолаевым поэмы Томаса Элиота «Полые люди».

ДиН дебют

Юлия Балабанова[69]Забылись над бездной

Замри… Смотри: твоя рука застыла на гитарной глади.Не убирай её пока… Хочу попробовать в тетрадиЕё нарисовать… Вот так. Нет, не смотри!.. смотри на руку,Под кожей движется по кругу, пульсируя гитаре в такт,Живая жгучая волна… Смотри: рука твоя бледна,И по рисунку вздутых жил я разгадаю, как ты жил,Как бил ладонью по стеклу, пытаясь достучаться внутрь,И как на пепелищах утр руками разгребал золу.Как сжать в кулак ладонь пришлось… Но в тонких пальцахнежным токомТа дрожь, когда ты ненароком дотронулся моих волос…И как она на гриф гитарный легла, молчанью вопреки.Замри… Не убирай руки…

Тайный гербарий

Память беседует с нами на мёртвой латыни.Время куражится, наши эпохи листая.Прах обращается в хлам, в сувениры — святыни.Птица не помнит гнезда, уносимая стаей.Колос не помнит зерна, из которого вырос.Прошлое — сон. И его не поймаешь с поличным.Память хрупка и прозрачна, как древний папирус,Хоть долговечна, как он, и, как он, символична.Память жестока и так своенравна. Но в пареС ней — ускользающей, тающей и бесполезной —Я собираю упрямо в свой тайный гербарийЗёрна, колосья и птиц, что забылись над бездной.

* * *

У женщин должны быть дети и длинные волосыБывают, конечно, с короткими волосами.Бывает даже, что вроде бы им идёт.Но ведь короткие, согласитесь сами,Это же вызов. А длинные — наоборот.С детьми сложнее. Бывает, не вышли дети.Их просто так не найдёшь, не купишь за деньги.А надо платить всегда намного дороже —Жизнью другой. И собою другою тоже.Мир больше не бьётся на чёрно-белые полосы.Становится проще. Или наоборот.У женщин должны быть дети и длинные волосы.Можете спорить. Но с верой не спорят. Вот.

Сомнамбула

Сомнамбула, спящий пророк,Босыми ступнями по полу,Крещенский не чувствуя холод,Шагаешь в назначенный срокНавстречу светилу. Очнись!Твои небеса под запретом!Ты тянешься вверх и при этомБезудержно падаешь вниз.Полёт твой не больше, чем сон.Его траекторию зная,Шумит голубиная стая,Испуганно взмыв под балкон.Но шаг безвозвратный вовнеТы сделал — во сне, наяву ли —И голуби шеи свернули,Теряя твой след на Луне.

* * *

Когда темно в душе поэта,Как тень, черны его стихи.В них нет ни запаха, ни цвета,Они пустынны и глухи.И, многократно отражаясь,В них черноточат злость и страх.Земля холодная, чужаяГлядит на нас в его стихах.Лишаясь музыки и света,Всё гибнет, прикоснувшись к ней.И тёмная душа поэтаЧем одаренней, тем страшней.

* * *

Душа, как нищенка, нагая,Решила помогать другим,Поскольку проще, помогая,Себя не чувствовать нагим.Любви разбрасывая семя,Она рассказывала всем,Как просто, став любимой всеми,Себя не чувствовать совсем…

Из цикла «Графоманки»

Работала Клавдия ЯковлевнаУчителем в среднем звене.Тоску свою Клавдия ЯковлевнаНочами топила в вине.Но были за Клавдией ЯковлевнойЕщё не такие грехи —Почтенная Клавдия ЯковлевнаУкрадкой писала стихи!Бывало, у Клавдии ЯковлевныКонтрольная или «окно» —Задумалась Клавдия Яковлевна,Уставилась молча в окно…Директор ей: «Клавдия Яковлевна,Нас вызвали в райисполком»,А дети ей: «Клавдия Яковлевна,Колбаскин опять под столом!»Воспрянет тут Клавдия ЯковлевнаКубанских томатов красней —Не трогайте Клавдию Яковлевну,Поэма рождается в ней!

* * *

Она была голодноюИ бедною была.И платьице немодноеИстёрлось добела.Нелепая, неверная,Без связей деловых,Стихи писала скверныеИ скверно пела их.И жизненной изнанкоюСвой краткий век жила,И в подворотнях с панкамиИ пела, и пила.Цвели цветы неяркиеВ бесхитростной душе.Лишь панк поёт под аркою,Где нет её уже…Пускай же всем отплатитсяНесчастное житьё!И выцветшее платьице,И худенькие пальчики,Углы чужие, съёмные,И спившиеся мальчики,А самое-то главное —Как провод, оголённая,Никем не оценённаяПоэзия её!

* * *

Когда на обрыве стоишь речномИ сердце твоё звенит,И вечность ты чувствуешь за плечом —Он рядом с тобой стоит.На шумной пирушке сквозь гам и смехНе разобрать ничего,Но вдруг накрывает молчанье всех —И это голос Его.Он был вместе с нами лишь миг назад —Невидим, но ощутим.И всё, что хотели бы вы сказать —Уже подумано Им.На ярмарке этой мы все равны,И каждый здесь оценён,Но всё, чему мы не найдём цены —Одно из Его имён.

Инкогнито

Когда на князя находил подобный стих, он облачался в серый редингот, надвигал до бровей широкополую шляпу, и каждый, кто встречал его в таком виде, понимал, что князь вышел «инкогнито» и узнавать его отнюдь не следует…

Э. Т. А. Гофман
«Житейские воззрения кота Мурра»У меня такой сегодня стих:Я надену серый редингот,Нахлобучу шляпу до бровейИ пойду инкогнито гулять.Будут думать: «Кто это идёт? —Что-то мы не видели таких…»Я же затанцую — гоп-ля-ля!Прихлебнув из горлышка портвейн.Я смогу смеяться и кричать,Я смогу французский петь шансонГолосом, каким его поётСерж Гинзбур или Эдит Пиаф.Захочу — пройдусь и колесом,Не страшась испачкать редингот!Лишь боюсь, что, вверх ногами встав…Шляпу потеряю невзначай.

