Журнал "Юность", 1973, №3 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2
Стихи
Евгений Винокуров
Жажда
По ночам юнцов она снедала:Где же вы, грядущие года!Нет, подобной жажды идеалаСтарый мир не видел никогда!И на сходке где-нибудь под липкойС глупой ребятнёю на рукахБабы с зачарованной улыбкойСлушали о будущих веках.Сохранились дневники и письма…Комиссары, кончив путь мирской,Умирали, к солнцу коммунизмаРуки простираючи с тоской…Мучёников жребий — не веночек.…Бытие вся жизнь у них — не быт!И глаза юны, хоть позвоночникШашкой перебит!Стакан чая
И я себя ещё поберегу,И я ещё превратностям не сдамся!В жестоком споре, в дружеском кругуЯ твердо целью выстоять задамся.Но через годы, может быть, вполне —Табачный дым плывет, светает рано,И очень просто скажут обо мне,Что он ушел и не допил стакана…Однополчанину
Преклоните голову пред павшим…Человек же рухнул в пустоту!Захлебнувшись криком в рукопашномИли валидол держа во рту!Голову пред павшим преклоните…Он одним ударом разрубилЭти вот тонюсенькие нити…Ими он привязан к жизни был.Кем бы он ни пал, он пал героем,Тут неважно: воин или нет.Мы равно знаменами покроемСтол простой и воинский лафет.*
Отец, папаша, батяне ведал докторов,с медслужбою не ладя,был тучён и багров…В семнадцатом когда-тоон сапоги надел…С тех пор удел солдатаи был его удел.Когда, я помню, дажеон спал, то сквознякигуляли, и на стражестояли сапоги.Он был на слово краток,как истый строевик…И был в уме порядок,лихой солдатский шик!Он был такого сорта,что знал: вот — да, вот — нет,он был уверен твердо,что значит тьма и свет…Как в первый раз
Ты слишком много взял, пожалуй,С одной журнальной полосы,Ты столько книжек знаешь, малый!..…Примись-ка лучше за азы.Ты столько прочитал упрямо,Так высоко поднялся ввысь…А ты сложи-ка слово «ма-ма»,А ты за азбуку возьмись!Ты все читал, почти что спятя,Ты за томами брал тома…А ты сложи-ка слово — «дя-дя»…Дорога. Дерево. Дома…Ты все постиг на этом свете,Тебя он вовсе не потряс!..А ты смотри, как смотрят дети,Смотри, как смотрят в первый раз…Бомбей.
Полуулыбка сфинксаУже я с тайной мира свыкся,живу легко день изо дня…И потому загадка сфинксауже не мучает меня.Но видел раз, как деловитоу храма охраняла дверьизваянная из гранитато ль женщина, а то ли зверь.Я был захвачен вечной спешкой,дал мелочь продавцу газет……Но странною полуусмешкойя все «же был тогда задет.*
И я ещё задумаюсь о том,что значит правда и что значит совесть…Я не из тех,кто тягостным постомсебя терзает, в монастырь готовясь.…Мирская совесть тонкая, как нить!..И я живу, и радуюсь, и стражду.…А сложность в этом, чтоб соединитьс желаньем счастья нравственную жажду.*
Из исторических событийлишь остается смутный гам…Я вижу:вот идет Овидийпо бессарабским берегам.Где в чайной райпотребсоюзана окнах шторки парусят,его ждала, быть может, музапочти две тыщи лет назад.И, может быть, среди райцентрабродил певец «Метаморфоз»,где о поднятии процентатолкует молодой завхоз.Облокотясь на спинку стула,я взял салатик и вина…И вечность, может быть, дохнуласквозь шторки узкого окна.Гамбург
Было время, робко у порталабелый голубь брал из рук зерно……В этом мире тайного не стало!Все открыто! Все обнажено!Вот она танцует в зале голой!Рядом с нею обнаженный друг!..…Но и нынче белоснежный голубьвсё-таки клюет зерно из рук.*
Он так и остался навек чудаком.Что надо ещё для заики!!Как будто натерли лицо наждаком!..Все книги, и книги, и книги.Вот так и прошел он по свету рябымС улыбкой к растеньям и детям…А то, что той женщиной не был любим,Ну что же поделаешь с этим!..Я видел: до пятого шёл этажа,—А лестница в доме крутая! —Массивную книгу под мышкой держа,Другую упрямо листая.Чутье
