В первых числах марта 1917 года революционные войска восставшей России арестовали свергнутого императора Николая II Романова. Поезд, в котором он ехал из Ставки в Могилёве, был перехвачен недалеко от Петрограда, и Николай II под усиленным конвоем отправлен в Царское Село. В те же дни выдворили из Зимнего дворца экс-императрицу Александру Фёдоровну, худосочного наследника престола, многочисленных чад и также увезли в Царскосельский дворец, где уже находился под стражей сорокадевятилетний российский монарх.
Ещё в канун марта опустели многие дворцы и особняки Петрограда: сиятельные князья и графы не вполне представляли себе, чего можно ждать от Временного правительства, и бегство их было поспешным и беспорядочным. Но один дворец на Кронверкском проспекте был оставлен в панике совершенно невероятной. Его владелица, фаворитка свергнутого российского царя балерина Матильда Кшесинская, как только над Петроградом спустилась спасительная ночь, выбралась через чёрный ход и, прыгнув в ожидавший её экипаж, скрылась.
Кшесинская не была опытным политиком, но предчувствовала грозу. К ней приходили всё более угрожающие письма. Последнее, получённое из Ярославля за несколько дней до Февральских событий, прямо-таки бросило её в дрожь. Лица, пожелавшие остаться неизвестными, писали ей: «На народные, потом и кровью добытые денежки вам выстроили столь красивый терем. Ликвидируйте свои дела и с богом — из России. Пока мы вас не тронем, но близок час, когда придет расправа и над вами и над вашим высоким покровителем».
Кшесинская готовилась к бегству. Заветный саквояж заполнила бриллиантами, захватила с собой.
Амурную переписку с царем впопыхах забыла. Не до интимных воспоминаний было в ту ночь.
Одиннадцать лет блаженствовала Матильда Кшесинская в великолепном дворце, который был воздвигнут по приказу её августейшего покровителя, когда ещё не заросли могилы расстрелянных в 1905 году на площади перед Зимним. Царь приезжал во дворец не в парадном полковничьем мундире, а в цивильном костюме, юрко выскакивал из роскошного экипажа. Неслышно открывалась перед ним массивная дверь. На прилегающих улицах поодаль маячили вышколенные служаки из департамента полиции, ждали пока его величество соизволят оставить дворец.
Вскоре после того, как Кшесинская покинула свой замок, туда подъехали солдаты верного большевикам броневого дивизиона, вернувшиеся с фронта и искавшие подходящее помещение. Медленно поднимались они по мраморной лестнице, удивленно рассматривали стены, обитые цветастым шелком, диваны, пуфы, пушистые ковры. Прошли в зимний сад. На дворе стояла стужа, а здесь цвели диковинные растения.
Старший, с красной повязкой на кожанке, поднялся на второй этаж, заглянул в спальню. От алькова струился запах тончайших духов. Солдат сплюнул, сошел вниз, коротко бросил ожидавшим его товарищам: «Убежала, царская…» и прибавил крепкое словцо. Солдаты-броневики тут же собрали митинг и порешили: занять нижний этаж дворца царской фаворитки; вещи, картины и прочее сохранить, как принадлежащие народу.
В этом митинге участвовал один из большевистских агитаторов. Сразу же он помчался в дом номер 49 по тому же Кронверкскому проспекту, где в двух тесных комнатках на чердаке Биржи труда ютился только что вышедший из подполья Петроградский комитет.
Владимир Николаевич Залежский, профессиональный революционер, член Петроградского комитета большевиков, спустя шесть лет писал о тех днях:
«Энергичная работа Петроградского комитета в массах скоро начала давать свои плоды. ПК сделался центром всех рабочих кварталов и многих казарм.
В тесном помещении, им занимаемом, непрерывно толкались ходоки и делегаты. Сюда со всех концов Петербурга стекались пожертвования и оружие. Теснота была страшная. Хранить деньги и оружие было негде. Все это создавало положение прямо критическое».
Естественно, что сообщение агитатора о въезде броневого дивизиона во дворец Кшесинской мгновенно породило желание выяснить, нельзя ли и Петроградскому комитету большевиков перебраться туда.