Артём Трофимов[70]Пламя по имени Время

Из дневника

Жизнь — комната, в которой идёшь с завязанными глазами, — входишь в неё через дверь, медленно пробираешься наощупь вдоль стенки, спотыкаешься о шкафы и, когда уже стенка подходит к концу, нащупываешь собственными руками ту самую дверь, через которую вошёл.

Современный человек всё больше напоминает мне семя одуванчика, чьё будущее полностью зависит от ветра, и, вместо заботы о будущем, оно лишь гадает о нём.

Рвалась бумага в клочья и разлеталась по всему дому. Ведь даже белую, как снег, бумагу жестокий мир создаёт для того, чтобы люди написали на ней чёрные буквы.

Как приятно иногда провести рукой по краю бумаги, которая разорвана в порыве чувств, а не по остро отшлифованному стандартному заводскому её краю.

Лист с моим детским стишком…

Дворник мечет бескорыстноМётлы в сердце сентября.Он сметает эти листья,Как обиду на тебя.
Было если бы так просто:Позабыл — из сердца вон!Отчего же так несносноПо утрам проходит сон?..Что ж, мы, люди, не безгрешны.Кто же ангел есть из нас?Отчего обидой вешнейНас ломает сей же час?
Вся жизнь — обман. И все мы в ней — вруны.Мы все, бессовестно скрываясь от луны,Как реки мутные, в житейской мгле течём…Где ж устье? Где исток? Речные валуны?

* * *

Будет вновь под стопою моей борозда,Буду к звёздам лететь, и хмельная звездаОбуздает мой разум — и врежется в зубыБедолаге Пегасу стальная узда…

* * *

Как осенний листок,Тихо с ветром играетЛист с моим детским стишком.

* * *

Не могу я сказать ничего:Ведь нарушат словаПервозданную тишину.

* * *

Первый снег в сентябре.Веет холодом хмурым.И всё же, как рад народ!

* * *

Выползла черепахаИз-под панциря своего.Как же он будет теперь?

* * *

Что же сожглоЭти осенние тополя?Пламя по имени Время.

* * *

Новое утро.Наверно, и солнцеВздыхает со сна.

* * *

Придорожная лужа.Не замерзает онаОт осеннего снега.

ДиН мегалит

Александр Вавилов[71]Огненный шар

Гоголь

Мёртвый том вторых душ. И в котельной темно.Гоголь вышел во двор. Баррель спирта был выпитЗа пятнадцать минут. Всё давно решено…Это бегство в Москву словно «Бегство в Египет».Пусть холопы молчат под еврейскую речьИ цыгане гурьбой провоцируют БогаНа глобальный гипноз. Но уже не сберечьПопуляцию смысла внутри диалога.Долговязый ямщик, отрицающий смерть,Припаркует коней у кладбищенской стойки,И хозяйка пивной нанесёт на скатертьПоросёнка, десерт, буржуазные слойки,Восемь рябчиков, семь кружек нефти, и шестьКружек нефти времён аравийской добычи…Чтоб хоть в пляс, хоть вразнос. Или просто поесть.И стихи посвящать потребляемой дичи.Никакой новый том не поможет принятьПолоумных гостей — желтоглазую погань.Гоголь вышел во двор… от и краткой до ятъКуролесил и пел, ибо кто, как не Гоголь?Гоголь шёл мимо тьмы, то есть как бы сквозь тьму,То есть прямо по тьме весь как будто из морга…И сверчки-светлячки улыбались емуНарочито назло, принудительно долго.Мёртвый том вторых душ закоптил статус-кво.Гоголь вышел во двор — в безрассудство и в глину,И хозяйка пивной догоняла его,Чтобы бросить упрёк в безупречную спину.

Огненный шар

Это судьба. Время течёт вспять.Огненный шар. Дна у Земли нет.Бог не придёт. Некуда здесь встать.Тем, кто в огне, трудно любить свет.Тем, кто в огне, проще познать страх.Тем, кто в огне, сложно принять дым.Нечего ждать. Даже душа — в прах.Некого ждать. Он не придёт к ним.Он не найдёт в этом огне путь.Как находить, если пути нет?Скрылась в дыму та, что почти суть…Это «почти» суть обратит в бред.С этим «почти» не заглянуть встарь…Как постареть — время течёт вспять.Он промолчит. Мысль облетит гарь.Он бы сказал, если б умел врать.

Швея

Швея курила и пила кагор,И шила срок бездомному коту,И выходила в тёмный коридорС неоновым фонариком во рту.Потом швея стояла у двери,Потом швея стояла у окна…Но что творилось у швеи внутриНикто не знал. Особенно она.Потом швея снимала бигуди,И улыбалась, глядя на сервант.Всё лучшее осталось позади —Ямайка, Никарагуа, Тайланд…А впереди — один сплошной Тунис,И множество гавайских негритят.Теперь уже бухать помойки близКрасноармейцы ей не запретят.А ведь на швейной фабрике в ТоржкеОна была когда-то на виду!И пела на швеином языке,И вкалывала только за еду.Потом она отбилась от руки,Похитила со склада акваланг,И стала жить в землянке у реки,И каждую субботу грабить банк.Бобры в ней отмечали прыть и стать,Когда она купила им гамак,И разрешила акции скупатьНа рынке обесцененных бумаг.Швею Венерой звали моряки,Но террористкой в аэропорту…И вот теперь она в конце строкиСидит и шьёт. Бездомному. Коту.

Корабли

Комната, прокуренная нами.Сжатый воздух. Лампочка в пыли.На обоях синими волнамиМоре размывает корабли.Из колонок слышен тембр Стинга.Фоном. А во взгляде — корабли.В общем-то, обычная картинка:Волны плюс отсутствие земли.По обоям движется цунами,И прибой вливается в отбой.Комната, прокуренная нами…Пустота, воссозданная мной.

