Журнал «День и ночь» 2011-03 (83) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 68
— А зачем этот Коси-Нога в огуречнике живёт? Да ещё в крапиве? Его, што ли, крапива-то не жалит?
— Дак он ведь мохнатой, чо ему крапива-то!
— А пошто его так зовут — Коси-Нога?
— А у ево, вишь ли, коса есь, штобы огород блюсти от воров. Вот, ежели заберётся воришко за огурчиком, морковкой либо подсолнушком, он косу-то в ход и пустит. Как вжикнет — так ты и без ноги! Видала, поди, возле сельсовета мужика одноногова. Вот ево в детстве Коси-Нога и чиркнул по ноге-то.
— Ну, Стара, ну, чо ты врёшь! Тот мужик-от с войны без ноги пришёл.
— А-а, дак я про другова вовсе, а не про этова, про которова ты думашь.
— А пошто этот Коси-Нога тебя не трогат?
— Дак ведь не дурак он — на хозяйку-то махаться. Он свой порядок знат.
— А я, например, тоже хозяйка?
— Э-э, милая, ты сперва с моё поживи, да поробь. Может, тогда хозяйкой станешь. А пока он тебя за свою не признаёт. Ну, разве што, со мной живёшь, дак он, может, по первости не косой, а крапивой понужнёт, ежели зайдёшь в огуречник без спросу. А шибко осердится, дак и за косу может взяться. Так што, гляди.
…Гляжу, Стара! Гляжу…
«Куркураус-Мурмураус»
Стара была у нас женщина, как сказали бы сейчас, крутая. Перечить ей не то что мама, а и сам Старый даже не пытался. Только мы, с увеличением порядкового номера класса на школьных дневниках, иной раз, по неразумению нашему, делали попытки намекнуть: дескать, у тебя, Стара — всего-то четыре класса ЦПШ (церковно-приходской школы), а у нас.
Но, выслушав доказательства нашего превосходства — и то мы читали, и это мы знаем — Стара сперва нарочито прибеднялась: «Где уж нам уж выйти взамуж! Мы уж так уж проживём! Как-нибудь, как-нибудь — лишь бы не в девках!». Однако тут же, будто вовсе мимоходом, вспоминала про «одного умного сыночка из знакомой семьи». Уехал-де этот сынок в большой город учиться.
«Вот поучился он там како-то время и домой на каникулы приехал. И до того уж умной стал, слова по-русски не скажет. Куры у него — «куркураус», кошка у него — «мурмураус», грабли у него — «грабляус». Только сказал он это само слово, да как наступит на грабли-те — оне, вишь ли, к стайке коровьей были приставлены зубьями наружу. Он на зубья-те ступил — а его другим концом струмента и шабаркнуло по умной-то голове. Тут учёной сынок разом родной язык вспомнил: «Штой-то ты, тятенька, грабли на место не тем концом ставишь?»
…А добраться до бездонного кладезя Стариных сказок и побасок и записать их я решилась, когда однажды, слушая полуграмотную, до сухарного состояния иссушенную, уже почти что не русскую, а полуанглийскую речь теле- и радиоведущих, больших начальников и политиков, поняла, что донельзя истосковалась по другой, исконно русской, искуснейшей, богатейшей, которой моя Стара говорила. Может, прочитает кто, да и вспомнит про «великий и могучий» собственный, родной наш язык.
Николай Переяслов[80]До свидания, Гиппо!
1. Детство Гиппо
Посреди большой столицы,элегантный, как комод,жил смешной и круглолицыйафриканский бегемот.Там, где солнце над болотомжарит воздух, где-то тамон родился бегемотом,имя взяв — Гиппопотам.С детских лет не зная гриппа,он носился день-деньской.Зря взывала мама: «Гиппо!» —малыша зовя с тоской.Зря отец кричал до хрипа,клича сына по кустам:«Гиппо! Гиппо! Гиппо! Гиппо!Где ты, Гиппо? Тут иль там?..»В жиже луж плескаясь звучно,корешки травы грызя,Гиппо чуял: дома — скучно,жить в болоте век нельзя!И со всем болотным братствомраспростился он, как брат,и… в Россию перебрался —в стольный город, на Арбат.Как тут нам не веселиться,как грустить от разных бед,если рядом — поселилсяэтот миленький сосед?Мы слыхали, как он въехална четвёртый свой этаж.Он чихнёт — и громом эхосотрясает домик наш.Утром он идёт из домана работу в зоопарк,улыбается знакомымне за плату, а за так.А когда он в лифте едетпосле службы иль в обед,замирают все соседи —оборвётся лифт иль нет?Так вот рядышком и жили —и народ, и бегемот.Да при том ещё — дружили,не кричали вслед: «Урод!»Вместе радости делилии последний бутерброд,а на Новый год — водиливозле ёлки хоровод…2. Московские будни