О том, как развертывались события, Залежский свидетельствует: «У кого-то из нас явилась мысль попытаться договориться с дивизионом, чтобы тот уступил ПК часть помещения. Для ведения переговоров мы послали одного из наших активных работников офицеров, товарища Дашкевича, который через весьма короткое время вернулся со словами: «Сделано! Готово!..» В ту же ночь ПК переехал туда. Наше вселение во дворец Кшесинской и тесный союз с броневиками вызвали новый взрыв бешеной кампании против нас всей прессы, начиная от махрово-черносотенных органов до меньшевистской «Рабочей газеты», выставляя нас захватчиками и покусителями на «священные права частной собственности».
Злобная кампания нарастала. 13 марта Исполнительная комиссия Петроградского комитета РСДРП(б) на расширенном заседании решила: «По вопросу о помещении для ПК: Оставаться в доме Кшесинской, предоставленном броневым дивизионом».
Буржуазное Временное правительство проявляло трогательную заботу о свергнутом царе и его семье.
В Царскосельском дворце шла размеренная жизнь.
Господа министры готовили отъезд «августейших особ» за границу, на первое время на какой-нибудь фешенебельный курорт Средиземноморья или в Англию. Большевики бдительно следили за этой возней.
Они хорошо знали историю, помнили об ошибках Парижской коммуны, не забывали и обращения Марата к восставшим парижанам с пламенным призывом не допустить эмиграции Людовика XVI, Марии-Антуанетты и наследника престола. «Скачите в Сен-Клу, если ещё не поздно, — призывал Друг народа, — возвратите короля и дофина… держите их крепко… заприте… чтобы они не могли больше конспирировать; задержите всех миллионеров и их прислужников!» — гремело над Францией в 1790 году.
Солдаты из преданных большевикам воинских частей не спускали глаз с Царскосельского дворца. Но после бурных дней Февраля в Петрограде восстанавливался старый образ жизни. Знать сообразила, что ничто ей не угрожает, и начала возвращаться в свои особняки. На Невском открылись шикарные рестораны. А на окраинах, как и прежде, выстраивались с ночи в очередь за хлебом смертельно усталые женщины, которым нечем было накормить детей.
Уже в начале марта Матильда Кшесинская вышла из «подполья», возвратилась в Петроград. Старые знакомые посоветовали: идите к господину Керенскому, вы наверняка получите у него поддержку против этих ужасных узурпаторов.
Министр юстиции Александр Керенский — лидер эсеров, популярный адвокат, произносивший в своё время громкие речи против самодержавия, — был польщён неожиданным визитом пикантной посетительницы. В свои сорок четыре года она выглядела превосходно. Министр был молод: ему исполнилось тридцать шесть.
Кшесинская сделала книксен, смахнула слезу, многозначительно посмотрела Керенскому в глаза:
— Вы всё можете, Александр Федорович!
В особняках уже ползли слухи: Керенский будет премьер-министром.
Любезность министра юстиции не знала границ. Он обещал царской фаворитке всемерную поддержку и тут же приказал выдать официальную справку, что Временное правительство не имеет никаких претензий к балерине Кшесинской и что её имущество — роскошный дворец — не подлежит конфискации.
Тут надо сказать о некоторых чертах характера Кшесинской. Она была необычайно осторожна, расчетлива, прижимиста, осмотрительна. В её личных покоях обнаружили двадцать толстых тетрадей, в которые она записывала расходы, большие и малые: за шляпу—115 рублей, человеку на чай — 10 копеек, Вове — 5 копеек. И тут же в тетради записи о балансе игры в покер — баланс этот составлял десятки тысяч рублей.
Но царская фаворитка не только играла «по маленькой» в покер. Она загребала миллионы. Репортёр газеты «Биржевые ведомости», сумевший пробраться Во дворец после бегства Кшесинской и основательно порывшийся в её записях, которые, как она полагала, никто никогда не увидит, писал: «Нам удалось, ознакомиться с целым рядом интереснейших материалов, выясняющих, что г-жа Кшесинская сыграла роль не только в балетной среде, но и в других областях русской жизни, как, например, в промышленности. У балерины сохранился целый ряд телеграмм за подписью великого князя Сергея Михайловича, явно подтверждающих коммерческие взаимоотношения балерины и князя… Г-жа Кшесинская участвовала в крупных коммерческих делах, пользуясь услугами и влиянием великого князя… Ознакомившись с этими материалами, мы не удивились, когда прочитали несколько писем, адресованных «глубокочтимой и глубокоуважаемой Матильде Феликсовне», с просьбой посодействовать освобождению от призыва и устройству отсрочки».
