- Кто ж вы такие? Свинки или ящерицы? - обратился к животным Вандиен. Они ему не ответили. Лапы у них были короткие, но толстые, налитые бугрящимися мышцами. От железного кольца, надетого на вколоченный в землю колышек, к сбруям, надетым на каждого зверя, веером расходились четыре ремня. Вандиен огляделся, разыскивая взглядом владельца, и обнаружил его рядом с упряжкой.
Это был т'черья, и по примеру своих упряжных тварей он лежал на земле. Суставчатые конечности почти полностью втянулись под панцирь. Какая-то проехавшая мимо повозка погребла т'черья под толстым слоем пыли, и, если бы не сонно никнущие глаза на стебельках, возчик вполне сошел бы за камень. Вандиен прокашлялся, и стебельки зашевелились. Упряжка была не вполне похожа на то, что он подыскивал, зато хозяин - как раз таков, какого он мечтал встретить.
Некоторое время т'черья молча осматривал Вандиена темно-красными глазами на ножках. Потом, в знак уважения к человеческим обычаям, приподнялся на суставчатых ногах так, что его лицо - или то, что у т'черья могло сойти за таковое - оказалось вровень с лицом Вандиена. Глазные же стебельки, наоборот, опустились почти на уровень жвал. Вандиен торжественно поклонился: манеры т'черья произвели на него впечатление. Он не знал ни одной другой расы, способной на подобную предупредительность. Т'черья отчаянно торговались и в деловом отношении были несгибаемы, как брорианы, но жесткость эту прикрывал бархат вежливости.
- Я хочу нанять упряжку для перевозки тяжелого груза, - сказал Вандиен.
- Значит, моя упряжка - это именно то, что тебе требуется, ответствовал т'черья. - Вы, люди, редко используете скилий. Ты, верно, тоже привык к этим вашим длинноногим коням и, без сомнения, считаешь моих зверей безобразными...
Шепелявый т'черья помедлил, давая Вандиену время возразить. Вандиен знал: многие люди отказывались иметь дело с т'черья, утверждая, будто их речь на Общем невозможно понять из-за чудовищного акцента. Вандиен, однако, давно наловчился разбирать их своеобразный говор и не испытывал никаких затруднений. И он ответил учтивостью на учтивость:
- Я не одобрил бы того, кто станет судить упряжное животное по его внешности. Если ты говоришь, что они здорово тянут, у меня нет причин не верить тебе, хотя бы, на мой взгляд, они и выглядели странновато. Позволь спросить тебя, как ими правят: так же, как лошадьми, или требуется какое-то особенное искусство?
- Особое искусство, чтобы управлять скильями?.. Ты оказываешь слишком большую честь бедному земледельцу вроде меня. Нет, скильи - это кроткие и безропотные звери, с которыми играючи справится и только что вылупившийся младенец. Когда же ими правит возчик столь опытный, как, например, я, для нас поистине нет ничего невозможного. Наше упорство и сила способны передвинуть тягчайший из грузов. Вероятно, тебе требуется очистить поле от валунов? Или, может быть, притащить с холмов поваленный лес? Мои скильи справятся. Самый скупой работодатель не прогадает, наняв таких, как мы с ними. Они кормились три дня назад и не проголодаются ранее, чем еще через два срока...
Вандиен быстренько подсчитал в уме: вот это да, оказывается, скилий кормили один раз в девятнадцать дней. Свойство, весьма ему подходившее в его нынешнем положении. Очень, очень осторожно приступил он к деликатной части переговоров:
- Без сомнения, именно твоя сноровка и опыт сделали эту упряжку лучшей из лучших. Но в деле, которое мне предстоит, вожжи держать должен буду я, и я должен знать, послушаются ли они чужака? Я хотел бы, чтобы на десять дней ты поручил их моему присмотру и заботе. Устроит ли тебя подобная сделка?
Глазные стебельки т'черья закачались из стороны в сторону. Таким образом это племя подражало человеческому жесту, означавшему "нет".
- Увы, - сказал т'черья, - я вынужден тебе отказать. Моя упряжка для меня дороже детей. И единственное средство добыть себе пропитание особенно при нынешней засухе, вызванной немилостью Заклинательниц Ветров. Твое лицо говорит об искренности, чужестранец, а панцирь - о благородстве, но доверить упряжку незнакомцу я не могу. Хотя и буду счастлив сопровождать тебя в любом предприятии, которое ты задумал. И ты, я уверен, возрадуешься, видя, как легко справятся с самой тяжелой работой мои скильи, направляемые столь умелой рукой, как моя. Любой зверь работает лучше, если знает хозяина и доверяет ему. Может быть, на том и договоримся?..
