Ее глаза были ясными, нежными и добрыми. Она не смеялась. Не жалела. Она знала о его чувстве, но не отвергала его.
Аласен могла не любить его, но была смущена и польщена тем, что он любит ее...
Мир Андри превратился в туманные цвета, вращавшиеся вокруг зелени ее глаз, слоновой кости ее кожи, нежно-розовых губ, пышных золотисто-каштановых волос. Казалось, солнечный свет соткался сам собой, и благодаря этому Андри ощутил ее другие цвета: пылающий лунный камень, яркий рубин, глубокий оникс. Она еле слышно вздохнула, почувствовав, что ее окутало и проникло внутрь сияющее световое кружево. Все нежные цвета позднего лета собрались рядом с ними и закружились в танце, музыкой к которому служило птичье пение, свист ветра и шелест крови в их жилах. Андри понял, что это первый опыт Аласен в использовании ее дара фарадима, и мысль о том, что только он смог сделать это, заставила его воспарить в облака.
Она смотрела в его глаза, щеки ее пылали от наслаждения, и сердца их долго бились в унисон, пока они чувствовали себя единственными людьми в мире... Но внезапно перед ними вновь возник этот мир, грубый и пугающий, и овладевшие ими чары исчезли, стоило обоим услышать имя Масуль.
Он шагал к тому месту, где посвятили в рыцари всех остальных оруженосцев. Но воспитателем его был не муж Киле Лиелл. Рядом с ним шел принц Мийон: на самозванце была ярко-оранжевая туника Кунаксы. Возмутительная самонадеянность и откровенная наглость этого человека повергли в шок всех присутствующих; безмолвие повисло над вершиной холма как облако. Нежные дымчатые цвета, стоявшие в глазах Андри, сменились цветами такой резкости, что он поморщился. С болезненной четкостью Андри видел побелевшее от гнева лицо Рохана и налившиеся кровью щеки Чейна, пытавшегося сдержать приступ страшной злобы.
Когда Масуль преклонил колени перед Мийоном и последний произнес ритуальную фразу, его слова прозвучали насмешкой: "Я подверг этого кандидата всесторонней проверке и нашел его достойным моего собственноручного посвящения в рыцари. Тем самым я поручаю ему служить Богине и правде, жить честно и достойно как в благоденствии, так и в скорби. В знак того и другого я вручаю ему хлеб и соль, а в знак его нового и почетного состояния даю эту золотую пряжку".
Самозванец получил каравай и солонку, а фиолетовый пояс Масуля украсился пряжкой в форме полого золотого круга, перечеркнутого золотым лучом. Затем Мийон, хитро усмехаясь, подозвал к себе одного из оруженосцев, и испуганный вздох пронесся над публикой, увидевшей последний из даров и вспомнившей, что традиционным подарком Кунаксы, где жили лучшие кузнецы континента, был меч.
Опоясавшись великолепным клинком в роскошных ножнах с эфесом, украшенным аметистами, Масуль прошел несколько шагов и насмешливо поклонился Рохану, Сьонед и Полю. Рохан коротко кивнул в ответ, сдерживаясь из последних сил. Сьонед, разгневанная не меньше, встретила приветствие Масуля угрюмым взглядом. Но именно мальчик, юный и неопытный, спас их от неминуемой катастрофы.
Поль был совершенно спокоен. Его гордый, звонкий голос разнесся по всему заросшему травой холму:
- Кое-что портит твой внешний вид. Масуль выпрямился и захлопал глазами.
- О чем вы говорите?
- Твой пояс. - Уголки рта Поля приподнялись в холодной усмешке. Фиолетовое с оранжевым - ужасная ошибка в сочетании цветов, особенно на взгляд "Гонца Солнца". Я уверен, что это действительно была ошибка.
- Фиолетовый цвет - цвет Принцевой Марки, - пренебрежительно ответил Масуль этому мальчишке-принцу, которого он мог разорвать пополам.