Время игры в покер прошло, но расчетливость, хитрость, изворотливость остались, и эти свои качества предприимчивая дама пустила в ход.
После визита к Керенскому, окрыленная его поддержкой, Кшесинская действует ещё энергичнее. Она обращается к так называемому общественному градоначальнику, и тот посылает десятого марта во дворец своего представителя, подпоручика Карпова, с заданием продемонстрировать, что «общественные силы» поддерживают Кшесинскую в её правах на дворец. Ловкий подпоручик, составив акт о вселении броневого дивизиона и большевистских организаций, сумел изъять из дворца корреспонденцию Кшесинской, в том числе и письма Николая II.
Теперь Кшесинская направляется к большевикам.
Она одевается как можно скромнее, у нее почти траурный вид. Она вся в чёрном. Восемнадцатого марта она предстает перед председателем Петроградского комитета большевиков Львом Михайловичем Михайловым. Требует она немногого: пусть возвратят ей верхний этаж дворца, она там откроет пансион-столовую, будет вкусно кормить своих клиентов. Всем будет хорошо, и она себя обеспечит.
Михайлов, разумеется, отклоняет просьбу царской фаворитки. И тогда она выпускает коготки. Она решает судиться и направляется к прокурору Петроградской судебной палаты. Пишет заявление, пока осторожное, вкрадчивое, но настойчивое: «Желая знать положение моего владения, я 18 марта поехала в свой дом (дом, а не дворец. — 3. Ш.) и убедилась, что в доме моём расположились две организации: в первом этаже броневая автомобильная часть, а во втором этаже Петроградский комитет социалистов-большевиков. Подчеркивая вполне корректное и вежливое ко мне отношение представителей обеих этих организаций, которые объяснили занятие моего дома крайней необходимостью, вызванной событиями, я из беседы с ними убедилась, что воинская часть считает необходимым не очищать Моёго дома по соображениям «государственным и стратегическим», а Петроградский комитет считает себя гостем воинской части».
Вспомним, что происходило в те недели в России.
Не только в Петрограде, но и во всей стране нарастала ужасающая экономическая разруха. На огромном фронте первой мировой войны умирали каждодневно тысячи русских солдат. Временное правительство и не помышляло о том, чтобы покончить с чуждой и ненавистной народу войной. Буржуазные органы насилия уже готовились к новому туру разгрома революционных сил.
Но 4 апреля происходит огромной важности историческое событие: из эмиграции возвращается Владимир Ильич Ленин и своими Апрельскими тезисами развёртывает перед большевиками и всем народом ясную политическую программу дальнейшей борьбы в новых условиях, после свержения царизма. На повестку дня выдвигается основная задача — борьба за единовластие Советов, за перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую. После выступления у Финляндского вокзала Ленин направляется к дворцу Кшесинской и многократно выступает с балкона дворца перед петроградским пролетариатом. Дворец Кшесинской временно становится штабом революции.
В этой ситуации начинает формироваться, хотя контуры его не для всех зримы, союз всех антипролетарских сил — от эсеров до подонков из черносотенных «Союза русского народа» и «Союза Михаила-архангела». Программа реакции ясна: отвлечь народные массы от насущных политических задач, оболгать большевиков, попытаться любой ценой, любыми средствами очернить их в глазах разных слоев населения, вызвать ярость обывателей, апеллируя к их самым низменным инстинктам. Ну, как тут не воспользоваться «делом Кшесинской», её претензией к «узурпаторам-большевикам»! Буржуазная пресса всячески раздувает «дело о дворце». Эта тема вытесняет с газетных столбцов материалы о положении русской армии на фронтах, важнейшие политические события.
Петроградские газеты дают соответствующий настрой провинциальной прессе.
Большевики внимательно следили за нарастанием злобной кампании. 12 апреля Исполнительная комиссия ПК РСДРП(б) на своем заседании специально поставила вопрос о помещении для ПК в связи с тем, что Временное правительство поддерживает претензии Кшесинской. Постановление было ясным и кратким: не уступать дворец царской фаворитке, принять меры, чтобы он остался в распоряжении большевистских организаций. Следует иметь в виду, что к тому времени во дворце находились не только Петроградский и Центральный комитеты РСДРП(б), но и Военная организация большевиков, Солдатский клуб, Центральное бюро профессиональных союзов, фракция большевиков Петроградского Совета, редакция «Солдатской правды» и некоторые другие большевистские организации. Дворец стал бастионом большевиков и притягательным центром для всего питерского пролетариата.
