– Эй, ты, – окликнул его Римо.
– О-о-ох, – последовал новый стон. Мужчине было далеко за сорок, и лицо его носило следы борьбы с юношескими прыщами. Прыщи явно победили.
– Ты скоро умрешь, – сказал ему Римо.
– О, господи, нет, только не смерть!
– Твой приятель стрелял в Уиллоуби? В Освальда Уиллоуби?
– Его звали так?
– Да. Кто вас послал? Мне нужен врач…
– Слишком поздно. Не бери с собой грех на тот свет, – сказал Римо.
– Я не хочу умирать.
– Ты хочешь умереть без покаяния? Кто вас послал?
– Конкретно никто. Обычное заказное убийство. За пять штук. Нам сказали – дело легкое.
– Где вы получили деньги?
– Джо получил. В биллиардной "У Пита".
– Где она находится?
– В Ист-Сент-Луисе… Я был на мели… очень нуждался в деньгах…
Только что потерял работу, и нигде меня не брали.
– Где находится биллиардная?
– Рядом с Дукал-стрит.
– Ничего себе.
– Биллиардную "У Пита" все знают.
– Кто дал вам деньги?
– Пит.
– Что-то мало от тебя помощи. Какой-то Пит из биллиардной "У Пита" в Ист-Сент-Луисе.
– Да. Позовите священника. Пожалуйста! Любого…
– Полежи пока здесь, – сказал Римо.
– Я умираю… Я умираю. Плечо меня доконает…
Римо осмотрел белый домик. Дверь оказалась незапертой, лишь плотно прикрытой. У убийцы хватило ума не оставлять ее настежь, так что труп, вероятно, не обнаружили бы, пока он не начал разлагаться.
"Уиллоуби, наверное, получил пулю в постели", – подумал Римо, входя в дом. Но потом увидел включенный телевизор с приглушенным звуком и немого интервьюера, задававшего неслышные вопросы и получавшего неслышные ответы.
Римо понял, что Уиллоуби провел эту ночь здесь, в гостиной. Свою последнюю ночь.
В комнате стоял спертый запах виски. Уиллоуби лежал на диване, за дверью. На торце заляпанного стола перед ним была открытая бутылка "Сигрэм севен" и остаток "Милки уэй". Кожа на виске Уиллоуби была обожжена выстрелом в упор. Разлетевшийся мозг запятнал высокую спинку дивана. Зазвонил телефон.
Он стоял под диваном. Римо взял трубку.
– Да-а, – ответил он, поднимая аппарат и устанавливая его на животе убитого.
– Алло, дорогой, – раздался в трубке женский голос. – Я знаю, что мне нельзя звонить тебе, но засорился мусоропровод. Оззи, он не работает со вчерашнего обеда. Я понимаю, что мне нельзя тебе звонить… но ведь придется звать мастера, да? Ладно, я его вызову… Это все цветная капуста, она забила мусоропровод. А мы ее даже не ели. Это ты любишь цветную капусту. Не знаю, почему она тебе нравится… Еще я не знаю, почему они велели тебе не давать мне номер твоего телефона. Ну, кому может повредить, что я несколько раз позвонила сюда? Ведь правильно? Кому это повредило? Оззи… ты слушаешь?
Римо хотел было ответить женщине, но пришлось бы врать, и он нажал кнопку, прекращая разговор. Трубка так и осталась снятой и издавала бесполезный непрерывный гудок.
Что он мог сказать женщине? Что ее телефонные звонки разрушили единственную защиту Уиллоуби – тайну его местонахождения? Ей и так предстояло испытать достаточно горя. К тому времени, когда гудок сменился визгливым звуком, оповещающим о неисправности телефона, Римо уже обнаружил в кухне толстую кипу бумаг. Они находились в старой коробке из-под облигаций компании "Итон Коррэсэбл". На первом листе был заголовок "Показания Освальда Уиллоуби".
Римо взял коробку с собой. Снаружи водитель розовой автомашины уже понял, что у него всего-навсего сломана кость. Он стоял, прислонившись к крылу разбитого автомобиля, зажимая здоровой рукой поврежденное плечо.
– Эй ты, оказывается, я вовсе и не при смерти. Ты, парень, мне наврал.
Гнусно наврал.
– Нет, не наврал, – сказал Римо и мгновенным движением правой руки, настолько неуловимым, что, казалось, рука вообще не двинулась с места, выбросил вперед указательный палец, пробив им череп человека. Его голова резко откинулась назад, будто от удара сорвавшейся с подъемного крана чугунной бабы. Ноги его взлетели выше головы, и он молча и бесповоротно рухнул в пыль. И даже не дернулся.
Чиун, констатировав про себя, что, при всем желании, ему не к чему придраться, так как Римо выполнил прием безукоризненно, снова занялся своими сундуками. Они не пострадали. Но ведь могли и пострадать! Поэтому он не преминул указать своему ученику, что подобная небрежность при вождении автомобиля совершенно недопустима.
– Нам нужно поскорее выбраться отсюда, а твои сундуки, папочка, связывают нам руки. Может, я займусь этим делом один? – сказал Римо.
– Теперь мы равноправные партнеры. Я не только руковожу твоими тренировками, но и по приказу императора Смита выполняю вместе с тобой его задание. Я нахожусь в совершенно одинаковом с тобой положении. Мое мнение имеет такой же вес, как и твое. Моя ответственность равна твоей. Поэтому ты больше не можешь сказать мне: "Отправляйся домой. Мастер Синанджу, я справлюсь с тем или с этим один". Теперь всегда только "мы". Мы сделаем это, или мы не сделаем этого. Только "мы", и никогда больше "я" или "ты". Никаких "ты". Мы.
– Уиллоуби – человек, которого мы должны были уберечь от смерти, – сказал Римо.
– Ты потерпел неудачу, – сказал Чиун.
– Но зато в этой коробке важнейшие улики, – сказал Римо.
– Мы сумели сохранить улики. Это хорошо.
– Но не так хорошо, как живой Уиллоуби.
– Увы, ты не безупречен.
– Зато мы ухватили ниточку, которая, быть может, выведет к источнику всех неприятностей.