Вандиен глубоко и шумно вздохнул. Поднял руки до уровня плеч, а потом уронил их, в свою очередь подражая тому, как никнут глазные стебельки у опечаленных т'черья.
- Увы, я должен с уважением отнестись к твоим опасениям. Я глубоко чту тех, кто понимает, сколь высокую ответственность накладывает звание хозяина. Всяческой похвалы достоин возчик, проявляющий заботу о своих упряжных животных. Более того, я уверен, что твою решимость не способна поколебать никакая сумма денег. О да, ни за какие деньги не поручишь ты благородных скилий первому встречному...
- Моя честь не продается ни за какие деньги, - подтвердил т'черья. И он, и Вандиен понимали, что фигуры для совершения сделки расставлены, пора приступать к делу. Т'черья ждал...
- Со своей стороны, - сказал Вандиен, - я никогда не стал бы оскорблять твои чувства, предлагая тебе презренные монеты. В самом деле, что ты обо мне знаешь? Кто я такой, чтобы рассчитывать на твое доверие, а с ним и на ту услугу, которая мне от тебя требуется? Об этом и еще о многом я себя спрашивал, пока мы стояли здесь, среди многошумной суеты торжища, пытаясь разговаривать и торговаться, как положено цивилизованным существам... насколько это возможно посреди сутолоки и звуков праздной болтовни. Что могу я о себе рассказать, как могу завоевать твое уважение, когда вокруг блеют и ревут животные, поднимая пыль, садящуюся на наши лица, а прохожие, понятия не имея о вежливости и манерах, проходят столь непочтительно близко от нас, что обдают нас запахами своих тел... Как могу я доказать тебе, что и мы, люди, существа, не наделенные высшей чувствительностью наследным достоянием т'черья, - уж не вовсе подобны бесчувственным камням?
Медленно и со вкусом перечисляя неудобства, которые, как он знал, доставали т'черья гораздо крепче, нежели его самого, Вандиен прямо-таки видел, как под впечатлением его слов тот понемногу прятался обратно в панцирь. Т'черья предпочитали прохладу, приглушенный свет и негромкие звуки. Т'черья, добывающий себе пропитание в городе, населенном по преимуществу людьми и брорианами, обрекал себя на колоссальные трудности.
- Ни за какие деньги?.. - прошепелявил т'черья. У этого племени не было голосовых связок: они не выговаривали, а скорее выдыхали слова. Вандиен, однако, отлично разобрал сказанное и понял, что удобный момент наступил.
Его короткую куртку перетягивал коричневый матерчатый пояс, на котором висел кошелек. Рука Вандиена поползла к поясу, но кошелек миновала. То, что он собирался достать, ни в коем случае не следовало таскать среди монет. Он осторожно развернул складки пояса, и в ладонь ему выскользнул некий предмет, завернутый в мягкую серую тряпочку. Т'черья пристально следил за каждым его движением. Поначалу он даже выпустил было глазные стебельки, дабы ничего не упустить из виду, но потом вспомнил о принятом среди людей и торопливо втянул их. Вандиен, впрочем, заметил его интерес и приложил все усилия, чтобы разжечь его как только возможно.
Он неторопливо поправил пояс, в котором хранил хрупкое сокровище, потом, опять-таки без лишней спешки, одернул куртку и по очереди обтер каждую ладонь о штаны. И только тогда начал медленно, медленно разворачивать тонкий, мягкий серый клочок, действуя двумя руками, словно бы из страха, что лежавшее внутри может выпасть и затеряться. И вот наконец его ловкие пальцы отвернули последний слой ткани. Т'черья неожиданно застрекотал своими мандибулами. Какое-то время ни тот ни другой не произносили ни слова.
На ладони Вандиена лежал оранжевый кристалл, длиной и толщиной примерно с его безымянный палец. С бесконечными предосторожностями Вандиен повернул его к свету, словно кристалл мог рассыпаться от малейшего прикосновения. Солнечные лучи заиграли на множестве граней: то, что казалось единым целым, было в действительности разросшейся друзой.