Бегемоту жить непростов тесном городе Москве.Хоть и малого он роста,но ведь весит — тонны две!Кто такого согласитсяпосадить к себе в такси?Тут бессмысленно проситься,так что даже — не проси!Летом — даже толстопятымхочется, когда жара,заскочить в кафе к ребятам —съесть пломбира полведра.Но не ставят из бетонамебель в детский уголок.Где взять стул, чтоб он две тонныудержать спокойно мог?(Я во всех кафе огромныхпобывал и знаю сам —не найти там мест укромных,где б мог сесть Гиппопотам.)Тяжело и магазиныбегемоту посещать:двери там не из резины —начинают вмиг трещать.Потому он шёл на рынок,где ворота широки,покупал там десять крынокмолока и пуд муки.Ставил дома тесто в ванне,пёк на кухне пироги,ну, а после — на диванесочинял весь день стихи.Были им в стихах воспетыКремль, Арбат, луна во мгле…Что поделать, коль поэтомон родился на земле?А когда он шёл, как глыба,и его народ встречал,каждый встречный: — «Здравствуй, Гиппо!» —увидав его, кричал.Но грустнел душой он, ибо,вспоминал, как средь болот:«Гиппо, Гиппо, где ты, Гиппо?» —мать его к себе зовёт…3. Гиппо и воры
Гиппо был весёлый малый.Если кто-то зло творил,он ему: «А ну, не балуй!» —очень строго говорил:«Лучше нам не быть врагами,я злодеев не люблю.Если будешь хулиганить,вмиг на ногу наступлю!»Это слыша, все пугались,забывали про грехи.Кто ругались — разбегалисьи читали вслух стихи.В зоопарке дела много,должен быть порядок там.Вот за всем за этим строгои следил Гиппопотам.Как-то раз под вечер Гиппоу вольера юных львятпривлечён был странным скрипом,и смекнул — их красть хотят!Глядь, и правда — двум патлатымпьяным типам удалосьвлезть в вольер к беспечным львятам,безмятежно грызшим кость.Звери поняли угрозулишь тогда, когда в мешокзатолкали их без спросу,чем повергли в нервный шок.Лишь почти у дырки самойльвята пискнули, озлясь,и мгновенно с львиной мамойпротянулась звука связь.Из глубин системы сложнойрукотворных гор и норльвица рыкнула тревожнои метнулась на простор.Воры, радуясь везенью,быстро бросились назад.Но внезапно путь к спасеньюим закрыл огромный зад.Вот она, дыра в ограде!На свободу выход — вот!Но к дыре — будь он не ладен! —прислонился бегемот.Не желая здесь погибнуть,воры в панике орут.Но, чтоб Гиппо отодвинуть —автокрана нужен труд!...........................................— Брось мешок! — один воришкакрикнул другу во всю грудь.И тогда другой — детишкамразвязал к свободе путь.В куче писка, визга, всхлипальвята бросились назад…И тогда от прутьев Гиппоотодвинул мощный зад.Второпях, тесня друг друга,воры выскочили в лази, качаясь от испуга,понеслись куда-то с глаз…Ну, а Гиппо зорким взглядомоглядел звериный сади, довольный результатом,пошагал на свой Арбат.Шёл по улицам столицы,где, визжа, машины мчат,и казалось — это птицыв дебрях Африки кричат.В дом пришёл. Поел, умылся,лёг, свернувшись, за комод.И ему в ту ночь приснилсяафриканский небосвод.Над болотом вились хрипы,в небе плыл луны калач,и казалось: «Гиппо! Гиппо!» —слышен мамы клич и плач…4. Гиппо-спасатель
Время шло. И первый отпусквскоре Гиппо получил.Взял он в руки школьный глобуси все страны изучил.Осмотрел Восток и Запад,мёрзлый Север, жаркий Юг,буйных трав представил запахи дыханье снежных вьюг.Вспомнил отчее болото,крик мартышек в синей мгле.«Нет, — решил он, — неохотаколесить по всей земле».И порывшись, как в шкатулке,в ёмкой памяти своей,вспомнил он, как на прогулкев Сандуновском переулкеон в один из прошлых днейпознакомился, гуляя,с председателем однойагрофирмы на Валдае,и его к себе домойзвал он в гости, расставаясь.Говорил: «Да там у наслес такой, что всем на зависть!Баня, озеро и квас —просто самый высший класс!Там такой сладчайший воздух,что его всё пьёшь и пьёшь.Ты такой целебный отдых —в целом мире не найдёшь!Приезжай! Увидишь глыбы,что ледник принёс во льдах…»…И, припомнив это, Гиппомолвил: «Еду на Валдай!»Завернув в пакет бумажныйсто горячих пирожков,Гиппо сел в вагон багажныйи, как мэр Москвы Лужков,помахал Москве фуражкой,а потом присел в углу,молока попил из фляжкии — состав поплыл во мглу.Чтоб в пути не ведать скуки,Гиппо вынул пирожки…За стеной роились звуки,плыли в окнах огоньки,поезд мчался, что есть мочи,сам себе крича: «Наддай!..» —и среди апрельской ночивстал на станции «Валдай».На платформе Гиппо ждалипредседатель и шофёр.В темноте лежали дали,в стороне урчал мотор.У вокзала под берёзкойприпаркован был фургон.Вот в него по толстым досками взошёл тихонько он.И потом — не так, чтоб споро —он поехал через лес,слыша, как скрипят рессоры,ощущая Гиппо вес.