Констанция

Нет, Констанция, констант отныне нет.Есть фонарь, и есть бутылка вискаря.Мне пятнадцать. Я не старше. Яркий светНадо мною. Это мягко говоря.Ты, казалось бы, запуталась в делах,Но и я за это время встрял в долги…Я всё чаще не танцую на балахИ во взгляде множу степени тоски.Понимаешь, мне давно плевать на тоС кем ты раньше не спала, а с кем спала.Я такой же ненормальный, как никто,Я кормлю себя объедками стола,Я расклеил облигации на дверь,И на флюгер, и на спину ямщику…Никакой дуэльный кодекс мне теперьНе поможет возвратить себя в строку.Никакой дуэльный кодекс мне ужеНе расскажет, чем для пули стал полёт.Я застрял на самом крайнем рубеже…Я уверенно не тот, не тот, не тот.Дорогая, мне давно пятнадцать лет,Я в старение не верить устаю.Я из всех к усадьбе пригнанных каретПредлагаю выбрать самую твою.Мы умчимся в обмельчавшие моря.Я давно имею виды на талант…Ты имеешь много больше и не зря.Туш, Констанция! Отныне нет констант.

Мисс Марпл

Я зачем-то ночью ушёл из паба,Плыл по Фрунзе, думал, аки богема:Мисс Марпл — золото, а не баба!Афродита пенного Бирмингема!Хулиганы дико её боятся…Ведь старушка очень легко одета.Помню, как-то в серии триста двадцатьГопник Томми плюнул в неё за это.Мисс Марпл ходит в зелёной шляпке…Ни инсульта нет у неё, ни тромба…Вот бы дома мне находили тапкиМисс Марпл и детектив Коломбо.Не боится американских горок,Не боится чёрного пистолета…Если честно, в серии триста сорокБайкер Билли плюнул в неё за это.Как приятно, встречные видя лица,Плыть вдоль Фрунзе гордо и молчаливо.И, конечно, спьяну мне будет снитьсяМисс Марпл. К чёрту такое пиво!Мисс Марпл, знайте, что на УралеКто-то плачет ночью под звездопадом.Вы мне стали ближе агента Скалли…Я Ваш Малдер. Истина где-то рядом.

Части речи

Разбери на части прямую речь,Позже — собери из неё такси…Полагаю, поздно себя беречь,Так что успокойся, не мороси —Собери такси и прильни к рулю.Как ты понимаешь глагол «прильни»?Синтаксис, подсевший на коноплю,Славился глаголами искони.Поезжай по встречной, по кольцевойПод предлогом «на», если «но» предлог.Если подтвердится, что ты живой —Сядешь в третий раз на четвёртый срок.Завтра-послезавтра найдёшь ответ,Стоило ли речь превращать в такси?Стоило ли ездить на синий светПод предлогом «Господи, упаси»?Под предлогом «Господи, сохрани»Будешь биться чаще, чем я пишу.Славился предлогами искониСинтаксис, подсевший на анашу.Посмотри на счётчик. Закрой глаза.Каждый километр прими за фол.Я не против скорости и не за…Скорость — это самый чудной глагол.По-любому врежешься в некролог,Так что бесполезно себя беречь…Если знак «Поэзия» не предлог —Разбери на части прямую речь.

Боярышник

А потом он пришёл нарядный,Чтоб стоять в середине зала,Но боярыня наказала,Потому что дурной и жадный.А потом говорит: «Налейте».А потом: «Я устал всецело».Но боярыня захотела,Чтобы он ей сыграл на флейте.А потом он решил в баракеСделать ставку на крокодила…Но боярыня запретилаИ ему, и его собаке.А потом в перспективе летаОн буянил, скажи на милость.Но боярыня застрелилась.И, конечно, из пистолета.А потом он порвал гармошку,Потому что любил культуру…Но боярыня ведь не дура —Застрелилась-то понарошку.А потом и почёт, и слава…Мало шансов и смысла мало.Но боярыня загуляла.Загуляла! Имела право.

Александр Петрушкин[72]Эфедрин

Death experiences. Internet.net

Алёне Мироновой

ну вот и дочикались завтра конец интернетуна все расстояния голос стоит воплощённыйа нас с тобой нет и пространны со света ответыв лощёной бумаге завёрнутый голос прощённыйну вот и дочикались завтра почти наступилов его жестяные следы смотрит мальчик почтиудивлённоон снова один и это наверно красивохотя и хреново пока отъезжают вагоныпочтово они разрезают пирог моего доязычьярасклёвывать бельма хвалёной земле безымяннойи почва набухла пока я бухал некрасиворасчёсывал эти почти электронные раныну вот и нугою запахло или кирзоюи письмам итить теперь долго почти что неделюну вот и дочикались — что же я завтра раскроюна все расстоянья стою и в се счастье не верюну вот и дочикались нету коннекта искроюво тьме летит ангел почтовый лиловый горбатыйи новый язык проявляется на негативенепойманный в сети и импульсы и килобайтыпопробуй молчать эти десять секундпока отключаются ботыпока осыпается синим слепой монитор — воскресеньесвоё наблюдает мужик на вокзальном перронес почтово-багажным почистив несуетно перьяну вот и дочикались ангел мир снова обширенстоит сам в себе как будто мороз дед и новыйнесчисленный век и человек неудобени этим прекрасен что смертени этим огромен

Эфедрин

о бармаглотище немого языкаподохшая как яблоня ослицане вывезти ей под обстрел меняи отчего как эфедрин мне снитсясолёная под пятницу москвапохожая на воробья из детстваи лобзик вжик и вжик насквозь меняа кажется что в кадре этомместностькак бармаглотище ты мой немой языкслепое яблоко — больнее мандаринаи как мне до тебя суметь дожитьпоскольку жизнь всё ж оказалась длиннойпоскольку наблюдая местность наспасёт и эфедрина не хватаети на глоток чужого языкакоторого никто ещё незнает

* * *

Прекрасны дворники, когда и их земляуже почти касается — коснётся —как имярек пуглива речь — когдаона ещё в себе самой проснётся?Прекрасны дворники и их несёт земля —считалочка сбывается — живыми,читают землю, и раз, два — четыревыходят ангела из [счёркнуто] угла,с той стороны, где загнутая клумбавсё сохраняет, дворники летят.Звезда их видит и внутри смеётся —до полседьмого. Вырастет гора,и бригадир придёт или приидет:прекрасен дворник, если упадёт —а сверху бог такими их увидит,что утро Бога в отчий приберёт.