Но Кшесинская и её покровители намерены вести драку не на живот, а на смерть. Они ведут яростную закулисную подготовку, мобилизуют новые силы, изыскивают новые методы и формы наступления.
И, конечно, надежда возлагается на суд. Ведь вся царская юстиция осталась нетронутой, все законы и принципы царского времени, в сущности, незыблемы.
Царская фаворитка поручает ловкому стряпчему Хесину начать судебный процесс против большевиков.
Тот соорудил соответствующую бумагу в суд, начинив её всяческими обвинениями. Главное из них: большевики покусились на священную частную собственность.
Атака буржуазии на Петроградский комитет и все большевистские организации, их травля и преследования нарастали, и можно было ожидать самых диких провокаций.
В этих условиях Петроградский комитет большевиков пытался было подыскать для себя новое помещение. Но в городе уже многие особняки были заняты под лазареты для раненых фронтовиков, и найти новое помещение для десятка большевистских организаций оказалось нелегко.
Петроградский комитет принимает решение вступить в переговоры с Хесиным, поверенным Кшесинской. Если соглашения не последует, то идти на суд.
Вести переговоры и выступить на суде Петроградский комитет партии большевиков поручает Мечиславу Юльевичу Козловскому. Это решение было принято 3 мая 1917 года. Через день, 5 мая, начался судебный процесс… И здесь необходимо остановиться на характёристике человека, которому партия и Петроградский комитет поручили сразиться с сильной, веками действовавшей классовой юстицией буржуазии.
В решающие периоды истории формируется и выдвигается особенно много ярких молодых личностей, как бы аккумулирующих в себе силы, энергию народа, способности к свершениям. Но ни одна страна и ни одна политическая партия не выдвинула и не сформировала столько молодых деятелей, как Россия и ленинская партия.
Видный деятель польского и русского революционного движения Я. С. Ганецкий писал о Мечиславе Козловском, что он, ещё будучи студентом, уже был марксистом. К этому можно добавить, что ещё в пятнадцатилетнем возрасте Мечислав Козловский был знаком с трудами Маркса, Энгельса, Лафарга и Лассаля и выполнял первые конспиративные поручёния.
Козловский родился в Вильно в 1876 году, в учительской семье, где было слишком много ртов и крайне мало средств. Он рано испытал насилие и несправедливость. В шестнадцать лет его исключили из гимназии за неблагонадежность. Девятнадцати лет он, будучи студентом юридического факультета Московского университета, попадает в Бутырскую тюрьму.
В двадцать три года Мечислав Козловский, друг Феликса Дзержинского, избирается членом Временного Центра рабочего Союза Литвы, а ещё через год — членом Главного правления ЦК социал-демократии Польши и Литвы.
Как революционер и политический деятель, Козловский формировался в те годы, когда на окраинах Российской империи возникли и развивались свои местные, национальные организации и сильна была тяга к сепаратным от российского пролетариата действиям— и в этой сфере давала свои плоды угнетательская политика царизма. Козловский в свои двадцать с лишним лет—известный деятель социал-демократии Литвы и Польши. Но будущее этой партии, её развитие как подлинно марксистской партии он видит только в теснейшем союзе с российским пролетариатом и её ленинским авангардом. Эту мысль он с предельной ясностью высказывает на конференции в Белостоке в 1901 году. Начинается его тесное сотрудничество с группой искровцев в Вильно. Революционная деятельность то и дело прерывается жандармами.
На бурный 1905 год падает особенно большое количество обысков и арестов. Козловский снова в тюрьме. Апрель 1906 года приносит ему очередной приговор — ссылку в Туруханский край на пять лет. Через некоторое время в связи с тяжёлой болезнью ссылку заменяют высылкой за пределы Российской империи.
Три года длится эмиграция. Эти годы заполнены подвижнической деятельностью революционера. Козловский — делегат V съезда социал-демократической партии Польши и Литвы в Закопане, 1907 год — Козловский делегат V Лондонского съезда РСДРП. Три года он живет в Париже, где действует одна из крупнейших эмигрантских организаций большевиков.
В. И. Ленин и М. Ю. Козловский на параде частей Всевобуча 25 мая 1919 года на Красной площади в Москве.