Час спустя, машина встала.Дверь открылась. Он сошёл…Над землёй — уже светало.Быстро таял ночи шёлк.Перед ним, ещё в тумане,чудо-озеро легло.У воды темнели бани,гладь блестела, как стекло.Вдалеке — как войско, строго —леса высилась гряда.И почти что у порогатёмных бань была вода…«Нынче снег обильно таял,так бывает иногда,вот и уровень Валдаяподнят выше, чем всегда, —председатель излагает,Гиппо улицей ведя. —Впрочем, нас то — не пугает.Лишь бы не было дождя!..»И помчались дни, сгорая,как дрова в большом костре.В председательском сараеГиппо спал, как на ковре,на душистом мягком сене,вкусный борщ из таза ели, гуляя по деревне,на окрестности глазел.Как-то раз его в коровникпредседатель пригласил.И, введя в сарай огромный,во всю мощь провозгласил:«Вот, бурёночки, вам всем быстать фигурою, как он.Ешьте втрое больше сена,поправляйтесь до трёх тонн!Зимы здесь у нас суровы,но в кормах нехватки нет.Будь вы все гиппокоровы —хватит сена на обед!..»И в свинарник как-то тожебыл он позван, где потомсвиноматкам толстокожимбыл в пример поставлен он.Но в другие дни, гуляя,он бродил из края в крайвдоль по берегу Валдая,а потом к себе в сарайвозвращался к ночи ближеи, из таза съев борща,долго слушал, как на крышемыши бегают, пища.Иногда и днём он тоже,утомившись есть-гулять,на своём пахучем ложеоставался отдыхать.После сытного обедахорошо лежать в тишида внимать сквозь сон, как где-товетерок травой шуршит…Но однажды он проснулсяоттого, что дождь идёт —так идёт, словно прогнулсянад Валдаем небосвод.Разлепив спросонья веки,он шагнул во двор скорей —а вокруг бушуют реки,плещет море у дверей.И внезапно, как от боли,кто-то крикнул у двора:«Там остались дети в школе!Их спасать давно пора!..»И в уме, как на картине,Гиппо тут же увидал —школа-то стоит в низине!А вокруг — девятый валИх ведь смоет этот дождик!Вон он — всё с водой смешал…И, рванув, как внедорожник,Гиппо к школе побежал.Вот и школа… В брызг тумане —только крыша над водой,словно остров в океане,окружённый злой бедой.По волнам несутся книжки,воды тёмные бурлят.А на крыше ребятишки,как воробышки, сидятКто-то вдруг, срывая глотку,закричал, чтоб всем дошло:«Лодку! Надо срочно лодку!..»Но все лодки унесло.И, как тяжкое мычанье,горький стон исторг народ…И тогда, прервав молчанье,Гиппо выступил вперёд:«Эта крыша для ночлега —детям вовсе ни к чему.Вон в кустах стоит телега —вяжем к телу моему!Ставим мне её на спинуи верёвкой — к животу!Я сто раз нырял в трясину,знать, и тут не подведу…»Так, с привязанной телегой,Гиппо бросился в поток —и, скользя в волнах тюленем,быстро воду пересёк.Где поток бурлил потише,плавно к школе выгреб они дрожащих ребятишекпринял с крыши в свой «салон».Взял за раз он душ пятнадцать —так сказать, один лишь класс,потому пришлось мотатьсяза детьми всего пять раз.Пятый раз на берег выйдяс детворою на спине,оглянувшись, он увиделтолько книжки на волне.Крыша школы напрочь скрыласьв тёмных водах глубины,но сбылась Господня милость —дети были спасены!Все детишек обнимали,не тая счастливых слёз,и в восторге целовалиГиппо прямо в мокрый нос…А когда вода опалаи подсохла всюду грязь,люди что-то вроде балазакатили, веселясь.И, со всеми отмечаядень спасения детей,три ведра крутого чаяГиппо выпил без затей.Но пришла пора прощаться,утром Гиппо уезжал.И опять он всем на счастьекруглой кепкою махал.В серых мхах лежали глыбы,зрел малины урожай.А вослед летело: «Гиппо!Милый Гиппо! Приезжай!..»5. Гиппо-грибник
Как-то, ближе к дням сентябрьским(чтобы ветры — не грубы),все решили вдруг собратьсяи поехать по грибы.Обсудили всё с любовьюи велели приходитьтем, кто хочет в Подмосковьепо лесочкам побродить.Час назначили для сбора.И, когда пришла пора,Гиппо встал с утра и скоровышел бодро со двора.Никогда в лесах российскихон с лукошком не бродил,никогда в траве росистойон грибов не находил.И ему хотелось часто,утоляя в сердце грусть,отыскать в лесу, как счастье,белый гриб иль спелый груздь.Потому, немного нервный,с растревоженной душой,в этот день он самый первыйк месту сбора подошёл.«Как грибы искать он будет?Как он будет их срывать?» —волновался Гиппо, будтошёл экзамены сдавать…...........................................…Все в автобусе просторномсели дружною гурьбой,ну а Гиппо — на платформепотащили за собой.Рано утром спит столица.