В голосе Ильи сквозило равнодушие.
— На карте наш путь трижды пересекается!
— Это проекция на плоскость, — устало пояснил Илья. — На самом деле якобы пересекающиеся ветки туннеля находятся на разной глубине.
— Ничего подобного, — не согласился Никита, щелкнул клавишей и создал над дисплеем объемное изображение пройденного участка. — Вот в этих трех местах туннель пересекается сам с собой на одном уровне, но мы нигде не видели ни своих следов, ни развилок на четыре стороны.
Илья взял фонарь и посветил вдоль туннеля в сторону тупика.
— Посмотри туда, — сказал он Никите.
— Ну, посмотрел.
— Что ты там видишь?
— Тупик.
— Так не все ли равно, пересекается туннель сам с собой или нет? Наш путь — только вперед, и другого пути нет!
У меня было иное мнение на этот счет, но я, как всегда, промолчал. Бирюком меня никто не называл. Молчуном, Великим Молчальником — бывало. Даже матерно обзывали — когда мое молчание доводило кого-нибудь до бешенства.
Никита озадаченно почесал затылок, в полголоса витиевато выругался и отключил шевронник.
Наташа пропустила ругань мимо ушей. Надоела ей роль ревнительницы бонтона. Горбатого могила исправит.
— Интересно, а что на местном языке означает мауни? — задумчиво спросила она, глядя в сторону тупика. — Господин, хозяин?
Илья знал, но промолчал. Никита снова включил шевронник.
— Ягненок, — удивленно сказал он.
— Что — ягненок? — не поняла Наташа.
— Мауни по-мэоримешски — ягненок, — пояснил Никита, недоуменно смотря на дисплей.
«Агнец», — про себя поправил я, но вслух, как всегда, не сказал.
— Это что — ласкательное обращение? — подняла брови Наташа. — Лучше бы киской или рыбкой называли.
— И меня тоже?! — притворно возмутился Никита. — Нет уж! В крайнем случае, согласен на солнышко!
— У каждого народа свои обычаи, — назидательно сказал Илья. — В Древней Руси ласкательные обращения были весьма распространены. Красна девица, сокол ясный, голубь сизокрылый…
Он исподволь старался изменить направления темы, мне же было все равно.
— Ага! — поддакнул Никита. — Как имена у индейцев Северной Америки. Быстроногий Олень, Трепетная Лань, Бычий…
— Фу, Никита! — одернула его Наташа, небезосновательно полагая, что он собирается ляпнуть скабрезность.
— А что я такого сказал? — притворно возмутился Никита.
Ответить Наташа не успела.
— А давайте-ка спать! — предложил Илья. — Завтра предстоит трудный день.
Он начал опасаться возобновления диспута о значении слова «ягненок» и прервал разговор самым радикальным образом.
— Спать, так спать, — покладисто согласился Никита. — Трудный день, так трудный. Хотя понятие дня под землей весьма относительно.
— Ребята, а дежурить ночью никто не будет? — с тревогой в голосе поинтересовалась Наташа.
— Зачем?
— Мало ли…
— Морока боишься? — замогильным голосом протянул Никита.
— А хотя бы! — с вызовом ответила она.
— Никого здесь нет, — отмахнулся Илья. — Ни чудовищ, охраняющих сокровища, ни крыс.
— Ладно, — смилостивился Никита, — я позже датчики движения расставлю.
Он полез в карман рюкзака и достал баллончики с квазипеной.
— Лучше любого спального мешка, — заверил он, раздавая баллончики.
Илья обрызгал себя, немного подождал, пока кокон вокруг него не полимеризировался до резиноподобного состояния, и лег. Улеглась и Наташа. Она освободила лицо от квазипены, выпростала из кокона руку и взяла фонарь. Никита ушел в темноту в сторону тупика, вскоре вернулся и принялся расставлять вокруг привала датчики, активируя их на внешнее движение.
— Если ночью приспичит, не забудьте датчики отключить, а то ревом сирены Морока перепугаете.
— Угу… — кивнула Наташа, водя лучом фонаря по стене туннеля.
— Что, Морока пытаешься разглядеть?
— Да нет… Так просто.
Она поставила фонарь на попа, так что луч света уперся в потолок, втянула руку в кокон и закрыла глаза.
Никита пожал плечами, обрызгал себя квазипеной и лег.
— Ребята, — тихо попросила Наташа, — свет, пожалуйста, не гасите…
Никита хотел ответить замогильным голосом, но, посмотрев на колеблющиеся вдоль луча фонаря клубы тьмы, не стал этого делать.
— Хорошо, — пообещал он.