* * *

сведёт с ума присутствие зимыкак время кости наши с фотоснимковрентгеновских — и разве были мыиначе как под капельницей — близкоуже сгорание всего всего всегоза минусом под ёлкой мандаринапопробуем представим вкус без вкусахолодное немёртвое зверьё(перечеркнул — поскольку не моёпереписал — поскольку нас не видно)сведёт с ума наличие имённеобходимость называнья вещимпроизношения с акцентом и нулёмперешиваешь шерстяные вещисведёт до насекомого менячтобы раскройщики увидели земляладони разжимает и клевещетособенно как видно детвораглотает нашу жизнь за нас — в беганас ударяет в небеса гремякак перебежчикскажу тебе нам не сойти с умапока лучи рентгеновские светятнасквозь отличия зимы и январяпережимают глотку говоря пускайещё немного много не заметяти я сижу смотрю на этот лучблагодаря судью или присяжныхили подонка что велик-могучзасунул в тело мне и с тем оставил

* * *

…чтобы покоились с миром палочки Коха

Светлана Чернышова
о господи мы выпав из тебялетим как мошка из глубин сибирскихс урановой рудой в одной рукес уродом восковым на колпакес трудом большим припоминая близкихмы край тебе свинцовая водавина виной но мне не удержатьсяи главная задача у з/котсюда прыгнувдо тебя добратьсяо господи храни свою рудушугая вертухая и собакуураново здесь нам по глубинетвоей и прочее почти ужене жалкоо господи в краплёном колпакехитином тельника зажаты в кулакеурана Мельпомены пилорамыо господи прощай как я прощузаконника что приведёт к врачуно больше вероятиечто в яму

Отрывок

и тает как снег империяс берега мир отходитсказать всё легко и простоплачешься не за богаскажешь: пока и лёгкимстанет не то просторноне то неуместно вродеэто дело Харонавот и река и лодкаречи скользит в фарватерне попадая вечностьслышишь и пропадаюнет никаких империйа эта светла дорогаи неуместно стыдночто тебя понимаюи переплавив островапрелем горит в гортаникого называешь богомкого призываешь спиртомчистым горит здесь дворники до травы сгораетвывернув наизнанку берегв квадрате смертныйили его отрывок

Водонос

стачивается голос трётся о тёплый воздуххлебников выжил в омске выживет и другоймаленький в знаке рыбы тот ещё Иисусевстречает у каждой двери всех возвращённых домойперетирая кожи — он пожинает словохлебников этого города или владыко львастачивая подмётки в каждой рыбной тусовкеили же в хлевной лавкепроизнося уавынесет да не примет — примет да не скоромнода ничего не скушно — если цветёт свирельу недоумка на пастбищах пажитях по другомукажется птица с жабрамивнове летит в сиреньсегодня какой-то остров волны забили с морячто не читаешь видится сколько то февралярваное словно рубище хлебникова файерволавремя проснуться в этом восточном Генисаретесколько спросили времени?четыре и ночи и днястачивает как волос это густое времяа водонос приносит воду к вернувшейся рыбев древесность её гнезда— она говорит нас вынут?— он говорит не заметятчерез считалку дна

Теотиукан

на всякий стиль найдётся адресатзажгись метель — в две теменные доли —размокшая газета от зимылетит по ветру как на договоретакой вот местный теотиукан:горчица перец — в полведра разорадве первых доли здесь весна виднаа в третью — не смешна —идём по поясв земле в песке в пожарах и в бытуа в небе, распивая альфу с бетой,пшеницы корни молятся на тув живое мясо прорастай в деревнюна всякий штиль — мерзавец смотрит — каменьглотает вечность — тихая собакапоест метель здесь в теоти-подольскев колодцах небо восстаёт из праха

Маргарита Ерёменко[73]Метелью на стекле

В спутанных твоих волосах —Летние мои дожди.Тише сиди на часах,Тише смотри, говори…Потому, если тронется лёд,Ускользнёт моя рука, ускользнёт,Ускользнёт — не будет «ждёт» и «не ждёт» —Просто — пока.В переплётах неподшитых — подол…Будешь петь — любить и пить — голосить,Потому что, если тронется лёд,То подаренных сапог не сносить.Тихо льётся под осиновый колГоремычная вода — пустота,И качается легко-прелегкоТень твоя.Твоя. Легка-прелегка.

* * *

К вечеру затоскуешь,носом почти клюёшь…Это ж во сне такуювыплачешь, засмеёшь —ся колокольцем в омут —не отводи глаза:бледная, как икона,страшная, как гроза.Вон в телогрейке колет —выстиралось бельё.Господи, слева колет,справа — опять поёт.Господи — ночью счастье,а по утрам — грехи.То есть по нашей части —ангелы да стихи.

* * *

Прогретые солнцем луга,И, солнцем твоим прогретая,Легка, совершенно легка,И неразличимо — где ты и я.Ещё не разлиты водой,Раскрыты и вместе сложены,Листвой говорю, листвой,И паузы невозможны, и…И руки, и голова,И небо, и облако белое —Листва, говорю, листва,И тело твоё загорелое.

1

…до тебя из чужого сна —коромыслом в руке — весна,пересуды и груды посуды,перекуры и боль одна.Наклонилась и подняла.Оступилась и полетела,и раскрытое (скрытое) телополюбила и поняла.Отложила. Дальше жила.Только музыка не кончалась.(Я люблю тебя. Я осталась).Незажившие швы. Весна.

2

До тебя — из чужого сна —незашитые швы — весна,бесконечные перекуры,пересуды и боль одна.Я не помню, как я жила,я не знала, что я умею,я люблю, я живу, болею,твоя девочка, мать, жена,твоя соль на сырую рану,неизбежность, одна, одна,я упала, я снова встану,и взорвусь в тебе, как весна.

* * *

…почему-то ты пишешь — не я —и бумага свинцом разливаетсяпо рукам и по красным полям —заикается,как язык у женщины той,снизу на луну лающей, —пережёвывает: постой!на ещё!потому что темна земляБогу, сыну и тополя.