- А Принцева Марка, - любезно сообщил ему Поль, - принадлежит мне. Исправь ошибку и смени пояс.
Если он откажется, тут начнется кромешный ад. Если послушается...
Мийон шагнул вперед и что-то настойчиво зашептал ему на ухо. Лицо самозванца по очереди то темнело, то краснело. Мийон сказал что-то еще, а затем вернулся обратно. И Масуль, спасая то, что можно было спасти в этой проигранной битве, отстегнул золотую пряжку, только что украшавшую его талию.
- Как пожелаете... милорд, - добавил он после оскорбительной паузы. Вид человека, удерживающего хлеб, соль и меч и одновременно пытающегося снять пряжку с кожаного пояса, вызвал улыбки и даже откровенные взрывы хохота. Но Поль с поразительным самообладанием ждал, чем кончится попытка Масуля сохранить достоинство и в то же время подчиниться требованию, которое тот не мог отвергнуть. Поль был в своем праве. Принцева Марка все еще принадлежала ему. Открытое неповиновение было бы верхом глупости.
Наконец длинная полоса фиолетовой кожи вылезла из штанов. Масуль держал ее в кулаке с таким видом, словно душил ядовитую змею. Поль был достаточно мудр, чтобы не протягивать руки: это позволило бы Масулю демонстративно швырнуть пояс в грязь. Таллаин молча подошел к Масулю сбоку; не дав самозванцу опомниться, оруженосец взял у него из рук пояс, свернул его кольцом и вернулся к своему посту у владетельной троицы.
Поль милостиво кивнул.
- Ну вот, так намного лучше, и туника твоя выглядит более приятно. Мы даем тебе позволение удалиться. Зеленые глаза Масуля буравили его насквозь.
- Держи свой драгоценный цвет, князек, - насмешливо сказал он.
- Непременно, - ответил Поль.
Сопровождаемый Мийоном, Масуль принялся спускаться с холма. Но не успел он скрыться из виду, как кто-то неизвестный хрипло выкрикнул имя Поля.
Андри, следивший за этой сценой затаив дыхание, громко засмеялся и присоединился к родным, устремившимся навстречу Рохану, Сьонед и Полю. Если на склоне холма и присутствовали тайные сторонники претендента, то они быстро изменили свое мнение при виде маленького словесного триумфа Поля.
Немного погодя, когда все спускались к лагерю, Аласен догнала Андри и спросила:
- Конечно, Поль был великолепен, но зачем понадобилось посвящать этого человека в рыцари?
- Да, пожалуй, это было сделано не только для того, чтобы позлить нас, - согласился Андри.
- Ну, наш молодой принц сегодня был неподражаем! - раздался голос Оствеля, шедшего позади с Рияном и Чейном. - Я думал, самозванца хватит удар! Поль поистине сын своего отца!
- За что Масуль и не устает его проклинать, - с усмешкой откликнулся Чейн. - Слушай, извини, но я тороплюсь в лагерь. Хочу обо всем рассказать старику Ллейну.
- Только осторожно! - крикнул ему вслед Оствель. - Смотри, как бы у него от смеха не начались колики!
- Милорд, - обратилась к Оствелю Аласен, - я все еще не понимаю, почему...
- Да просто чтобы сделать назло, миледи, - быстро откликнулся Риян. Отец, Таллаин говорит, что мы должны немедленно встретиться с их высочествами. Лучше поторопиться.
- Конечно. Андри, ты позаботишься, чтобы принцесса Аласен благополучно добралась до шатра ее отца? Похоже, мы сильно отстали от его высочества.
Андри позаботился бы о ее благополучии даже если бы на них внезапно налетела сотня конных рыцарей. Подозревая, что лицо выдает его, он пробормотал:
- Конечно, милорд.
- Хорошо. Я оставляю вас в его надежных руках, миледи. - Оствель снова улыбнулся Аласен, и она ответила ему улыбкой.