Нет заторов, пробок нет.День, как чистая страница —просит всех вписать куплет.Попетляв по переулкамв лабиринте городском,по шоссе, под небом гулким,полетели с ветерком!В наши дни, в начале века,эта правда многих злит:город — губит человека,а природа — веселит.Стоит выехать за город —и вовсю поёт душа,каждый снова сердцем молод,ну, а жизнь — так хороша!Чтоб жевательной резинкойдни свои не изводить,лучше по лесу с корзинкойв размышлении бродить.Нет ни тучки в небе синем.Покидает душу грусть.Вот и смешанный осинник…Вот и первый крупный груздь…Гиппо тоже от тропинкидвинул в чащу напрямик.Что ни шаг — то гриб в корзинке,что ни гриб — то боровик.Кислородом, как глюкозой,наслаждаясь от души,встретил зайца под берёзой,крикнул: «Зайка! Попляши!»Но косой ничуть не струсил:«Фиг! — сказал. — Не погляжу,что здоровый ты, и в узел,как верёвку, завяжу!»«Ой! А как же развязаться?» —Гиппо в спор, шутя, полез.И они с хвастливым зайцемогласили смехом лес.Целый час, наверно, кряду(так, что начали дрожать)хохотали до упаду,не умея смех сдержать.Но, в конце концов, простилсяГиппо с маленьким дружкоми к автобусу пустился.(Не идти ж в Москву пешком?)Там последние сходились,выясняя: «Груздь? Не груздь?»На свои места садились,на коленки ставя груз.Все расселись понемногу.Лес был светел и багрян.И в обратную дорогупокатил их караван.Гиппо, лёжа на платформе,любовался на грибы,столь прекрасные по форме,что текла слюна с губы…Но лишь тронулись, как тут жехлынул ливень — да такой,что вода, сливаясь в лужи,потекла вокруг рекой.Вмиг размыло всю дорогу,и пустяшная горапревратилась в недотрогу —не осилить на ура!Вновь и вновь скользят колёса,но не могут взять подъём.Час стоит перед откосомих автобус под дождём.Был он новым, не разбитым,и мотор совсем не плох,но урчал, урчал сердито —а потом совсем заглох.Неподъёмной чёрной глыбойнебосвод вверху завис…Тут позвал шофёра Гиппо:«Эй, приятель, отзовись!Выйди, брат, на мокрый дождики верёвку захвати.Да один конец надёжноза автобус зацепи.А другой, зубами стиснув,я на гору потащу…(Я геройства не ищу.Но грибам не дам закиснуть!)»Намотав конец верёвкина живот свой, он шагнулпо размытой скользкой бровкеи автобус потянул.Ноги мощные вбивая,точно сваи, в глинозём,Гиппо топал, напеваяворох слов о том, о сём.Помня тексты, как в тумане,ставя рифмы невпопад,вместо слов: «Комбат, батяня», —он: «Потянем, — пел, — комбат!»Песни сладкое звучаньебудоражило леса,будто трактора рычанье,сотрясая небеса.Так горланя, он по лужамотбивал ногами такт…Пусть он вырос неуклюжим,но не хилым — это факт!Не вприпрыжку, не проворно,не катясь, как колобок,но автобус и платформу —он на гору заволок.Тут водитель чем-то грюкнул,пару раз нажал педаль —и мотор привычно хрюкнул,приглашая мчаться вдаль.Гиппо снял верёвку с брюха,в мыслях брюки засучили, подпрыгнув вверх упруго,на платформу заскочил.Там улёгся, как на льдине,мокр от носа до хвоста.Вот — корзинка. А в корзине…Боже мой, она — пуста!На случайной, видно, кочкеопрокинулась она —и все дивные грибочкиулетели с её дна.От потери, скажем честно,Гиппо малость загрустил.Но автобус тронул с местаи к столице припустил.Два часа дорожной скуки,и — привет, родной Арбат!Все корзинки взяли в рукии на свой «улов» глядят.Только в Гиппином лукошкени грибочка не найти.Не осталось там ни крошки —всё рассыпалось в пути!Он уже собрался двинутьв дом, где он в столице жил,вдруг ему в его корзинукто-то гриб свой положил.И другой, и третий следом —подбежали все подряд.«Будешь, Гиппо, ты с обедом!» —улыбаясь, говорят.Все хохочут: «Как удачноты на горку нас подвёз!» —и при том целуют смачнопрямо Гиппо в мокрый нос.Или, гладя шею Гиппо,каждый ласково, как мог,говорил ему: «Спасибо!Ты нам здорово помог!»«Если бы не ты, дружище,мы бы ночь, подмогу ждя,без постели и без пищимучились среди дождя…»...........................................…Так прошла суббота этанакануне сентября.И пришла, сменяя лето,осень, золотом горя.А за ней — в клубах мороза —уж зима кричит: «Держись!..»(…Впрочем — это больше проза.Хоть и проза тоже — жизнь.)6. «Возвращайся, Гиппо!..»Эпилог