* * *

Вечно вот так вот перваяЗаговоришь Богу:Господи, Господи, белаяженщина и дорога…И в запотевшее зеркалоВыдохнешь слово в слово:Я ничего не сделала.Я ничего плохого.

* * *

Любовь моя — тоже мне девочка —Что из угла глядишь, выскочка?На этот лист в клеточку,На клетчатый плед в дырочку?Ходишь по льду босая — иДрожь оживает под кожею,Смотришь, рукой касаешься,На дочку мою похожая —Чудо моё влюблённое,Толку просить, чтоб думала —Губёшками обожжённымиНа молоко дула бы…

* * *

Дивная моя птицачистое моё полесолнце на трёх спицахлогины и пароливон Симеон рыбачитвесь в преподобном снегемальчики девочки значитрыбы и человекиптицы и всё святоебудет тебе — и сынапусть засыпает откроюёжики и малина.

* * *

Стеной стоит вода —погода / непогода —снег движется туда,где коромысло входа;где я к тебе идупо лаковому насту,по липовому льду,по ласковому счастью.Воздушны снегирии трепетно взлетают;а мы всё говорим,себя перебивая.

* * *

Такое в ноябре обычно снится —в глухом бреду, на грани полусна —метелью на стекле взлетают птицы,и чудится не осень, а весна.И чудится, что голос не надорван,что капает, не время, а вода;твой шёпот слышен в лабиринтах комнат,а комната тепла, как никогда;и Анджелина Джоли, как мадоннана постере, и смотрит в провода,где птицы свой полёт осуществляютв полнеба. И садятся иногда.А я боюсь, когда они взлетают.

* * *

А ты говоришь: «Вставай!»Усталый, голодный, злой,Как запоздалый трамвай,Как утренний дворник с метлой,Сгребая сухую листву,Не ведает, что творит —Сжигает во сне листву,А это весна горит.И кучи ворочая, и —В горящей идёт траве —Усталый слепой глядит,И — выключает свет.

* * *

Тихая моя — ты,Грустная моя — я.Праздники и цветы —Девочка сентября.Осень спалит нас —Господи, твоих рук!Господи, твоих глаз!Господи, твоих…

Ульяна ЛазаревскаяСострадательный залогО новой книге Валерия Скобло

Голос моего современника… (Читаю книгу Валерия Скобло «Записки вашего современника». [78] и слушаю Леонкавалло. «Паяцы». Ария Канио. Очень созвучно.)

Современники и соотечественники, мы инстинктивно тянемся друг к другу. И нет другой речи, кроме поэзии, которая вернула бы нам… ну, хотя бы переживание общего горя. Стихи Валерия Скобло — речь ищущего сострадания и дающего сострадание. Камертон, настроенный по операм Верди. Только это — не Калабрия. Это Питер. Россия. Наша история — живая, как собственное трудное дыхание. Тяжело, тяжело дышать. И какое облегчение — почувствовать горячие сильные пальцы, братски сжавшие твою слабую, влажную от непомерного усилия ладошку. Такова эта книжка…

Мы так долго жили мирно,Что забыли запах крови,Сладковатый запах смерти…Он совсем почти зачах.Я-то помню: было дело,Вволю, сладко повалялся,На казённых, на больничныхСерых, мятых простынях.…Он уже окреп, отъелсяРазжирел на мертвечине,Ходит где-то за рекоюИ высматривает мост…Может быть, всего и надо:Увидать врага в прицеле,Автомат на землю броситьИ подняться в полный рост.

Запах смерти… Неужели поддадимся, бросим оружие? Неужели, в безоружных, в нас будут стрелять? Будут. Проверено. И — вместе с лирическим героем Валерия Скобло — обливается душа слезами и тянется к ближнему — свой? Чужой?

ДиН пародияЕвгений Минин[81]Поэты — будьте бдительны!

Малявы для смотрящего

Предисловие Юрия Беликова

Привезли однажды ко мне в Пермь на перекладных Орден Велимира «Крест поэта». Не от властей — они, слава Богу, до этого додуматься не могут, а от поэтов древнерусского города Великие Луки. Я, как ныне выражаются, никакой промы (то бишь промыва мозгов) из этого не делал — сообщил двум-трём друзьям и только. Похожий на старообрядца сибирский классик Сергей Кузнечихин проворчал из Красноярска в телефонную трубку строчками Михаила Кульчицкого: «Не до ордена. Была бы Родина с ежедневными Бородино». Я с Кульчицким и Кузнечихиным спорить не стал. Оба — на «ку».

И вдруг приходит в Пермь из Иерусалима письмо. И не просто из Иерусалима, а от имени Иерусалимского отделения Союза писателей Израиля. Мол, «поздравляю Вас с заслуженной наградой — орденом Хлебникова. Поднимаю бокал с шампанским и возгласом «Лехаим!» за вас, Юрий Беликов…» И подпись — Евгений Минин, председатель.

На всякий случай я позвонил известному академику критических наук, псковичу, а по совместительству — переводчику с русского на иврит и обратно, Валентину Курбатову и спросил, что означает «Лехаим!»? «За жизнь!» — ответил Курбатов. «Узнаю тебя, жизнь, принимаю…», — присоединился к Курбатову Блок. Ладно.

Я тоже узнал, что Евгений Минин, до того как стать председателем, жил на Псковщине и в Белоруссии, даже был начальником цеха на Витебском заводе часовых изделий. А потом уж выпустил две поэтических книги, начал печататься в израильских, европейских, американских и российских журналах, издавать альманах «Иерусалимские голоса».