Движением опытного актера Вандиен поднес кристалл к своему носу и почтительно понюхал. Его обоняние не могло уловить почти никакого запаха. Т'черья взирал на него с молчаливым отчаянием, выдавая владевшее им возбуждение лишь чуть заметным подрагиванием клешней-пальцев передних лап. Торг кругом них продолжал шуметь, но Вандиен знал, что т'черья ничего более не слышит и не замечает.
- Да, - сказал, вернее, прошептал он наконец. - Ни за какие деньги...
- Что ты предлагаешь? - прошипел т'черья. И нерешительно добавил: - Это очень маленький кристалл...
Сбить Вандиена с толку подобным замечанием было невозможно.
- Верно, - сказал он. - Ты прав. Обрати внимание на его роскошный, глубокий цвет. Такой кристалл составит гордость и сокровище богатейшей из королев. Он достаточно мал, чтобы носить его все время с собой и иметь возможность насладиться им всякий раз, когда сутолока заполненного работой дня станет грозить внутреннему покою, столь ценному для всякого цивилизованного существа. О, я бывал в жилых пещерах состоятельных т'черья и видел гирлянды кристаллов, украшавшие стены их жилищ и решетки для приготовления пищи... но почти не встречал таких, которые могли бы сравниться с этим кристаллом по цвету и запаху. Сколь долго утешал он меня в пути! Любуясь, как дробится в нем свет, вдыхая его аромат, навевающий сонный покой, пережил я многие горести и неудачи. И мне кажется, этот кристалл сможет убедить тебя в том, что я - существо, как и ты сам, цивилизованное. Я достоин доверия, хотя бы я и пришел нанимать твою упряжку и даже намереваюсь на некоторое время забрать ее у тебя, и к тому же, обитая, как и все мы, среди корыстолюбцев, поневоле вынужден предлагать тебе за это презренные деньги...
Карие глаза Вандиена прямо смотрели в т'черийские глаза на ножках, излучая самую убедительную искренность. Пальцы его между тем помаленьку заворачивали кристалл обратно в тряпочку, словно бы для того, чтобы спрятать на место. Т'черья выдал себя, затрепетав одним из своих глазных стебельков. Он не отрывал взора от кристалла, уже исчезавшего в складках ткани. Его мандибулы снова застрекотали. Спохватившись, он перешел на Общий:
- Твое доказательство впечатлило меня, человек. Никогда прежде не видел я, чтобы твой соплеменник носил с собой сонный кристалл, - разве что на продажу. Меня зовут... - тут он что-то прострекотал, - по-вашему Паутинный Панцирь, из-за узора на моей броне...
- А я - Вандиен, - прозвучало в ответ. Они торжественно поклонились друг другу; можно было приступать к серьезной, деловой части беседы. Все, что говорилось до этого, было всего лишь прелюдией, расстановкой сил и разведкой. - Итак, Паутинный Панцирь, - продолжал Вандиен, - сегодня ты обнаружил, что не все люди - варвары и дикари. Кое-кто из нас дорожит своим покоем не меньше, чем вы...
- Что же это за дело, для которого тебе понадобились мои скильи? спросил т'черья.
- Да есть кое-какая работенка в Обманной Гавани.
- Обманная Гавань?.. Ее жители грубы и шумливы, и ничего хорошего там, говорят, нет. Т'черья там совсем не живут, а обитатели из числа людей сплошь злодеи. Могу ли я быть уверен, что моей бесценной упряжке там ничто не грозит? Как я удостоверюсь, что их там не украдут, не отравят или не покалечат ради забавы?..
Вандиен медленно поводил рукой с кристаллом перед своим лицом человеческий эквивалент т'черийского жеста, изображавшего крайнее расстройство.
- Да оградит нас Луна от подобного непотребства!.. - Рука Вандиена медленно поползла к поясному кошелю. Т'черья по-прежнему не отрывал глаз от его ладони, в которой лежал кристалл. Вандиен похлопал по кошелю так, что две мелкие монетки звякнули одна о другую. - Задал ты мне, друг мой, задачу, - сказал он т'черья. - Если я тебя правильно понял, ты готов предоставить мне свою упряжку, если я сумею уверить тебя в ее безопасности. Или, может быть, скудость Общего языка некоторым образом извратила мысли, которые ты облекал в слова?
- Предположим, ты понял меня верно, - уклончиво ответил т'черья. - И если бы я в самом деле собрался предоставить тебе на некоторый срок этих несравненных скилий... скорее, друзей, нежели рабочих животных... что послужило бы залогом их безопасности на то время, что они пробудут с тобой?