…Так развеялись два года,как Шатуры едкий дым.Всё ему здесь — и погода,и российская природа,и еда, и даже модастало близким и родным.Ночью спал он у комода,днём работал для народа —не считал себя «крутым».Он любил Москву всем сердцемза открытый нрав её.Ел салат с зелёным перцеми ценил своё житьё.Но порой, придя с работыи хватив кваску бокал,он родимое болотовдруг с тоскою вспоминал.Да, с Москвою он сроднился,но душа зовёт назад.«Где родился — там сгодился», —как в России говорят.Видно, надо возвращаться —там и мама, и отец.Видно, час пришёл прощаться,есть всегда всему конец.Рассчитавшись в зоопарке,он на все свои рублинакупил родне подарки,чтоб и в Африке могливечерком, средь звона мошек,прежде, чем улечься и спать —сто весёленьких матрёшекдруг из дружки вынимать…Только как ему вернуться?В самолёт залезет он —будет там не разминуться:он расклинит весь салон.Вдруг случится так, что надопассажирам в туалет,а проход огромным задомзагорожен — хода нет!Надо срочно делать что-то,ведь не зря, едва лишь ночь —и вплывает в сон болото,а Москва — отходит прочь……В мире много бед и злости,но не меньше и чудес.И пришёл вдруг к Гиппо в гостисам министр МЧС.В жизни множество подарковждёт на каждом нас шагу.И, горя улыбкой яркой,говорит ему Шойгу:«Вертолёты дружным строемзавтра в Африку летят.Мы дома там людям строими детсадик для ребят.Там в пустыне — наводненьесмыло целый городок!Русским людям — наслажденьевзять пилу и молоток.Мы построим им бунгалона четыреста семей.Ну, а если будет мало,мы им целых два кварталавозведём там для людей.Если кто-то нас попросит —мы, не медля, мчим вперёд…Можем и тебя подброситьдо твоих родных болот.Сядешь в люльку из брезента,к ней привяжем прочный трос…Нынче наши президентыобсуждали твой вопрос».…Ночь прошла — и над лесами,через ширь полей и вод,полетел под небесамииз России бегемот.Вниз поглядывая робко,Гиппо видел целый мир:вон в стороночке — Европка,вон — Афины, вон — Каир.Вон — идут в потоках потабедуины по песку.Вон — и милое болото,что зажгло в душе тоску.Полный счастья и печали,на поляне Гиппо сел.И все джунгли закричали:«Гиппо! Гиппо прилетел!»Загалдели попугаи,затрубил слонихе слон:«Ты слыхала, дорогая?Гиппо — с нами, с нами он!»Вмиг мартышки-вертихвосткиразнесли по лесу весть,что их давний друг московский —снова с ними, снова здесь!Из ближайшей мутной лужи,обе с радостным лицом,встали две большие туши,пошагав к нему по суше,и узнал он мать с отцом.Все полезли обниматься,но свалили Гиппо в грязь.Стали вместе подниматься,над собою всласть смеясь.Гиппо снова поскользнулсяи, восторга не тая,громко крикнул: «Я — вернулся!Это — Родина моя!..»...........................................…Так свершается вращеньенаших жизней на Земле —расставанье, возвращенье,день в сиянье, ночь во мгле.Сладко спать среди болота,слыша ветер в камыше.Ни работы, ни заботы —только счастье на душе.Райских птиц весёлый промельк,свист в лесу, а вкруг него —только солнце, грязь и, кромесолнца с грязью, никого.Но под сенью пальм красивыхна закате слышал он,как струился из Россииколоколен милый звон.А в ночи, — то ль всех пугая,то ль хуля, а то ль хваля, —тарахтели попугаи,криком джунгли веселя.Но в ответ кричащим птицами мартышкам, что визжат,лился голос из столицы:«Милый Гиппо, приезжай!»И ему припоминалсяим увиденный Валдай.(А ещё ведь там осталсянеизведанный Алтай!..)Как ему в пространстве сблизитьэти джунгли и Арбат?Как Россию не унизитьтем, что он болоту рад?..Глядя ввысь, он погружалсяв звёздной ночи синевуи как будто возвращалсяв освещённую Москву.Даль темнела, словно глыба,ночь звенела, как трамвай:«До свиданья, милый Гиппо!Ты о нас — не забывай.До свиданья, друг! Навечноты теперь в душе у нас.Знаем, будет, будет встречавпереди ещё не раз.Что нам — вёрсты и года?..Дружба — это навсегда!..»Синяя тетрадь
Вот эта синяя тетрадь С моими детскими стихами. Ахматова
По военным тропам истории
В Красноярском краевом конкурсе творческих работ «По военным тропам истории» приняло участие более 200 авторов, в том числе 158 в номинации «Малая проза о войне», 65 авторов — в номинации «Библиотечное издание о войне». Конкурс проводила Красноярская краевая юношеская библиотека. Учредитель конкурса — Министерство культуры Красноярского края. В номинации «Малая проза о войне» организаторы предложили молодым людям написать рассказ, эссе, повесть, новеллу или быль о том, как война повлияла на судьбы членов их семьи, знакомых, друзей семьи, изложить собственные размышления о войнах, моральных категориях «долг», «честь», «отвага».