Партийная работа забирает все его силы Но всеми своими помыслами он в России, где в подполье даже в глухие годы реакции не затихала деятельность большевиков.
В Париже Мечислав Козловский познакомился с Софьей Багратионовной Вахтанговой, сестрой Евгения Вахтангова. Это произошло на лекции, которую организовали большевики-эмигранты. Молодая девушка из Владикавказа, где она окончила гимназию и преподавала французский язык, копила деньги, чтобы поехать во Францию для совершенствования в языке.
Мечислав Козловский и Софья Вахтангова часто гуляли в Люксембургском саду, говорили о будущем, о России, о том, что когда-нибудь их родина будет счастливой и свободной.
Они поженились. Вскоре Софья Козловская-Вахтангова уехала в Россию. А Мечислав Козловский остался в Париже: ещё не окончился установленный царским правительством срок высылки.
В декабре 1908 года во французскую столицу приезжают Ленин и Крупская. Владимир Ильич уже давно знаком с Мечиславом Козловским. Перед V Лондонским съездом меньшевики затеяли очередную возню — так называемый «партийный суд» против Ленина в связи с позицией большевиков относительно выборов в Государственную думу. Партия делегирует Козловского в качестве представителя Владимира Ильича в суде. Козловский доказывает безосновательность и смехотворность меньшевистских обвинений.
Козловский в России выступал защитником на политических процессах революционеров и часто добивался успеха. После возвращения из эмиграции в 1909 году партия поручает ему продолжать эту деятельность.
В те годы он тесно сближается с Петром Стучкой и Петром Красиковым. Об этой тройке позже было сказано: «Это была своеобразная нелегальная партийная ячейка при царском окружном суде». А ведь Козловский и его друзья находились под гласным надзором полиции.
В 1916 году, в разгар первой мировой войны, на всю Россию нашумело дело группы ревельских революционеров, представших перед царским военным трибуналом. Им грозила смертная казнь. Адвокат Керенский отказался их защищать. Партия поручила Козловскому выступить на процессе. Он опрокинул грозные обвинения в «государственной измене». Провокаторы и лжесвидетели были изобличены как платные шпики полиции, а ревельские большевики были спасены.
Все знавшие этого невысокого, полноватого человека с огромным лбом и умными, из-под пенсне слегка прищуренными глазами, отличавшегося поразительным умением терпеливо до конца, никогда не перебивая, выслушать любого человека, неизменно поддавались его обаянию. Он никогда не щадил себя, во многом отказывал себе, но всегда находил время, чтобы помочь товарищу.
Февральская революция застала Мечислава Юльевича в Петрограде, где он жил последние восемь лет, изредка по делам партии выезжая за границу.
В столице он до революции издавал газету «Нова трибуна» на польском языке. Эта газета правдистского направления разоблачала шовинистическую политику царского правительства.
Сразу же после Февральской революции Мечислава Козловского избирают депутатом Петроградского Совета и членом Исполкома Петросовета. Большевики избирают его членом Петроградского комитета партии. Он председатель Выборгской районной думы, гласный городской Думы. Он член Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета 1-го созыва.
Большевики вводят его в Комиссию по отмежеванию имущества дома Романовых, и одновременно он становится юридическим советником газеты «Правда».
И вот этому человеку, за спиной которого были тюрьмы, годы эмиграции, большевики поручили скрестить шпаги с буржуазной юстицией, дать ей бой, превратить процесс по иску царской фаворитки в демонстрацию ленинских идей перед петроградским пролетариатом и всей Россией.
Рано утром 5 мая 1917 года на Большой Зелениной улице в Петрограде перед зданием суда начала собираться толпа. Рабочие запрудили проспект. Их привела сюда твердая решимость защитить свою партию, не дать её в обиду буржуазному суду. Но много публики было и из буржуазных кварталов, привлеченной сенсацией, которую подогревала антибольшевистская пресса.
И вот началась схватка. Архибуржуазный судья Чистосердов, слуга буржуазных законов Хесин — одна сторона, в этой схватке представляющая класс, который ещё стоит у власти. Другая сторона представлена большевиком Козловским. В зале — главным образом сочувствующие большевикам солдаты и рабочие. Вот к ним-то и к трудящимся за стенами 58-го судебного участка Петрограда и должен обратиться Мечислав Козловский, сделать так, чтобы до человеческих сердец дошла правота большевиков, восстающих против старого мира бесправия и угнетения.