Приходит новое письмо. Минин сообщал, что готовится к изданию его книга «Сто пародий и кое-что ещё» (ныне она уже подоспела к читателю) на весь высший свет российской поэзии. И не только российской. И далее: мол, «хотелось бы видеть в том числе и вас. Не против ли вы???» Каков, оказывается Козьма! Интересно: он что, у «всего высшего света» разрешения спрашивал: «Не против ли???» Или — только у меня, у пермяка? Я-то ведь никогда не причислял себя «к высшему свету», а посему это предложение меня весьма позабавило, и ваш покорный слуга взорвался экспромтом:

Письмо вновь ополчившемуся гражданину Минину из Перми в Иерусалим

Я думал: Минин — он из Нижнего?А он — из Иерусалима.Ему легко обидеть ближнего —хер положить на херувима.С ним дружат вервие и лезвие,и пот его недаром пролит —на самозванцев от поэзиион ополчение готовит.Не зря, видать, уехал за море,чтобы оттуда, из-за моря,через четыре века зановосебя почувствовать Козьмою?..И мне, что шёл к пермяцким идоламот Богородицы Пречистой:«Давай, — сказал, — к московским выдолбамя заодно тебя причислю?..»Мне не по бублику — в ту рубрику:средь самозванцев — в самозванцы?Я с…ть хотел на эту публику,поскольку все они — зас…цы.Но если всё же Минин выставитменя, как вепря в бакалее,я пушкой быть хочу, что выстрелити пепел по ветру развеет.

В ответ — по электронной почте — прилетел экспромт.

Из Иерусалима в Пермь от гражданина Минина россиянину Беликову

Напишет — думал — толику,Коль занят он, поелику,А он мне сделал колику —Ну, погоди же, Беликов!Наследства нету царского,Но с мордою упрямоюЯ даже без ПожарскогоМогу всадить по самое…Попасть ко мне не хочется?Не стану я помехою,Но все от смеха корчатся,Признайтесь-ка: от смеха ли?Пишу с улыбкой гордою —Отлично мне поэтому —Я — с неразбитой мордоюСтоличными поэтами.Стихи читаю новые,Где строки поразительны:На вахте Иванова я —Поэты — будьте бдительны!

Не всякий Минин знаком с Ивановым. Хоть и работает по его вахтовому методу. Вот и витебско-иерусалимскому Минину лично с Александром Ивановым встречаться не довелось. «Иванов — хороший пародист, — сделал приписку Евгений, — но он не был просто поэтом. Мне кажется, это как-то сужало границы его пародийного поля. И у него не было возможностей инета. Я же практически слежу за русской поэзией по всему миру…» Минин давал понять: вы имеете дело с самим смотрящим за всей русской поэзией!.. И, дабы мы не приняли это открытие за сотрясание словес, прислал целый свод своих пародий, в котором зацементировал и меня.

Но с Мининым я ещё разберусь. Я Минину не Пожарский.

Исторический вариант

Навстречу Эсфири — Юдифь в платье из китайского шёлка.В руках у Юдифи чёрная клеёнчатая кошёлка,в кошёлке что-то большое, круглое, это, наверно,кочан капусты. Или — голова Олоферна.Борис Херсонский

* * *

Вижу — навстречу Юдифь, в макияже, модная стрижка,в руках кошёлка, в кошёлке лежит моя книжка.Она манит историческим взглядом — дело скверно,я же помню историю с головой Олоферна.Только для страсти читать стихи в постели начну —а Юдифь меня — по голове, то есть, по кочану.А я без кочана, как Россия без Крыма,так что прости, Юдифь, пройду-ка, милая, мимо,поскольку много строчек нужно сложить в этом мире!Шагай без меня, Юдифь с кошёлкой навстречу Эсфири…

Прозаическое

дождь в мюнхене стоял стеной и в зальцбурге стенойкогда ты плакал надо мной и плакал подо мнойЛена Элтанг

* * *

в тракае ливень шёл стеной в паланге полный мрак,когда в постели ты со мной лежал совсем не такты подо мною не рыдай всю простыню зальёшьс тобой куда не поезжай повсюду дождь да дождьпариж неаполь амстердам как ветер по волнампогода мчалась по пятам за что-то мстила намбыл заколдован этот круг и не хватало сила сбоку лечь мой милый друг ты не сообразил

Охренительная пародия

…а чтоб чему-нибудь случиться,должна существовать частицапространства-времени — хронон............................................в союзе атома с хронономпричинно-следственная связь.Виктор Фет

* * *

Как часто издаётся стон,что так хреново время мчится,а значит — где-то есть частицапространства-времени — хренон.За нами мчится по пятам,проблемы — вот его примета,со скоростью, конечно, Фетахренон повсюду — тут и там,везде найдёт — куда ни лазь,и мы колотимся в испуге,а Виктор ищет на досугепричинно-следственную связь.

Продольно-поперечное

Живя продольно и отвесно,с пером иль рюмкою в руке…Глеб Горбовский

* * *

Кому не ясно, что извечномы все у времени в горсти.Продольно жить и поперечно —тут вам не поле перейти.А жить отвесно после рюмкия вам скажу — такая жуть,и тех, кто пьют, как недоумки,в могилу ждёт отвесный путь.Я ж приспособлен капитальнотворить, когда в квартире тишь,Так и живу — горизонтально,красиво жить — не запретишь.

Обводное

хаус холмс и пуароспорят до ночной звездыкто из них возьмёт ведромолча принесёт водыАндрей Василевский

* * *

В горнице моей светлоЭто от ночной звезды.Матушка возьмёт ведро.Молча принесёт воды.Николай Рубцов

* * *

в горнице моей старовышел месяц молодойхаус холмс и пуароне желают топать за водойсочиняю их кляняиз-за этой ерундык матушке пошлют менячтобы принесла воды

Избитое

Ночами за дверью моеюизбитые плачут слова…Вера Павлова

* * *

Признаться могу я открыто,стихи мои — просто фигня:слова в них жестоко избиты,но бил кто-то их до меня!Подсказку принять я готова,не знает ли кто-нибудь тутместа, где за битое словодва слова небитых дадут?

На писательском фронте

На писательском фронте без перемен:Плюнуть некуда — гении сплошь да пророки.Не скажу, что ведут натуральный обмен,Просто тупо воруют бездарные строки.Владимир Шемшученко

* * *

На писательском фронте скажу вам — бардак,Даже страшно смотреть — ну ни рожи, ни кожи.Строки тупо воруют — без криков и драк,На меня не подумайте, что я такой же.Не хожу я с бездарных поэтов толпойЧто читают стихи, потрясая тетрадкой…Ой, гляди, пародист — видно, тоже тупой,У меня утащил пару строчек украдкой.