Анна Баландина, 6 класс, г. НазаровоИстория семьи
В годы Великой Отечественной войны Назаровский военкомат для защиты Родины призвал 15414 человек. Из них 4898 человек (в том числе 8 девушек) не вернулись домой, погибли в борьбе с фашистами.
Тихо и мирно жила семья Поповых-Роговых в посёлке Тупик Ширинского района. Глава семьи Степан Васильевич, строгий на вид старик, с длинной седой бородой. Его жена — Алёна Даниловна, которая вечно копошилась с многочисленной детворой своей дочери Анастасии Степановны. Шутка ли сказать, три пацана и две девочки, все непоседы. Зять Степан Васильевич вместе со своим старшим сыном работали в леспромхозе. Анастасии Степановне хватало работы дома по хозяйству. Рядом по соседству жили племянники Алёны Даниловны: Василий, Леонид и Иван Поповы. Всё делили поровну: и радость, и горе, помогали друг другу, ходили в гости. Проводили всем посёлком Василия и Леонида в армию, они попали на Дальний Восток. И вот, как гром с небес, 22 июня 1941 года по селу Назарово быстро разнеслась страшная весть: война! Болью отозвалось в каждом сердце это слово. Сразу не поверили тому, что прозвучало по радио, но.
Мирная спокойная жизнь сразу оборвалась. Через несколько дней опустело село. Все мужчины, способные держать оружие, были призваны в Красную Армию. Ушли добровольцами ребята-комсомольцы и некоторые девушки.
Пришла повестка и в семью Роговых. Первым отправился на фронт Степан Васильевич, отец пятерых детей. Проводы были недолгими. Прозвучала команда: «По машинам!», и будущих защитников Родины повезли на станцию Шира, а оттуда на фронт.
Иван поехал проводить отца до пункта назначения, сестёр не взял, но они (Тае в то время было 13, а Рае всего 6 лет) побежали через пшеничное поле, перешли речку и вышли на главную дорогу, по которой должны были проехать машины. Девочки перегородили дорогу, чтобы ещё раз обнять своего отца, как будто предчувствовали, что видят его в последний раз.
Машины остановились. Отец взял на руки младшую и, какое счастье, посадил в машину, Таиску уговаривать не пришлось, она мигом залезла в кузов. Отец сел на футляр с гармошкой, с ней он никогда не расставался, был заядлым гармонистом. Девочки прижались к отцу, не говоря ни слова, доехали до станции. А потом пронзительный гудок товарняка, последние поцелуи, напутствия вперемешку со слезами — и всё…
Похоронка пришла в самом начале войны. Друг Степана Васильевича, который приехал в отпуск по ранению, рассказал, что командиру взвода в одном из боёв разорвало миной грудь, умер он сразу. Слёзы, слёзы, слёзы. Почтальонам, которые приближались к какому-нибудь дому, заглядывали в глаза, определяя по ним: к кому пришла беда. Погибших оплакивал весь посёлок, ведь все друг друга знали, а общее горе ещё больше сблизило людей.
После смерти отца Иван добровольцем уходит на фронт, а вместе с ним и его дядя, тоже Иван, два его старших брата Василий и Леонид уже с первых дней были на передовой.
Притих посёлок. Остались старики, женщины да дети. На женские плечи легла вся забота и ответственность за семью. Леспромхоз закрыли. Надо было как-то выживать. Тяжело пришлось Анастасии Степановне, но помогали родители, девочки, они из детей были старшими. Спасало хозяйство. Пасли корову, заготовляли сено на зиму. Работали в огороде. На рынке продавали молоко, сметану, зелень: щавель, лук-слизун, чеснок. На поле собирали оставшиеся колоски. Шелушили ячмень и овёс, осенью копали картошку, меняли её на жмых. Картошку растирали, добавляли отруби, которые ездили покупать в Назарово, пекли из этой смеси лепёшки. О хлебе только мечтали, так как в месяц на человека давали по 100 граммов муки.
Девочки нанимались работать в другие семьи, более зажиточные по тем временам: копали картошку, работали в огороде, белили избы. Трудно приходилось, но во время войны быстро взрослели дети. Особенно тяжело было тогда, когда от близких не приходили письма с фронта.
В соседнем дворе почтальон, который не торопится постучать в дверь. Кто на этот раз? Долгое время не было вестей от Ивана. Анастасия Степановна все ночи напролёт проплакала в подушку, а сейчас с ужасом смотрит на «вестника смерти»: «Неужели к ней?» Стук в дверь, ноги подкосились, речь отнялась… Не решился почтальон отдать письмо-похоронку на Ивана сестре Анастасии Степановны, принёс к ней, чтобы она как-то подготовила мать. А как? Как матери перенести такую утрату? Опять горе, опять слёзы.
