- Вот она, интеллигенция российская: даже в тюремной камере раздоры! А главное - из-за чего?
- Я сказал: мелкая сошка, имея в виду наш удельный вес в качестве преступников. А что касается всего остального, то что ж... возможно, среди нас имеются и будущие академики, и выдающиеся зодчие, и великие ораторы... Вы, Притула, несомненно будете вторым Плевако.
- Не стремлюсь к этому! - надменно сказал Притула-Холковский.
- Ах, да! Ведь вы, конечно, намерены стать политическим деятелем!
Подошел еще один заключенный, всклокоченный, небритый, вида чрезвычайно угрюмого.
- Устроим кордебалет? - предложил он мрачно.
- Сколько можно! Ведь только вчера устраивали. - Староста обернулся к Шумову: - Мы здесь практикуем кордебалет на юридической основе. Никому из нас не предъявлено никакого обвинения. Ссылаясь на законы, мы начинаем требовать вызова прокурора, а так как действуем преимущественно ногами, то это развлечение получило у нас название кордебалета.
- Устроим? - снова спросил мрачный студент.
Не дожидаясь ответа, он подошел к дверям камеры и изо всей силы застучал в нее каблуком.
- А ну, разом! - крикнул голубоглазый здоровяк и забарабанил в дверь кулаками.
В дверном "глазке" что-то мелькнуло.
- Прокурора! Требуем прокурора!!! - завопили все хором.
Грише представилось: вот откроется тяжелая дверь, ворвутся тюремщики, начнется расправа; всех их бросят в сырой, темный карцер...
Но время шло, студенты продолжали неистовствовать - и никто не появлялся.
Наконец зазвенели за дверью ключи, щелкнул замок, и в камеру в сопровождении надзирателя вошел человек в черном мундире с узкими погонами штабс-капитана. Это, как оказалось, был помощник начальника тюрьмы; нервно поглаживая рыжеватую бородку, точь-в-точь такую же, как на портретах Николая Второго, он спросил ровным, тусклым голосом:
- Какие имеются претензии?
Староста вышел вперед и заявил:
- Мы требуем немедленного вызова прокурора. Который уже день нам не предъявляют обвинения! Возмутительно!
- Кроме того, мы требуем доставлять нам почту. Мы желаем читать газеты!
- Да, да! - словно вспомнив о чем-то, крикнул кто-то. - А передачи? Не может быть, чтобы родные не пытались передать нам хоть что-нибудь съестное.
- Правильно! Мы не хотим есть вашу бурду и, поскольку мы не можем считаться заключенными, раз нам не предъявлено обвинения, требуем улучшения рациона!
Помощник начальника тюрьмы, выслушав все возгласы, сказал тем же тусклым голосом:
- Будет доложено, - и, повернувшись на каблуках, вышел.
- Чего же мы добились? - спросил Притула. - Подобные обещания никого ни к чему не обязывают.
- С тюремщиками надо разговаривать другим языком! - решительно сказал мрачный студент. - А мы развели юридическую канитель: "Ах, предъявите нам обвинение..." Лучше бы "Варшавянку" спели им прямо в лицо!
- Ну, и раздражать без нужды тюремных служителей незачем, - возразил Притула.
- "Тюремных служителей"! Терминология-то какова! Пригляделся я к вам, коллега: книжный вы червяк. У вас и революция-то, вероятно, выглядит по-книжному.
- А у вас она как выглядит?
- Началась обычная обедня! - с досадой махнул рукой староста. Бросили бы вы наконец эти стычки... Напоминаю камере: в пять часов будет прочитан реферат о принципах анархо-синдикализма в Италии.
Споры продолжались с утра до ночи. Попытки старосты водворить спокойствие хотя бы часа на два - для чтения книг - не приводили ни к чему.
Тишину вдруг прерывал чей-нибудь голос:
- Эврика? В день моего ареста по городу было вывешено обращение командующего округом генерала Хабалова к населению. Мы - население! Категорически потребуем, чтобы нам прочли его обращение. Из него мы кое-что выудим.
- Пусть нам дадут хотя бы "Новое время". Газета правительственная, не имеют права лишать нас возможности читать...
- Черносотенную газету!
- Да, да! И из черносотенного листка можно почерпнуть, если читать умеючи, некоторые сведения о положении в Петрограде.
- А что ж... Это идея. Устроим кордебалет!
Но "кордебалета" устроить не успели. Открылась дверь, и все тот же надзиратель ввел в камеру нового арестованного. Это был Семен Шахно!
- На Невском стреляют! - не здороваясь ни с кем, воскликнул он не то восторженно, не то испуганно.
Надзиратель еще не успел уйти и произнес привычное:
- Не разрешается.
- Хабалов подписал приказ, - продолжал Шахно, - при скоплении публики применять оружие!
- Значит, началось! Господа! - крикнул мрачный студент. - Началось!
- Шуметь не положено, - сказал надзиратель и ушел.
Шахно обвел тревожным взглядом всю камеру, увидел Шумова, слабо кивнул ему головой и закончил:
- Арестованы все, кто был на заметке у полиции. Решительно все, до одного. Революция обезглавлена.
- Эй вы, как вас там? Пифия! - покраснев от гнева, воскликнул студент-здоровяк. - Что вы там вешаете?
- Меня зовут Шахно. Семен Шахно.
- Не считаете ли вы себя, Семен Шахно, главой революции?
- Нет. Этого я не считаю.