Мечте навстречу

На то ль, что в хрустальнейшее из утрСломается этот безумный компьютер…Марина Кудимова

* * *

По дому кружусь в ритме Венского вальса —Компьютер сгорел, наконец-то сломался.Забегают сразу же по Интернету.Кудимова — где?А Кудимовой — нету!Забудутся френдами все мои блоги,Покроются пылью слова и предлоги.Исчезну спокойно — не плача, не споря…А Минин уж точно — повесится с горя…

Неотвратимое

Возле твоей кровати стоит капканвместо домашних тапочек. По стенемечется тень, как спятивший таракан.Выключи свет и повернись ко мне.Ян Шенкман

* * *

Я давно готовил момент такой:в каждом углу приладил большой капкан.Не шевелись. И с кровати прошу — ни ногой,даже если хочешь налить воды стакан.Да, ещё растяжку приладил я на окне,у дверей вверху повешена тяжкая кладь.Так что не плачь и повернись ко мне —буду последнюю книжку тебе читать.

Приспособленность

А правда, в общем, в том заключена,Что я — частично Лотова жена…Евгения Вежлян

* * *

Такая мне позиция дана,Что я частично чья-нибудь жена.Частично — Зевс мой муж, хоть и старик,За мною плыл по морю, словно бык.За солью, если кто меня пошлёт,Тогда, конечно, муж частично — Лот.Когда ж вода затопит шар земной —Частично буду Ноевой женой.А для простых, без комплексов, землянОфициальной буду я Вежлян.

Казус Иртеньева

Да, я ношу футболки потныеИ сплю бывает что в пальто.Не все ж поэты чистоплотные,Так нас и любят не за то.Игорь Иртеньев

* * *

Поэты — люди беззаботные,На шмоток наплевать фасон.В футболках летом ходим потные,Зимою — даже без кальсон.Нам сочинять стихи не терпится,Писать не бросим ни за что.А то, что пишется нелепица,Так нас и любят не за то.

Моцарт и заскок

На пару с Моцартом мечтаемО низких ценах на бензинИ, как эстонец иль грузин,С акцентом Пушкина читаем.Иван Клиновой

* * *

Мой Моцарт самых честных правилСвой в доску, в общем-то, мужик.Читал Гомера, как таджик,И в казино на зеро ставил.Он то рыдает, то хохочет,Когда ему включаю рок.Есть, правда, в Моцарте заскок —Мои стихи читать не хочет…

Пизантропия

Вот разве Пизанскую башнюОбратно никак не поднять...........................................И только Пизанская башняВсё падает, падает, пад…Василий Бетаки

* * *

На вечере случай был страшный,Пришла меня слушать толпа.При читке Пизанская башняВнезапно упала, упа…Нет, я не подвергся атаке…Запомнит пизанский зоил,Как строчкой Василий БетакиПизанскую башню свалил.Мне было отказано в визеС того злополучного дня,Поскольку ту башенку в ПизеУже не поднять, не подня…

Расчёт

Четыре строчки —Это слишком много.Я никогда болтушкой не была.Роза Виноградова

* * *

Три строчки тоже много…Даже две…А за одну отшлёпает Вишневский.

Затисканное

Потискать мысль. И бросить. Задремать.Ирина Машинская

* * *

Придумала я складно всё и ловко,Поскольку мыслей ощущаю рой:Есть у меня такая мыслеловка,Которой мысли ловятся порой.Я их ночами тискаю сурово,Тру, чтоб блестели, словно медный грош,И в строчку сунув, закемарю снова…А ты, читатель, точно не уснёшь…

Кондуктор, не спеши…

Я не один — со мнойИ Пушкин, и Есенин.Последняя слеза ещё не утекла…Владимир Костров

* * *

Я накрепко заснулВ одно из воскресений.И снилось мне, что пьём шампанское втроём.Я не один — со мнойИ Пушкин, и Есенин.И матерят меня за творчество моё.Сиреневый туман —От сырости дрожу я.Ещё не утекла последняя слеза.Сказали, что поюПод музыку чужую,Что мне давно пора нажать на тормоза…

Угрожающее

У дверей из подземелья шум и крики,папарацци наставляют аппараты.Возвращается Орфей без Эвридики,на кифаре его струны оборваты.Наталья Горбаневская

* * *

Что Орфей без Эвридики — их дела-то,но почувствовала как-то на рассвете,что писать я как-то стала вдохновято,или, может быть точнее, — вдохноветей.Пародистам наперёд скажу: «Ребяты,ох, дождётесь от меня, друзья, расплаты.Будут книжки ваши мною разорваты,а потом по белу свету разбросаты…»

Спортивное

Сказать, какой? Но я и сам не знаю,Удобно ли в таком признаться сне?Что я в футбол с Ахматовой играю,Пасую ей, она пасует мне.Александр Кушнер

* * *

Мы как-то раз с Ахматовой игралиВ футбол — подумать, что приснилось мне!А Рейна вместе с Найманом не взяли —Они страдали горько в стороне.Недолго пасовался со старушкой,И получалось всё у нас о’кей.Я спал в трусах, а завтра лягу с клюшкой,Чтоб погонять с Андреевной в хоккей.

Тивисексное

Они сливаются в одно:Неважно — кто там сверху, снизу…Но кто-то первым всё равноВключить захочет телевизор!Елена Исаева

* * *

Постельных знаю много схемИ многих видела в постели,И там не важно — кто под кем,У голубков иные цели.И там целуются хотя,Но люди мы иного культа,Нам важно не зачать дитя,А первым тиснуть кнопку пульта.

Рыбалка

Я поймаю золотую рыбку,И желанья сбудутся твои.Андрей Дементьев

* * *

Удочку закинул, как бывало,Для тебя всё, милая, смогу!А поскольку рыбка не клевала,Я стихи читал на берегу.Но внезапно волны стали тише,После — непредвиденный финал:С вилами мужик из моря вышелИ спросил: Кто рыбу распугал?Я сказал: Любимая! Родная!Рыбку хочет — в этом нет греха.И услышал: Рыбка золотаяСдохла после третьего стиха.

