Впоследствии Лизавета и Елена явили себя Катиными сестрами не только по крови, но и по духу. Чем к ним свататься, уж лучше татар воевать в азиатских степях - так полагали многие бояре.
Недаром столь желанным было в хорловском кремле рождение царевича.
- Что молчишь, сынок? - Царь откинулся на высокую спинку трона и забарабанил пальцами по орлиным головам, украшавшим подлокотники.
- Не знаю, батюшка, что и сказать.
- То-то. Не ищи, Ванюша, бед на свою голову, не то голове и с плеч недолго слететь. Ныне головы наши в цене - кто на них только не рыпается! И Киев, и Новгород, и татары, и рыцари тевтонские.
- Не тревожься, отец, уж невесту я себе как-нибудь найду. Царь невесело усмехнулся в бороду:
- Найти - полдела. Надобно еще удержать ее.
Глава вторая. О ТОМ, КАК ЦАРЕВНЫ НАШЛИ СЕБЕ ЖЕНИХОВ ПО СЕРДЦУ.
Дни летят за днями, часы за часами, вот уж лето минуло, попадали с дерев листья в саду, устлали землю пурпурно-золотым ковром.
После свадьбы старшей сестрицы царевны Лизавета и Елена что ни день в сад идут гулять. Вдруг да и к ним слетит суженый-ряженый с высот небесных. Но катится время невозвратное, а женихов нет как нет. Стали царевны задумываться: может, не ловить журавля в небе, выйти за княжеского иль хоть за боярского сына. По крайности, митрополит Левон перестанет коситься на дочерей царевых да осенять себя всякий раз крестным знамением.
Клонилось солнце к закату, холодать стало. Елена в терем пошла, а Лизавета все мешкает, ворошит сапожками жухлую листву. Чу, шаги близехонько!.. Вскинулась царевна, зарделася, но, увидав брата, опять понурилась.
- Гляди-кося, как сестрица моя умеет людей привечать!
А царевна и ответом его не удостоила. Гуляют, в молчанку играют, лишь осенняя листва, ровно пергамент, под ногами хрустит. Наконец Иван и говорит:
- Холодает, однако. Пар изо рта идет. Шла бы в терем, Лизанька, не ровен час, простудишься.
Молчит царевна, слова клещами не вытянешь, а вытянешь - сам не рад будешь. Вздохнул царевич: как ни строптива, а жаль ее, мается девка понапрасну.
- Ступай, сестрица, вишь, на небе ни облачка. Едва ль по такой погоде Чародеев сын покажется. А ты, поди, озябла, ночи-то холодные стали.
- Сам и ступай! - буркнула Лизавета.
- Ах ты, непочетница! - осердился Иван.- Не пойдешь добром, поволоку силой.
- А в пруду искупаться не желаешь?
Купаньем в пруду нередко пугают сестрицы Ивана, а иной раз и выполнят свою угрозу. Но прежде очи у них озорно блестели, а ныне все больше исподлобья смотрят, ровно точит их изнутри какая хворь. Но вдруг скользнула Лизавета взглядом через плечо Ивана и встрепенулась враз.
- Ни облачка, говоришь?..
Насторожился царевич, оборачивается: глядь, по закатному небу лоскут летит, не на облако похожий, а скорей на сумеречного нетопыря, только нетопырь тот в остатних лучах бронзою посверкивает, громом грохочет.
- Видать, и ты дождалась того, о чем и не заикалась вслух. Лиза смущенно улыбнулась.
- Зря, что ль, на бабкиных сказках выросли?
А из облака уж молнии сыплются, и гром ураганом ревет. Испугалась Лизавета, зябко плечами повела, и прочел Иван в мыслях ее древнюю мудрость житейскую: "Не проси чуда, как бы не пожалеть потом".
Да и ему, признаться, не по себе стало. С тех пор как объявился в Хорлове Финист Ясный Сокол, разом стерлися границы привычного мира. А что этот новый мир сулит - никому не ведомо, добро бы только превращенье птицы в молодца.