Проходят дни, месяцы ожидания, и вот долгожданное письмо от сына. Оказывается, что он был в окружении, попал в плен к врагу. Дважды пытался совершить побег. Первый раз не удалось. После трёх дней, изнурённый, голодный, он уснул в поле, где его нашли фашисты, травили собаками, вернули в лагерь военнопленных. Но и тогда мысль убежать к своим не покидала Ивана. Как только затянулись раны, он повторил попытку. В этот раз ему повезло. Фашисты оставили машину с ключами возле небольшой группы пленных, в числе которых находился Иван, а сами отправились пьянствовать. Долго думать не пришлось, молча подали друг другу сигнал, прыгнули в машину и «сиганули» к линии фронта. Не сразу спохватились немцы, это спасло наших солдат, которые далеко ушли от погони. Машину бросили, долго бродили по лесу, пока не попали к партизанам, а потом на передовую.
«Жив! Жив!» — не покидала мысль Анастасию Степановну, а страх брал своё, ведь война ещё не закончилась, какие ещё ждут испытания впереди? Алёна Дмитриевна каждый день молила Бога за родных.
Новый удар. От долгих переживаний не выдержало сердце у Степана Васильевича. Он никогда не показывал вида, всё держал в себе. Похороны были скромными. На фронт решили об этом не писать. Мало ли что.
Без главы семьи стало ещё тяжелее. Тая устроилась работать на оросительный канал. Рая, которой только в конце войны исполнилось 10 лет, работала по дому наравне со взрослыми. Таиска придёт с работы и проверит, что и как сделала сестра, да заставит ещё и переделать, если ей что-то не понравится. Раньше полы в доме были не крашены, приходилось скрести их ножом да песком натирать, а потом таскать воду с колодца и смывать. Дело очень трудное, учитывая возраст работницы, а тут ещё и малыши под ногами вертятся, хотят помочь, но только мешают.
Тёплые и добрые отношения в семье помогли выжить и дождаться тех, кто воевал и принёс долгожданную победу. Пришёл с фронта весь в наградах Иван, да не один, привёз с собой невесту с Украины, Марью. Вернулись чуть позже Леонид и Василий Поповы, они остались после Победы на сверхсрочной службе. Василий сманил всю родню во Фрунзе, но тёплый край надолго не задержал. Тоска по родной Сибири взяла своё. Приехали в Назарово, из которого уже не уезжали до конца жизни. Жили, трудились.
Прошло много лет. Никого, кто пережил тяготы войны, уже нет в живых из этой семьи, но память о них живёт и по нынешний день в сердцах последующего поколения. Некоторые думают о молодом поколении, как об испорченном. Но мы умеем ценить и помнить то, что для нас было сделано нашими предками. Я думаю, многие из нас оправдают их доверие. Посмотрите на тех, кто был в Афганистане и Чечне. Ведь там безусые мальчишки совершали такие же подвиги, как их деды и прадеды во время Великой Отечественной войны.
Наталья Болгова, 7 класс, г. ИланскийМой прадедушка-участник Сталинградской битвы
С каждым годом всё дальше уходят от нас события Великой Отечественной войны. Но героические подвиги советского народа и его воинов в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками никогда не забудутся. Я хочу рассказать о своём прадедушке, участнике Великой Отечественной войны.
Трудное детство и нелёгкая юность выпали моему прадедушке Александру Тимофеевичу Гончарову. Он родился и вырос в Ясной Поляне. Едва мальчику исполнилось девять лет, умер отец. В семье было восемь братьев и сестра. Каково приходилось одной матери! Санька, так звали моего прадедушку, во всём помогал ей. Когда началась Великая Отечественная война, ему не было и восемнадцати. И вот в далёкую деревеньку с красивым названием Ясная Поляна вестовой привёз сразу три повестки из военкомата.
Сборы были недолгие. Положили в котомку всё необходимое, и он пошёл на сборный пункт. Через шесть месяцев, пройдя курс молодого бойца в Новосибирске, сержант, ворошиловский стрелок Александр Тимофеевич Гончаров, а вместе с ним ещё двое молодых ребят отправляются в самое пекло войны — на Сталинградский фронт.
Погрузили их в приспособленные вагоны-теплушки, где стояли печки-буржуйки, можно было в дороге подогреть чай и согреться. В соседнем с ними вагоне ехали девушки-радистки. Часто вечерами из их вагонов доносился смех и пение: «На закате ходит парень возле дома моего…» или любимая всеми «Катюша».
Состав часто останавливался, пропуская поезда срочного назначения с танками и тяжёлой техникой. И тогда наступали минуты, когда молодые ребята вместе с девушками разводили костёр, варили кашу и пели песни. Чем ближе подъезжали к Волге, тем чаще были налёты вражеских самолётов. Однажды им пришлось стоять целую неделю, так как железная дорога была полностью разрушена, в их паровоз угодил снаряд, и они чудом остались живы. Молодые ребята делали все ремонтные работы, чтобы помочь очистить путь следования.