Покаянно

Хоть я вас больше не люблю,В душе не мерзость запустенья,А пламя женского презренья —Дотла и вы, и всё подряд…Татьяна Реброва

* * *

Да, я покаяться должна,Хожу с опущенной главою —В том, что горело под Москвою,И всё подряд — моя вина.Молчком сижу и ни гу-гуОставила людей без кроваВ запале женском я, Реброва!Что сделает со мной Шойгу?

История с Емелиным

Я географию страныУчил по винным этикеткам.Всеволод Емелин

* * *

Я на себе деру штаны,Беду не выразить без мата —Я географию страныУчил неправильно, ребята!Когда бы, не жалея сил,Я б не травил себя абсентом,А всё по атласу учил —То стал бы, может, президентом.

Предупреждающее

…выходит девочка дебильная,по жёлтой насыпи гуляет............................................Ей очень трудно нагибаться.Она к болту на 28подносит ключ на 18,хотя её никто не просит.Александр Ерёменко

* * *

С улыбкою не совсем умильною,собака лает — ветер носит,пишу про девочку дебильную,хоть МПС меня не просит.С ключами, с оловом для пайкинад жёлтой насыпью витает.Она отвинчивает гайки,те, что в головке не хватает.Ночует в будке трансформаторной,читает вслух Агату Кристи,людей встречая речью матерной,такой, что в роще сохнут листья.Она вбивает в шпалу гвоздик,в зубах дымится папироса,Там маневровый паровозикпорою падает с откоса.Дебильных девочек косичкичастенько вижу за вокзалом.И я не езжу в электричке —хожу тихонечко по шпалам.

Дело в мышке

О, файлы удалённые в корзинеменяющего кожу бытия…Юрий Беликов

* * *

Я объясню — зачем тянуть резину,Терзать недоумением народ,Что файла удаление в корзинуПрактически — компьютерный аборт.В такие игры с Музою играю,Талант гублю бездарно, на корню!Я файлы гениальные — стираю,А барахло десятки лет храню.И абы что потом вставляю в книжку,Аж самому не хочется читать!Друзья-поэты!Отнимите мышку,А иначе великим мне не стать!

Звёздный диалог

…Где ночь подряд в окне барочномСветилась дурочка-звезда.Борис Кутенков

* * *

Один я шёл дорогой пыльной,Сквозь мрак неведомо куда.На небо глянул — там дебильноСветилась дурочка-звезда.На сердце — пасмурно и хмуро.И, обратившись к небесам,Я закричал: — Звезда, ты — дура!Звезда хихикнула: А сам?

Мавзолейное

Я почему-то не машу им вслед:то нет платка, то нет руки свободной,а то меня во всём народе нет —смешно сказать: меня-то, всенародной.Инна Кабыш

* * *

Я на трибуне лирики стою,увы, народу ставшей непригодной.Пройдут внизу читатели в строю —махнула б им — да нет руки свободной.Хотя я всеми признанный поэт,за многое признательна фортуне,а что меня во всём народе нет —да как в нём быть, когда я на трибуне.

Копательное

Клонились к закату январские сутки,Ломал тишину резкий крик воронья.Мирза откопал меня, нежный и чуткий.Потом пригляделся — а это не я.Ольга Гессен

* * *

Я как-то Мирзе прочитала по блатуПоэму, а в ней ну ни слова вранья…В тот раз почему-то схватил он лопату,А я закричала, что это не я.Трагедии этой опустим детали.И всё же меня напечатал журнал.Не важно, друзья, где меня откопали,А главное то — кто меня откопал.

Литературоведное

Без нас решат литературоведы,кому куда, когда и кто есть ху…Геннадий Русаков

* * *

Решат однажды без пустой бравады,проверить всех, кто много строк сложил:у одного отнять его награды,и передать тому, кто заслужил.Литературоведы — ваше дело —сказать всем, сочинявшим чепуху,кому куда идти во все пределы,тем кто на гэ…А с ними кто есть ху…

Галлюциногенное

…Мой друг не ест обычные грибы,Предпочитая галлюциногены.Ольга Савельева

* * *

Ел кашу,не чурался пирожка —Всё ел мой друг, что только дома было.Но как-то перед ужином дружкаСтихами невзначай перекормила.Он час послушал — и в нирвану впал,Приехал врач, колол чего-то в вены.И ничего с тех пор не ест, нахал,Предпочитает галлюциногены.

ДиН детям

В гостях у «Жёлтой гусеницы»Выпуск подготовила Анна Никольская

В гостях у «Жёлтой гусеницы»Выпуск подготовила Анна НикольскаяСергей МахотинПередай другому

«Жёлтая гусеница» (http://adl22.ru/ycp/) — сетевой журнал современной детской литературы. Начиная с настоящего номера, «День и ночь» на своих страницах будет знакомить читателей с лучшими произведениями, опубликованными «Жёлтой гусеницей». Поучительного и радостного общения, дорогие авторы и читатели, дети и взрослые! Редакция «ДиН».

Мама присела на краешек стула и горестно произнесла:

— Андрюша, я старею…

— Кто бы говорил! — отозвался папа. — А что случилось?

— Не могу найти утюг. Вчера, кажется, я оставила его на подоконнике, а теперь его там нет. Его вообще нигде нет! И я совершенно не помню, куда его дела.

— Найдётся, — успокоился папа.

— Что значит — найдётся! Он же не кошка, чтобы погулять и вернуться к ужину. Ты ведь не гладил сегодня?

— Кошку?

— Очень смешно! — мама покачала головой. — Вадик тем более не гладил. Значит у меня начался склероз.

— Мама, не волнуйся, — сказал наконец я. — Наш утюг. В общем, его ещё не обменяли.

— Обменяли? — удивилась мама. — Кто его должен обменять? На что?

— На другой утюг, — тихо ответил я.

— Давай рассказывай! — оживился папа. — Это, должно быть, интересно.

И я рассказал. Но, между прочим, идею мне папа сам подал.

— Представляешь? — сказал он маме вчера. — Одна девушка написала на пакете «Дай почитать другому», положила туда прочитанную книгу, уже не помню какого автора.

— Что за девушка? С твоей работы?

— Да нет, с радиопередачи. Положила книгу в пакет и оставила на скамейке в парке. А через день — представляешь? — нашла на скамейке другую книгу, тоже кем-то уже прочитанную!