Чистосердов открывает заседание суда, зачитывает иск Кшесинской… Его речь пересыпана такими словами, как «бесправный захват», «удар по священной частной собственности», «узурпация», «подрыв основ».
Стряпчий Хесин в своей речи ссылается на царский кодекс. Ведь Февральская революция не отменила буржуазную частную собственность. Свод законов, защищающий капиталистов и помещиков, продолжает действовать.
Многочисленные корреспонденты, находящиеся в зале, с явным одобрением воспринимают речи судьи и защитника Кшесинской. Рабочие и солдаты ждут выступления Козловского. Атмосфера накалена до предела.
При гробовом молчании зала с места поднимается Козловский. Он спокоен, лишь пепельница, заполненная окурками, выдает его внутреннее волнение.
«Я прибыл сюда для того, чтобы протестовать против обвинений, которые выдвинуты буржуазной прессой по адресу революционных организаций.
Здесь речь идет о привлечении революционных организаций к судебной ответственности за «незаконное занятие» дворца Кшесинской… Следует не забывать, что революционные организации заняли это здание 27 февраля, в день революционного выступления народа. Заняли его тогда, когда оно было пустым, когда разбушевавшиеся массы уничтожали дворец Кшесинской, считая его гнездом контрреволюции, где сходились все нити, связывавшие Кшесинскую с царским домом… И остался целым этот дворец лишь благодаря тому, что он был занят революционными организациями. Дом этот был занят с согласия Петроградского Совета… Так выглядит «беззаконие» в свете фактов. И о каком «законном порядке» позволительно говорить в тот момент, когда на улице идет революция, свистят пули и гремит артиллерийская канонада?!»
Рабочие, солдаты и матросы, заполнившие зал, переглядываются. Им близки и понятны эти слова. Козловский выступает как грозный обвинитель царского суда, обличитель буржуазии. Он развернёт свою речь так, что она вызовет бурную реакцию зала, и позже Петр Стучка скажет о блистательном выступлении юриста-большевика: «Защита была просто демонстрацией и агитацией перед рабочими, переполнившими зал заседания суда. Мы решили вести защиту не по своду законов, а по Марксу».
От имени революции Козловский объявляет ниспровергнутым царский свод законов. «…Во время революции, — заявляет он, — происходит насильственный переход власти от одного класса к другому. Когда перезреют и рухнут старые общественные отношения, рухнут также и законы, охраняющие эти отношения.
Тогда начинается процесс формирования новых законов… который вырастает из изменившихся общественных отношений… С этой точки зрения ссылаться во время революции на старый «законный порядок» является по меньшей мере нелогичным. Старый законный порядок относится к прошедшей общественной эпохе и уже не вернется никогда, поскольку не могут вернуться старые общественные отношения.
Под этим углом зрения не может быть и речи во время революции о «законном порядке», поскольку сама революция с точки зрения закона является наибольшим беззаконием. И не смехотворно ли теперь ссылаться на «законный порядок» и старый, омертвевший кодекс… Отбросьте же, господа, взывание к «закону», «законному порядку»!..»
Следуя Марксу, бывший учёник виленский гимназии, прошедший через горнило революционной борьбы, показал и доказал, что буржуазное Временное правительство, привязывая новые общественные отношения к ненавистному «законному порядку», имеет своей целью сохранение господства буржуазии над народом, а эта цель насквозь контрреволюционна.
Речь Козловского на процессе длилась около двадцати минут. Он высказал мысль, ради которой большевики пошли на процесс: победивший народ полностью разрушит старую государственно-правовую организацию угнетения рабочего класса, создаст новый правовой порядок, отвечающий интересам широких народных масс.
Цель процесса была достигнута. Даже буржуазные газеты вынуждены были широко осветить выступление адвоката большевиков, ибо интерес к процессу был в высшей степени велик. Речь Козловского способствовала распространению революционных идей ленинской партии.
Разумеется, Чиотосердов выполнил заказ своих хозяев и через десять минут после завершения судебного заседания вынес решение выселить из дворца Кшесинской Петроградский комитет большевиков и другие революционные организации. При этом Чистосердов откровенно и нагло сослался на царский судебный кодекс.