- Они так ничего и не сказали, - заметила принцесса, когда Оствель с Рияном ушли.
- Нет. - Андри не сумел позаботиться о собственном благополучии. Миледи... Аласен...
Она вспыхнула, и его сердце не выдержало. Прошло очень много времени, прежде чем они вспомнили, что собирались идти в лагерь ее отца.
* * *
Андраде подняла глаза. Оствель перекинул через руку ее плащ; лицо его было в тени. Не горело ни одной лампы, и просвечивавшие сквозь белую парусину лучи заходящего солнца окутывали их серым полумраком. Она встала, пригладила волосы и позволила Оствелю накинуть на себя плащ.
- Миледи...
- Нет! - Она услышала свой голос, резкий от нервного напряжения и сжала кулаки, скрытые складками просторного плаща. - Нет, - повторила она более мягко. - Все будет хорошо.
- Значит, я так и не смог переубедить вас?
- Конечно, нет. Поторопись. Это нужно сделать до восхода лун. Все собрались?
- Да.
- Тогда поскорее покончим с этим. Масуль въелся мне в печенки.
- Как и всем нам, - буркнул Оствель. В бледно-желтом небе стояло закатное солнце. Андраде поднялась на холм, где днем состоялось посвящение в рыцари. В воздухе чувствовался запах дождя и страха - нет, не ее собственного... Андраде стояла рядом с кругом, который образовали те, кто поднялся на вершину раньше. Двадцать пять человек кольцом стояли вокруг пустого очага, образовав ожерелье из принцев вперемежку с фарадимами. Когда к ним присоединились Андраде и Уриваль, это число достигло двадцати семи. Три перемноженные тройки, строго предписанные для того ритуала, который она собиралась совершить. Как и пресловутая леди Мерисель, Андраде считала магию чисел абсурдом, но не дерзнула бы нарушить традиции неизвестного ей обряда.
Андраде тщательно спланировала расстановку сил, как политических, так и фарадимских. Хотя в Звездном Свитке об этом ничего не говорилось, чутье подсказало ей поставить две соперничающие силы точно напротив друг друга. Как обычно, в качестве "Гонца Солнца" Пустыни выступала Сьонед: Рохан, глаза которого потемнели от чувства вины, находился от нее справа. Поль настоял на своем праве представлять Марку, номинальным правителем которой он являлся, ибо Пандсала все равно не могла присоединиться к кругу поскольку людям, образы которых могли появиться при этом виде магии, запрещалось принимать непосредственное участие в обряде. Тобин, несмотря на свои три жалких кольца и отсутствие обучения в Крепости Богини, играла при Поле роль его "Гонца Солнца". С другой стороны круга находились Мийон Кунакский и четыре других принца, которые поддерживали Масуля. Между ними стояли фарадимы, в число которых входила и Холлис. Чейл выбрал своим "Гонцом Солнца" Рияна. Андри попросил у Волога разрешения быть его фарадимом и получил согласие. По другую сторону от него стоял Ллейн, следом за которым шел Мааркен. Леди Энеида представляла Фирон; рядом с ней находился Уриваль. Юный Сеяст вызвался быть фарадимом Давви. Они замыкали круг, стоя слева от Сьонед. Все они смотрели на Андраде со смешанным чувством осторожного ожидания, тревоги и просто любопытства. Леди подала знак, и Уриваль снял с нее плащ. На расстеленном на траве одеяле были аккуратно разложены поблескивавшие ножи и мечи. Оствель присматривал и за ними, и за Масулем с Чианой, которые также не могли быть частью круга. Снаружи находились и другие: Чейн и Сорин с Аласен; Тилаль и Костас рядом с Геммой и Данлади. Пандсала стояла отдельно. Принцесса-регент казалась спокойной и уверенной в себе, однако ее выдавали глаза, обведенные темными кругами.