– Оззи. Может, мне придется пообещать ему молчание. Розовое лицо Сэма порозовело еще больше.
– Ты... – загремел было он. Затем достал спичку, чиркнул ею об стол и сделал мощную затяжку. Его карие глаза уставились на меня сквозь завесу удушливого дыма. – Катись-ка ты отсюда, – затем ласково добавил:
– Не будете ли вы так любезны заглянуть как-нибудь сюда, сэр? Шутки ради?
– Кончай, старик! Конечно, я загляну. Шутки ради. Я поднялся, когда Сэм сказал:
– Но сначала, Шелл, напиши это чертово заявление о преступлении. Я хочу иметь его в деле на случай, если тебя пришьют.
Я усмехнулся и вышел. В комнате напротив я продиктовал заявление о том, как утром Оззи пугал пистолетом прелестную маленькую девочку. Когда я вернулся в коридор, из кабинета Сэма вышел лейтенант Ролинс.
– Поехали, Шелл, – сказал он радостно. – Я всю жизнь мечтал об этаком задании – отвезти тебя в тюрьму.
Ролинс довез меня в полицейской машине до Линкольн-Хейтс. Тюремщик привел Оззи из камеры. Я отдал Ролинсу свой револьвер и прошел с Оззи в комнату для допросов. Ролинс остался снаружи, сказав напоследок:
– Узнай-ка у него, кто придет первым в шестом заезде в Голливуде.
– Обязательно, – ответил я ему, последовал за Оззи, и шуткам уже не осталось места.
Мы сели на жесткие деревянные стулья по разные стороны соснового стола, и Оззи спросил:
– Че надо?
– Небольшой разговор, Оззи. Хочу получить от тебя информацию.
Я понимал, что не могу его отвалтузить, да и вряд ли бы это дало что-нибудь. Поэтому я взялся за дело с другой стороны.
– Оззи, ты не пожелал говорить сегодня утром. Но если ты хочешь сделать хоть один удачный ход в своей жизни, выкладывай все, всю правду. Я и так знаю почти все.
Он ощерился и продолжил игру в молчанку. Он, видимо, думал, что я его обманываю.
– Ну хорошо, – сказал я. – Послушай. Первое: Сэйдер послал тебя с напарником убить меня. Да, да, Марти Сэйдер из “Подвала” на Седьмой улице. Я только что беседовал с ним...
У него отвалилась челюсть, и я вдруг понял, почему он не мог говорить до сих пор. Если бы он проболтался, что Марти послал его за мной, это означало бы, что он был замешан в ночном убийстве. Возможно, он был одним из двух парней, которые выволокли Лобо из клуба после его закрытия.
Я продолжил:
– Это знаю только я, Оззи, и никто больше. И раз уж я это знаю, ты мог бы просветить меня насчет остального.
Он продолжал щериться и молчать. Так длилось минут пять. Он не раскрывал рта, и в конце концов я решил пойти на сделку.
– Хорошо, Оззи. У меня есть предложение. Ты и так уже в большой беде. Сегодня утром ты, уголовник, угрожал мне оружием. Иметь оружие – само по себе преступление в твоем случае. Так что на тебе уже висит обвинение в обладании смертоносным оружием. Но ты увязнешь еще глубже, если я буду настаивать на обвинении в вооруженном нападении. При предъявлении обвинения через пару дней, что бы ты ни привел в свое оправдание, ты пропал. Особенно если я буду настаивать на своем обвинении. Слушай хорошенько: ты расскажешь мне все, и я сниму обвинение в угрозе оружием. Ничего из сказанного тобой я не передам копам. Ты окажешься в лучшем положении, чем сейчас.
Он покосился на меня, раскрыл и тут же закрыл рот. Покачав головой, он сказал:
– Не знаю, что это мне даст.
– Ты избавишься от моих показаний о том, что произошло у меня в конторе. Это уже кое-что. Это уже облегчит твою участь.
– Я тут долго не пробуду. – Однако его усмешка не была очень уж уверенной. Я рассмеялся ему в лицо:
– Имей в виду, я не выболтаю ничего. Может быть, ты слышал обо мне, Оззи. Когда я иду на сделку, я не нарушаю ее, даже если мне это колом выходит. Бог знает, как мне не хочется идти ни на какую сделку с тобой. Но, если мы ее заключим, я буду ее придерживаться.
– А что за сделка?
– Я не настаиваю на обвинениях и не рассказываю копам ничего из того, что ты мне скажешь. Это значит, что я подставлю свою шею, если утаю что-то. Но таков уговор. Не забывай, что я и так знаю много: о Сэйдере, о тебе, о Лобо и т.д.
Он пососал верхнюю губу:
– Чего же ты хочешь?
– Только подтверждения. Я знаю, что ты... Впрочем, забудем о том, что кто-то стрелял в меня. Я знаю, что ты и твой дружок – такой высокий, худой – были посланы за мной. А что дальше? Вы должны были отвезти меня к Сэйдеру или просто кокнуть?
– Никаких обвинений?
– Это точно. Это все, что я обещаю. Никаких обвинений и никаких сведений никому. Все остальное, в том числе то, что выбьют из тебя копы, – не моя забота. Я – частный детектив а это практически то же самое, что и любой гражданин. У меня нет особого веса в полиции или где бы там ни было еще. Ты сейчас стоишь поперек горла властям, и заместитель окружного прокурора может сам выдвинуть обвинение против тебя. И он это сделает. Но ты сделал бы большую глупость, если бы не воспользовался любой возможностью, которая тебе представится. В том числе и той, что я тебе предлагаю.
Он снова пососал губу и кивнул:
– Какого черта? Дело, скажем, было так. – Он скосил глаза и сморщил свой узкий лоб – это означало, что он думает. – Предположим, я и мой друг должны были тебя “прокатить” в один конец. Так, чтобы ты исчез.
Он сделал паузу и взглянул на меня. Я кивнул, и он продолжил:
– И все были бы довольны. Вот и все, что я об этом знаю. Я даже не должен был, предположим, видеться с Сэйдером.
– Понятно. Предположим это. А дальше что? Может быть, ты отправился бы к Сэйдеру.;
Он вздохнул:
– Я бы позвонил. Я бы вовсе не увиделся с Сэйдером. Я даже не знаю, что это его интересует.
– Позвонил бы куда?
Он усердно пососал губу и вытер рот своей маленькой рукой. Затем почесал плечо, не глядя на меня. Наконец он выговорил:
– Голливуд 32-27.
– Это телефон Сэйдера?
– Я не знаю.
– Что ты должен был сказать? Он тревожно поежился, не отвечая. Я резко потребовал:
– Давай колись, Оззи. Говори все до конца. Он вздохнул:
– Я должен был сказать: “Я доставил цветы”.