Из отдаленных тайниковИнстинктаон вопит,из глыби.Без чешуи и плавниковПоэт подобен все же рыбе!Он как тот крохотный малек,А это ведь не побасенки!Что в путь поплыл — а путь далек! —В Шексну, один, из Амазонки.Он чует истину нутром!Ничто на свете не поможет!..…Но оперенная перомРука дать промаха не может.Михаил Дудин
СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ ЮГОСЛАВСКИМ ДРУЗЬЯМ
Десанке Максимович
(Надпись на книге «Требую помилования»)
Сараево с рассвета,Наверно, неспростаУшло от МагометаИ не нашло Христа.Но день не обездолен,Он солнцем обогрет.И с тенью колоколенНе спорит минарет.Играет в спину сплинуВесенняя свирель.И зеленью в долинуСпускается апрель.Легка его осанка.И в сутолоке дняЗаступница ДесанкаОсвободит меняОт сроков и зароков,Предлогов на подлог,От будущих пророковСегодняшних тревог.И тенью в день, за снамиИсчезнет не спешаПрикрытая усамиУсмешка усташа.И ты в свои тетрадиПоэзию зови,Помилованья радиПо принципуИзету Сарайличу
Излетом птиц из летаНе кончится июль.Тоска в глазах Изета,Как абсолютный нуль.В кюветах придорожныхОпавшая листва.И одинок художникПод деревом родства.Из тьмы времен, из светаИдет его стезя.И из судьбы ИзетаИзъять любовь нельзя.Под знаком зодиакаСлепая ночь черна,И каждая собакаСвоим зубам верна.Ломает смету лето,И рушится уют.И соловьи рассветаНа дереве поют.Мире Олечкович
Я окружил себя стеною,Мне не найти проход в стене.Все ниспровергнутое мноюТеперь на плечи давит мне.Несу свой груз любви и фальши,И застит зренье пелена.Иду в упор к стене, но дальшеОтодвигается стена.Мне надо выбраться из круга,Переступить проклятый круг.За гранью страха и испугаУвидеть вольной воли лугИ вдруг понять: что там не ново,Что он на замкнутый похож.В нем тот же строй, и то же слово,И так же слово точит ложь,И так же оживает слово,И дождик пестует траву.А круг смыкается, и сноваЯ страстью вырваться живу.Валентина Творогова
В ожидании самолёта
В прозрачном кубе аэровокзалаГул самолётный бился о стекло.И где-то рядом женщина сказала:— Народ собрался. Что произошло!Пусть людям любопытство их простится.Но в шумном зале, в аэропорту,Огромный беркут — сказочная птица! —Смотрел на улетающие «Ту».Как будто взял и сопоставил кто-то(Так хронику монтируют в кино)Две мудрости, два мира, два полета.И только небо было им одно.А беркут крылья вскидывал усталоИ небо к самолётам ревновал.И в неуклюжих птицах из металлаСвоих собратьев он не признавал.Косился он орлиным желтым окомНа крылья неожиданной родниИ ждал с недоуменьем и упреком:— Ну что же ты, хозяин, объясни!А тот сидел, скуластый и раскосый,И, мудро презирая суету,В ответ на восклицанья и расспросыСпокойно трубку подносил ко рту,И сквозь толпу смотрел невозмутимо,И видел все, не видя ничего,И вспоминал, прищурившись от дыма,Как сладок дым над юртою его.*
Перепутаю даты и лица,Позабуду, кто прав, кто неправ.Но опять попрошу повторитьсяХор дождей и молчание трав.Я запомнила памятью телаЖар огня и презрение льда.Я немногого в жизни хотела —Чтобы все это было всегда.Я немногого в жизни хотелаИз того, что мы вечно хотим:Чтобы время за мною летело,А не я торопилась за ним.Чтобы травы рождались весноюИ планета не ведала зла.Чтобы эта земля подо мноюНикогда из-под ног не ушла.Адыгейская песня
