Виктор хотел было что-то возразить, но лишь с досадой вздохнул - подобного рода споры повторялись изо дня в день, все доводы были многократно высказаны, а словам Виктор предпочитал дела. C делами же все обстояло далеко не лучшим образом.
A Длиннорукий, известный своею многоречивостью, никак не мог успокоиться:
- Опять же насчет боярина Василия. Что бы вы ни говорили, Ваше Высочество, а это, судя по всему, тот самый боярин Василий, что вкупе со злодеями Беовульфом и Гренделем загубил нашего благодетеля и отца родного князя Григория, и если это так, то его ждет справедливый народный суд в Белой Пуще!
Виктор не выдержал:
- Господин Длиннорукий, позвольте вам напомнить, что боярин Василий полномочный посланник царя Дормидонта, ссориться с которым в мои намерения отнюдь не входит. - И, не давая князю себя перебить, продолжал: - К тому же в вашей Белой Пуще обретается некто Херклафф, которого в Новой Ютландии ждет справедливый суд за съедение трех человек вот в этом самом замке. Так что давайте не будем!
Длиннорукий собрался уже что-то ответить, но тут в трапезную влетел Петрович. Вид у него был совершенно обескураженный.
- Ну, и где же наши гости? - спросил Виктор.
- Нету, - выдохнул Соловей. - Сбегли.
Виктор резко вскочил с места:
- Что-о?
- Да вот, изволите ли видеть, - залопотал Петрович, - захожу это я в темницу, а там стражники лежат связанные, а тех двоих будто и след простыл. Говорят, налетели на них какие-то лиходеи, даже опомниться не дали...
Виктор, как подкошенный, упал на стул.
- У меня создается такое впечатление, что вы совершенно сознательно мне вредите, - с тихой яростью заговорил он, обращаясь к Длиннорукому. - Если вы уж задержали посланников, о чем вас никто не просил, так хотя бы сторожили их как положено. - И Виктор смерил князя таким взором, что тот почел за лучшее пререканий не продолжать.
- Слизняки, - презрительно бросила Анна Сергеевна. - Отдали бы мне этого боярина, уж я бы его...
- И вы туда же, - обреченно вздохнул Виктор. - Расскажите лучше, что слышно в Белой Пуще? Ведь вы, как я понял, только вчера оттуда.
- Проездом, - высокомерно кивнула Анна Сергеевна. - Из... Впрочем, это не имеет значения.
- Ну и как там? - с надеждой спросил Виктор. - Что говорят барон Альберт, воевода Селифан?
- Отморозки, - процедила госпожа Глухарева. - Ни бе ни ме, ни да ни нет. Вурдалаки называются! Моя бы воля...
- Значит, помогать нам они отказываются? - прервал Виктор злобствования Анны Сергеевны.
- Нет, не отказываются, - прошипела та, - но и ни черта не делают. У них там свои проблемы, а на вас им начхать. - Последнее словечко она произнесла с особым удовольствием. - Но я сегодня же снова отправлюсь в Белую Пущу и поговорю с ними по-настоящему!
- На вас вся надежда, - рассеянно промолвил Виктор. И, оборотившись к слуге, велел: - Теофил, уберите вино.
- Слушаюсь! - Старый слуга подошел к столу и, брезгливо поморщившись, ловко выхватил кувшин прямо из-под носа Петровича. Но тот уже успел налить себе пол кубка. Одним махом влив в себя вино, экс-разбойник схватил два столовых ножа и, вжикнув их один об другой, выкрикнул:
- Всех перережу! Хамы! Коты подзаборные! Враги трудового народа!
Длиннорукий вскочил из-за стола и, схватив Петровича за шиворот, вместе с ним выбежал из трапезной. Правда, по дороге бывший Грозный Атаман еще успел опрокинуть пару стульев.
- Придурки! - бросила им вслед Анна Сергеевна. - Путчисты засраные.
- Хоть бы вы, господин Каширский, излечили его от пьянства, - сказал Виктор соседу Анны Сергеевны, - а то ведь смотреть противно. И к тому же всякий день одно и то же.
Господин Каширский словно того и ждал, что к нему обратятся.
- Моя специализация тяготеет преимущественно к хроническим алкоголикам, однако в данном случае явление носит скорее благоприобретенный характер, еще не перешедший в хроническую стадию, - заговорил он приятным низким голосом, - и для его ликвидации необходимо изолировать пациента от источника алкогольной интоксикации, иначе говоря, держать вино от него подальше.
- A, ну ясно, - кивнул Виктор, из всей заумной речи толком понявший лишь последние слова. - Расскажите, как у вас идут дела с господами поэтами.
- Случай также весьма запущенный, - охотно ответил Каширский, - но мы не теряем оптимизма. Излечить от поэзии будет, пожалуй, посложнее, чем от пьянства, однако мои психотерапевтические установки в комплексе с сеансами трудотерапии в лице копания мелиоративных канав уже начали давать некоторые позитивные перемены в состоянии пациентов...
- Ваше Высочество, вы позволите убирать со стола? - бесцеремонно перебил Теофил мудрствования Каширского.
- Убирайте, - откликнулся Виктор. - Да, так я вас слушаю.
- Ну вот, стало быть, - чуть обиженно продолжал Каширский, - установив, что радикальные меры могут привести к негативным последствиям, я решил применить метод исцеления подобного подобным и использовать минимальную, но ударную дозу поэзии для борьбы с нею же.
- То есть? - заинтересовался Виктор.
- Я дал одному из пациентов установку написать стихотворение, зовущее к перевыполнению плана по копанию канав. И вот что получилось. - Каширский извлек из кармана пиджака мятый листок и торжественно зачитал:
- Мы принца Виктора решенья
Скорее в дело воплотим,
И для болотоосушенья
Свои мы силы посвятим!
Анна Сергеевна откровенно фыркнула, Каширский немного обиделся:
- Между прочим, после коллективного прослушивания этих стихов наши поэты повысили производительность труда на семь процентов!
- Все это, конечно, очень хорошо, - заметил Виктор, - только стоит ли в стихах упоминать мое имя? Нескромно как-то. Тем более что начало делу осушения болот положил еще мой пращур, королевич Георг...
- Переделаем! - оптимистично воскликнул Каширский. - "Георга славные решенья..."
Но тут Теофил вновь некстати перебил Каширского:
- Ваше Высочество, тут вас дожидается наш главный болотничий. Сказать ему, чтоб еще подождал?
- Нет-нет, - вскочил Виктор. - Извините, господа, что оставляю вас дела... Но я уверен - не пройдет и двух десятилетий, как главному болотничьему придется переучиваться в главного лесничего! - И уже в дверях тихо добавил: - Иначе не стоило и начинать...
- Как вы думаете, что он хотел сказать? - недоуменно пожал плечами Каширский, когда они вдвоем с Анной Сергеевной остались за столом.
- Реформатор хренов, - презрительно хмыкнула госпожа Глухарева.
***