Правда, нынче Иван - как чувствовал - вооружился получше, чем в прошлый раз. У пояса шашка висит, это тебе не охотничий нож. Хоть нет в ней увесистости славного русского меча, однако гвардии капитан Акимов жалует такое оружие, подчас предпочитая его всем прочим.
Лизавета вздрогнула, услыхав в воздухе свист стального клинка. С шашкой в руке младший брат разом стал взрослее, серьезнее. Гляди-ка, усмехнулась царевна, очи-то сверкают, ровно тот клинок. Пожалуй что, с Ванюшей шутки плохи.
- Ступай в дом!
Сказал как отрезал. Такой приказной голос никакого царя не опозорит. Во всяком случае, Лиза и не подумала ослушаться - тотчас взошла в палаты и кликнула стражу.
А Иван глаз не сводил с подлетающего облака. Хорошо хоть, сестру отослал, негоже ей показывать, что на душе у него творится. Ежели Сокол к дереву да камню почтенья не поимел, едва ли стальной клинок станет преградой новому чародею. Иван трижды перекрестился, ком в горле сглотнул и тотчас услышал, как бряцают оружием гвардейцы Акимова, выходя из палат и строясь в боевом порядке. Сердце с бешеной быстротою отсчитывало секунды.
Пучок молний сорвался с облака - не бело-голубых, для летних гроз привычных, а почти что красных, цвета раскаленной меди. Гром крепчал, летя на крылах ветра. Иван-царевич ухватился обеими руками за шашку и, расставив пошире ноги, чтоб не сдуло, приготовился к худшему.
И недаром. Ветвистое копье молнии вырвалось из самой сердцевины облака, пролетело над головой царевича, ударило в крышу терема да рассыпалось искрами. Двери распахнулись, в освещенном проеме возникли черные тени стражников. Усмехнулся Иван. Куда им со своими шашками против этакой силищи!.. Убрав оружие в ножны, он последовал за сестрою.
Как и в прошлый раз, крыша раскололась надвое, но обломков на полу не видать, только листьев намело ветром. А посреди горницы огненный столп бушует - горит, да не палит. И в вихре том узрели все, онемев, медноперого орла.
Грянулся орел оземь, и случилось диво дивное, хотя уже виданное: огонь потух, а птица оборотилась добрым молодцом в красном кафтане, да с золотым шитьем, да с опушкою из орлиных перьев.
Уставился молодец на Лизавету светло-карими очами, а та его приветила, как после долгой разлуки. Стоя в толпе гвардейцев, подал Иван знак послать немедля за царем, а сам кашлянул негромко, привлекая внимание к своей особе. Князь-орел (он еще и слова не вымолвил, а уж всем ясно, что князь) едва заметно Лизе кивнул, как бы говоря: "Погоди, душа моя!" - и низко поклонился царевичу.
- Будь здоров, Иван-царевич, на множество лет. Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом. Хочу сестрицу твою, царевну Лизавету, посватать.
Иван поклонился в ответ.
- На то ее воля, сударь, не моя. Да и с отцом объясниться надобно.
- Объяснимся, как не объясниться,- раздался голос из дверей в царские покои.- Но прежде, мил человек, назови свое имя-званье.
Молодец отвесил поклон царю хорловскому.
- Василий Чародеевич меня кличут, Орлом прозывают, а званье - князь Широких Степей. Не отдадите ль за меня, Ваше Величество, среднюю дочь вашу?
- Ну что ж, князь Широких Степей, коли люб ты Лизаньке, так я ее не неволю.
У царевны от робости язык отнялся. Да и к чему слова? Подала она руку князю, и надел он ей на безымянный палец кольцо обручальное, с мизинца своего снятое.
- Не в обиду будь сказано, царская милость,- продолжал Орел,- выкуп за невесту уже в сундуках ваших.
Не успел царь и глазом моргнуть, как прибежал посыльный. Хоть и запыхался, а лицо сияет.
- Царь-надежа! В сундуках еще злата прибавилось! Двадцать пудовых слитков!
И едва он это вымолвил, крыша сошлась без шуму и пыли и стала опять как новая.
- Довольно ли? - спросил князь Широких Степей. Царь Александр чуток помедлил для пущей важности.