Был мусульманский праздник ураза.Но, вопреки старинным всем законам,Был стол накрыт. И женские глазаНад ним взошли светло и удивленно.«Спой!» — женщину просили. И онаНад скатертью, торжественной и белой,Над рюмками веселого винаВдруг что-то очень грустное запела.И голос ждал, и замирал, и звал.Не то прощал, не то просил пощады,И вдруг против чего-то восставал,И вдруг, как птица раненая, падал.И песню, что над нами восходила,Я сердцем, как могла, переводила:Ведь женщина из русского селаСлова бы те же для любви нашла.О, не стыдитесь слабости, мужчины,И глаз не прячьте, и не хмурьте лбов!Ведь нет для слез прекраснее причины.Чем женщина, поющая любовь.И до утра гостеприимный домБыл, как и мы, в прекрасной власти этой.Звучали тосты громкие потом.Достойные и горцев и поэтов.Но над столом, который весел был,Над спором без конца и без началаДалекий голос плакал и любил…А женщина сидела и молчала.Григорий Поженян
ИЗ ВОЕННЫХ ТЕТРАДЕЙ
*
На Провиантской улиценашествие гостей.На Провиантской улицецарит разбой страстей.На Бебеля и Греческойурон от тех же лиц,от их натуры певческой,не знающей границ…Весеннею локациейзасечено не зря:когда цветет акация,приходит скумбрия.И яблонька, ах, яблонька,цветет день ото дня.Быть может, эта яблонькапоследняя моя…*
Всё то, что случится, случиться должно.Тому, кто стучится, открою окно.Пестель постелю, накормлю перед сном,а будет вино, угощу и вином.А утром с порога, один так один,в дорогу, в дорогу до поздних седин,Ищи свою душу. Найдешь, не изверь.И небо, и суша, и рыба, и зверьв извечном движенье, в конечном путисвое постиженье стремятся найти.И г несообразьи, друг другу сродни,в распаде и в связи едины они.Все то, что случится, случиться должно.Как подлость ни тщится, а ей не даногулять без боязни, меняя тавро.Все ждет своей казни: и зло и добро.Но разве не стоят зее зимы — весны!Не тонут, не тонут, не тонут слоны.А дети все слышат. И я в их строю,кэк голый жираф, на пригорке стою.Эвакуация
Две девочки едут из домазимою в чужие дома.Как сумрачна и незнакома,наверное, эта зима.И вроде бы март на исходеи смутная даль впереди.Две девочки жмутся в проходе,ладошки прижавши к груди.Две девочки едут далеко,легко их везут поезда.Зачем они едут до срока!К чему они едут туда!Ужели не страшно, не жесткоот душной чужой новизны!На детских ещё перекресткахне детской уже крутизны.Неужто не вскрикнется: «Мама» —и не примерещится: «Жду!»Бредет переимчивость мартанад морем по вялому льду.И только за дальнею мелью,не кажущейся глубинедве юные чайки сиделииг жесткой, соленой солне.*
Все засыпанные колодцыи умолкнувшие колокольни,утешительные заездыи временные аэродромы.Все простреленные апрелии признания после смерти.Все завалы, заносы, заторы,все заборы, загоны, заслоны.Занавешенные до сроказеркала в домах у поэтов.Птицы, ловленные на птицу,рыбы, пойманные на рыбу,звери, затравленные зверем,людьми замучённые люди —вдруг смешалось в одном виденье,уместившись на дне воронки,и осыпалось теплым пепломна траву в середине марта.В накидке из розового органди,умытая пальмовым мылом,с тополиною веткой зеленойявилась мне нынче надежда.*
Министр семи правительств Талейранне мог бы умереть на баррикаде,под пулей, на кресте или г засадена минном поле от открытых ран.Он, старый коршун, умирал в гнезде.и клюв его из сенмарсельской ко;кн,его двойные веки были схожис тем чучелом, что сохло на геозде.Он умирал, чтобы воскреснуть вновьв иных веках в его бессмертных масках.…А мы — солдаты, шли в зеленых касках,в раздумье хмуря выцветшую бровь,на крест, пед пуги или на таран.И в том пути никто не задержался,чтоб больше никогда не возрождалсяминистр семи правительств Талейран.