Но суд, действовавший на основании царских законов, уже был бессилен. В Петрограде разразилась буря протестов. Десятки заводов, воинских частей, революционные матросы на митингах заявили, что не допустят врагов контрреволюции в резиденцию большевиков. Появившегося было во дворце судебного исполнителя с позором изгнали рабочие. Всё чаще приходили в Петроградский комитет делегации от кораблей и воинских частей с заявлениями от матросов и солдат, что те в любой момент готовы поступить в полное распоряжение партии большевиков.
Вдобавок к военной силе броневиков и пулеметчиков в распоряжение ЦК поступила сила революционного Кронштадтского флота.
Контрреволюция не унималась. Во дворец ворвалась группа провокаторов, проникла в помещение редакции «Солдатской правды», облила керосином груду газет. Пожар был погашен.
У особняка Кшесинской. 1917 год.
Кшесинская снова помчалась к своему покровителю Керенскому. К дворцу прибыл вооружённый отряд Временного правительства, имевший задание действовать силой. Рабочие вызвали на помощь солдат Первого пулемётного, Московского и Гренадёрского полков. Гарнизон Петропавловской крепости предупредил, что если Керенский посмеет осуществить свою угрозу, то крепость ответит орудийными залпами.
Отряд, подосланный Керенским и компанией, отступил.
Дворец на Кронверкском проспекте остался цитаделью большевиков. Часто приезжал туда Владимир Ильич Ленин, не раз выступал перед рабочими. 16 июня во дворце открылась Всероссийская конференция фронтовых и тыловых военных организаций РСДРП(б) с участием Ленина. Как магнит, эта цитадель притягивала к себе петроградских рабочих, солдат и матросов. Они приходили туда с развёрнутыми знамёнами, на которых были начертаны слова: «Вся власть Советам!».
Но уже приближался июль 1917 года. Контрреволюция готовила яростное наступление на рабочий класс и его большевистскую партию. В 12 часов ночи с 5 на 6 июля по распоряжению штаба Петроградского военного округа во дворце Кшесинской были выключены телефоны. На рассвете должен был начаться погром.
Петроградский комитет большевиков и Военная большевистская организация оставили дворец, чтобы через пять месяцев водрузить на нем знамя Советов. Теперь уже навсегда.
Возможно, дорогой читатель, ты спросишь, как сложилась дальнейшая судьба большевика Мечислава Козловского? И что стало с дворцом царской фаворитки балерины Матильды Кшесинской?
В июльские дни 1917 года разъяренная толпа черносотенцев на одной из улиц Петрограда пыталась линчевать Козловского. Временное правительство бросило большевика в тюрьму, и сто дней он находился за решеткой.
Потом пришел Октябрь, и Мечислав Козловский снова в гуще политических событий. После пролетарской революции он стал выдающимся теоретиком и строителем советской юстиции. Потом партия поставила его на пост председателя Малого Совнаркома, где он работал под непосредственным руководством Владимира Ильича.
Мечислав Юльевич Козловский прожил досадно мало: тяжкий недуг оборвал его жизнь в 1927 году.
Его друг и соратник Петр Стучка писал в «Правде» об ушедшем борце-коммунисте: «Он остался тем же выдержанным революционным марксистом, каким он был в первые дни революции 1917 г., в дни Апрельских тезисов т. Ленина, в дни июльские и октябрьские!»
Прошло почти полвека после описанных событий 1917 года. В парижскую Гранд-Опера прибыла на гастроли прославленная балетная труппа из Советского Союза. Французская столица бурно принимала советских артистов.
В один из вечеров, после того как смолкли овации, из зала за кулисы медленно прошла очень старая женщина. Она то и дело останавливалась, будто не решаясь подойти к тем, кого так горячо принимал Париж.
Наконец она все же подошла к артистам, долго молчала, не в силах вымолвить слова. Потом назвала себя:
— Я Кшесинская.
На эту девяностолетнюю старуху смотрели, вспоминали нечто далеко ушедшее, давно забытое. Она сказала, что пришла сюда, за кулисы, выразить свой восторг блистательному искусству новой России.
Несколько лет назад Кшесинская, навсегда изгнанная восставшим народом в ту бурную весну 1917 года, умерла во Франции.
А на бывшем Кронверкском проспекте Ленинграда, как и десятилетия назад, стоит великолепный дворец. Построенный на народные деньги, он всё же стал достоянием народа. Там уже давно находится Государственный музей революции. На фасаде его высечены слова: «Октябрьская революция открыла новую эпоху всемирной истории».