Вандиен снова звякнул содержимым тощего кошелька:
- И правда, что?.. Когда я вернусь, твои тревоги будут оплачены деньгами, но сейчас речь не о них. Какой-нибудь грубый невежда начал бы предлагать тебе деньги прямо сейчас, не понимая, что звон монет отнюдь не всегда равноценен добрым намерениям. Я же полагаю, что наша с тобой сделка заслуживает чего-то особенного-личного. Можно даже назвать это заложничеством... - Вандиен помедлил, возведя глаза к небу. Постояв так и помолчав некоторое время, он якобы с неохотой засунул кристалл в складки своего пояса. Мандибулы т'черья еле слышно застрекотали, но Вандиен притворился, будто не слышал. Крепко сжав губы и придав своему лицу отрешенное выражение, он принялся стаскивать с левой руки перстенек. Перстенек медленно сдвинулся, открыв полоску незагорелой кожи. С тяжелым вздохом Вандиен протянул его т'черья.
Глазные стебельки ненадолго склонились над перстнем. Тот ничего особенного собой не представлял: квадратная вставочка из черного камня не сверкала, лишь тускло поблескивала гранями, металл же был простым серебром. Вандиен взвесил его на ладони:
- Вот, возьми... Давно, очень давно не снимал я его со своей левой руки. Но если тебе нужно свидетельство моего благородства - вот, прими... Он перешел ко мне от бабушки отца моей матери... - Он вновь помолчал и вздохнул поглубже, словно бы для того, чтобы очистить голос от горестной хрипотцы: - Немногое, увы, слишком немногое напоминает теперь о тех высотах знатности и богатства, с которых выпало низвергнуться моему роду... Лишь этот перстень я сохранил как символ славного прошлого, которое я намерен, не жалея сил, возродить к жизни. Ничто и ни при каких обстоятельствах не заставит меня расстаться навсегда с этим перстнем! Нет, никогда!.. Либо я верну тебе твоих скилий в целости и добром здравии, либо погибну...
Его ладонь сжалась в кулак, судорожно стискивая перстень. Жилы и мускулы вздулись, обрисовавшись под кожей. Он сморгнул, якобы пряча непрошеную скупую слезу. И с угрюмой решимостью протянул перстень Паутинному Панцирю на ладони. Было видно, как дрожала его рука.
- Верни свой перстень на его законное место, - проговорил т'черья. Мой народ не носит на панцирях металлических украшений, но мы знаем, сколь высоко цените их вы, люди. Я не могу заставить тебя расстаться с предметом, столь для тебя драгоценным, ради простой сделки, заключаемой на торжище, где властвует корысть...
Вандиен не спешил убирать протянутую руку:
- И все-таки я непременно должен нанять твою упряжку. Я убежден, что они, и только они способны выполнить задуманную мною работу. Прошу тебя! Длящийся разговор лишь усиливает мое беспокойство и муку...
Т'черья громко застучал жвалами. Вандиен стиснул челюсти и отвел глаза. Он намеренно употребил выражение "беспокойство и мука", отлично зная, что именно этими словами обычно переводили т'черийское выражение, означавшее высшую степень умственного и эмоционального напряжения, могущую повлечь за собой серьезную телесную болезнь.
- Нет! - вскричал т'черья, и Вандиен ощутил на руке прикосновение его клешни. - Скорее спрячь сокровище своего рода, о человек! Мне достаточно и твоей готовности с ним разлучиться. Я не в силах требовать от тебя таких жертв, скорее уж я соглашусь на время расстаться со своими скильями. Зрелище твоей честности и нравственной чистоты покорило меня. Я не стану испрашивать у тебя задатка...
Вандиен смотрел на т'черья, торопливо надевая перстень обратно на палец. Потом переменил позу: руки, скрещенные на груди, до некоторой степени уподобили его т'черья, изображающего смирение.
- У меня нет слов, государь мой, - сказал он. - Я не осмеливаюсь воспользоваться подобным великодушием. Похоже, тем, кто имеет с тобой дело, приходится ограждать тебя от последствий твоей же учтивости! Увы, я мало что могу тебе предложить, но потребуй же у меня в залог хоть что-нибудь! Хоть что-нибудь! Любую вещь, какую изберешь...
- Любую? - словно бы в замешательстве переспросил т'черья.
Вандиен только рад был сунуть голову в петлю.