Во второй половине августа 1942 года враг особенно усилил наступление. И 23 августа прорвался к Волге севернее Сталинграда. Вражеская авиация ежедневно совершала налёты на город. Подразделение, в котором находился наш прадедушка, со станции Рязано-Уральской железной дороги, проделав многокилометровый марш-бросок, вышло к берегам Волги.
Использовали всё, на чём можно было плыть. Часть воинов разместилось на плоту и на лодках. В утреннем осеннем тумане отчалили от берега. Незамеченными преодолеть Волгу не удалось. Фашисты открыли ураганный огонь. Снаряды рвались слева и справа, спереди и сзади. Повсюду вздымались фонтаны воды. Порой вой снаряда завершался ударом в лодку или плот, и тогда слышались крики раненых и тонущих солдат, вода окрашивалась в красный цвет. И казалось, не будет конца этому грохоту, крикам, треску и стрельбе.
Вдруг под самый угол плота плюхнулся снаряд и раздался взрыв. Плот перевернулся, и молодые бойцы оказались в воде. От холода перехватывало дыхание, шинель намокла и тянула на дно. Прадедушка приложил все усилия, чтобы удержаться на воде. Но Волга широка и глубока. Держаться на воде становилось всё труднее.
Но всё-таки не погиб солдат! Когда его силы уже были на исходе, к нему подплыла лодка. Несколько рук ухватили за шинель и вытащили солдата из воды. Это было тринадцатое октября 1942 года. Противник лютовал. Фашисты ввели в бой дополнительные девять дивизий и начали штурм города. Хотя городом Сталинград назвать уже было трудно, город в виде руин и развалин.
В ходе боёв наш дедушка был тяжело ранен и отправлен в госпиталь на Урал. А потом была Великая Победа под Сталинградом. Несмотря на тяжелейшие условия, защитники Сталинграда выстояли. В конце ноября 1942 года после тщательной подготовки советские войска перешли в наступление и замкнули кольцо окружения вокруг вражеских войск. В окружении оказались 22 дивизии, где было около 330 000 человек во главе с фельдмаршалом Паулюсом, десятки тысяч единиц боевого оружия и техники.
Да, это наши деды и прадеды сражались за Родину. Это о них режиссёр Сергей Бондарчук снял свой знаменитый фильм «Они сражались за Родину». Это они остановили значительные силы немецких войск ценой своей жизни, это они нанесли удар по врагу, это они отвлекали фашистские войска от Кавказа, за которым притаилась дружественная фашистской Германии Турция, которая, в случае успеха Германии под Сталинградом, должна была вступить в войну.
200 дней битвы за Сталинград стали крупнейшим событием в ходе Второй Мировой войны, внёсшим огромный вклад в достижение победы над фашизмом. Сталинград — это больше, чем название, даже больше, чем память. Вот почему мы будем помнить каждого солдата, отдавшего свою здесь жизнь за Родину. Наша благодарность никогда не может быть выражена до конца. О величии мужества и подвигах защитников Сталинграда всегда будет напоминать мемориальный музейный ансамбль на Мамаевом кургане. «И пусть всегда в сердцах живёт глубочайшее уважение ко всем героическим защитников Сталинграда — к живым и павшим, вместе с твёрдой уверенностью, что их величайшие жертвы не были напрасны»., — сказал бригадный генерал армии США В. Вильсон.
Родина высоко оценила подвиг бесстрашных защитников Сталинграда. Мой прадедушка был награждён орденами и медалями «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За Победу над Германией» и другими.
А жизнь продолжается. После выздоровления Александр Тимофеевич через полгода снова был отправлен на фронт, который по значимости был равен Сталинграду, — это Курская дуга. Сражение под Прохоровкой было последним для моего прадедушки. Тяжелораненый, он долго лечился по военным госпиталям. Вернулся домой в родную Ясную Поляну только в 1947 году, инвалидом 2-ой группы. Прожив ещё несколько лет, он умер. Но я буду всегда помнить его! Его мужество и храбрость. Я прадедушку никогда не забуду!
Евгения Свитенкова, 11 класс, г. ИланскийМой дед — герой
Осень на Украине выдалась мягкая и тёплая, явно не соответствовавшая суровому времени 1942 года. Весь правый берег Днепра был оккупирован германскими войсками, в том числе и город Ровно, в котором организовалась столица Рейхскомиссариата. На многих улицах стало пустынно: никто из уцелевших жителей не показывался, опасаясь фашистов, патрулировавших весь город.
Близ железной дороги, расположенной на окраине города, построили несколько бараков, тщательно охраняемых немцами. Оттуда слышны шорохи и постоянно перекликающиеся голоса. Здесь держали подростков, которых собирались отправлять куда-то с эшелоном. Их собирали не только из самого города, но и со всех окружных деревень и посёлков.